Он не хочет вводить Яана в соблазн. Тайная торговля спиртом — как игра в карты на деньги. Выигрываешь, выигрываешь, и все время ставки идут в банк. Но в один из хмурых дней судьба поворачивается к тебе задом, твоему сопернику везет, и — ты теряешь всё. Пусть же последний удар не успеет обрушиться на тебя, последний банк не взят, надо суметь вовремя выйти из игры. У него, курчавого, сейчас наступила эта минута. Семья в Раквере, жена ждет ребенка. Уже все собрано, он потихоньку начнет такое дело, в котором не надо будет бояться провала. А у Яана жизнь еще впереди, терять нечего. Не заменит ли Яан его, не станет ли мотористом на сто пятидесяти сильном?
— А с капитаном договорено? Вдруг не допустит? У меня нет бумаг.
— Договоритесь. Когда приступишь, будут и бумаги.
— Почему же именно я?
— Да, конечно, нашлись бы и другие. Все это больше питухи и не так близко живут. А яхту надо за день-другой подготовить к броску.
И так-то вот Яан становится добытчиком спирта — из- за сто пятидесяти сильного мотора, жажды приключений и погони за деньгами на боттенгарны.
Да еще из-за тех удовольствий и удобств, которые приносят деньги.
Если раньше Яан отсчитывал Паулю по центу, теперь он сует ему в руку по десятку крон. Если раньше Яан сам зимой заготовлял дрова в Сутруском лесу и привозил их на старой Белянке в город, теперь он покупает на рынке целую сажень березовых поленьев и велит продавцу уложить их в штабель на тесном дворе Лийзы. Раньше он сам про давал масло по килограмму на базаре, теперь же ходит в самую шикарную на Курессааре 1 продуктовую лавку и покупает там для брата и масло, и сахар, муку тонкого помола — и его не пугают цены. И хотя ученикам запрещено ходить в ресторан, он проникает с братом в «Чайку»,
1 Самый большой город на острове Сааремаа.
велит оберу накрыть стол в кабинете (чтобы Пауля никто не заметил) и раздает мелочь, будто он какой-нибудь заморский богач.
— Болтаешь черт знает что. Погляди, как живут бедняки.
— Бедняк! Разве беднякам нужно два раза в год ходить на осмотр к врачам?! Хей, обер, двести коньяку!
Поколебавшись, обер наполняет и рюмку Пауля.
— Ваше здоровье!— говорит Яан и поднимает рюмку, но он не принуждает пить брата.— Ну, как твое здоровье?
— Как? Если б у меня что-нибудь... кто же держал бы меня в гимназии?
— Эх, да я не это спрашиваю. Ерунда! Я спрашиваю... тебе ведь тоже пора на конфирмацию. В этом возрасте во сне уже «ангелов» видят.
Пауль догадывается, куда метит брат. Он уже видел во сне «ангелов». Он об этих вещах читал в книгах, но откровенно ни с кем еще до сих пор не говорил.
— Иногда вижу. Ты тоже?
— Раньше было. Теперь я наяву могу видеть.
— Наяву?
— Конечно.
— Но у тебя же нет жены.
Яан хохочет.
— Всюду полно женщин, зачем мне жена!
— Значит, ты ходишь к чужим женам?!
Яан наполняет вторую рюмку и выпивает.
— В гимназии ты, правда, научился всяким алгебрам, но в алгебре жизни ты еще младенец. Зачем ходить к чужим законным женам! Есть же и такие бабы, которые для всех...
— За деньги?
— Кто за деньги, кто за шелковый платок, а кто еще и платит, если ты ей по нраву пришелся.
— Можно заразиться.
— Для этого в аптеке есть всякие средства. А какая и сама показывает свидетельство от доктора, что она не больна.
— Все-таки страшно. Если она не больна, сам можешь свою болезнь ей передать.
— Какую?
— Но ведь срок, когда она еще незаметна, не прошел.
— Дурень. Значит, полжизни ты собираешься монахом жить? Вот это и влияет на здоровье, это неестественно.
— Нансен на своем «Фраме» три года подряд не был дома, хотел попасть на Северный полюс, но ничто не испортило его здоровье. А были бы с ним женщины, тогда бы испортил. Амундсен отправился на Южный полюс...
— Может быть, и я поеду на Южный полюс. Но сперва надо и с женщинами кое-чему выучиться.
— Я не решусь к какой-нибудь притронуться, пока не буду уверен, что...
— Значит, ты не веришь докторам? Если доктор говорит, что ты здоров, значит, ты здоров.
— Сегодня доктор говорит, что здоров, а через полгода вдруг... И если я тем временем с кем-то... не станешь же каждый день показываться врачам... Срок еще не прошел...
— Но ты же на неверном пути. Значит, ты должен переменить веру, уйти в монастырь Петсери и стать монахом. Срок... Чертов срок...— никто не знает, сколько он будет длиться. Кто говорит — год, кто — два, третий — пять, четвертый — пятнадцать. Может, появится еще какой умник и скажет, что еще дольше. Я здоров и живу, как все люди.
— Все люди не возят спирт. Только некоторые.
— Но деньги «некоторых» годятся для всех людей.
— Уходи оттуда, Яан. Я не хочу, чтобы ты там был. Ведь и раньше, на какие-то гроши, я все равно учился в гимназии. Не надо рисковать жизнью.
— Риск попасть в тюрьму. Когда один брат станет достопочтенным преподавателем, его честь уязвит то, что другой брат сидит за решеткой?..
— Зачем ты так? Деньги у тебя уже есть, ты хотел боттенгарны купить.
— С боттенгарнами я на всю жизнь останусь рыбаком, большего не достигну. А если сколочу года за полтора еще деньжат, у меня будет своя яхта, и я поставлю на нее мотор от самолета. Тогда-то я и смогу махнуть рукой на перевозку спирта и купить у старого Гульдена или еще у кого трехмачтовую парусную посудину — поставлю на ней вспомогательный мотор, и хотел бы я тогда поглядеть, какие скорчат рожи те, которые не берут меня на свой корабль. Поплаваю годика полтора и пойду в мореходку, буду на своем корабле штурманом. Опять в мореходку — чтобы стать капитаном на своей посудине.
— Разве это честно? И от казенной водки бед много, а тут еще тайная торговля.
— Водка есть водка, человеку все равно, пить ли казенную или нашу. Человеку нужно забвение от скучной
будничной и серой жизни. Разница только в том, что наша жидкость дешевле и крепче — за меньшие деньги и быстрее можно изведать веселья.
— А завтрашний день будет для него еще серее и скучней.
— Тебе еще полторы зимы просиживать штаны в гимназии, а сам уже рассуждаешь, как строгий учитель.
— От наших отца с матерью никогда не пахло вином.
— А какой от этого был толк? Один на дне морском, а другая...
— Как бы то ни было, но с твоим нынешним занятием они оба не примирились бы. Раньше и сам ты не брал в рот ни капли, а теперь даже то, что принес официант мне, выпил.
— Это в твою честь.
— Я бы гордился, если ты купил бы боттенгарны. Пришел бы к тебе летом помогать — помнишь, как мы с тобой когда-то промышляли угря?
— Господин школьный учитель, может быть, ты станешь классным наставником,— разве ты придешь помочь?! Ну, спасибо за любезное предложение, но я считаю, что тогда тебе не хватит времени для меня. Хоры, скауты, «Союз обороны» , общественный деятель. Хорошо, когда всяк сапожник остается при своих колодках.
— Если я тебе больше не буду нужен, как же мне теперь, в гимназии, принимать твою помощь?
— Старший брат всегда должен помогать младшему — это долг старшего. Чем же школьный учитель сможет отплатить — из своих восемнадцати крон в месяц? Портной и тот зарабатывает больше.
— Я же, по-твоему, стану важным господином и школьным наставником, а на твой взгляд, даже портной состоятельней. Ты что, уже пьян?
— Пьян?! Эта капелька мужчине нипочем.
— Раньше, когда ты еще не водился с этими добытчиками спирта, ты ни капли не брал в рот. Уйдем отсюда, Яан! Меня могут увидеть, исключат из гимназии.
После долгих упрашиваний Пауль выводит брата из ресторана.
— Тогда присмотри мне место моториста на каком-нибудь корыте Пээтера из Тапурлы, я сразу смотаюсь с этой
1 «Союз обороны» — военизированная организация в буржуазной Эстонии.
спиртовой яхты,— говорит Яан, когда они идут по ухабистой, тускло освещенной улице на квартиру к Паулю.
— Как так я?— удивляется Пауль.— Уедешь в Таллин, подождешь в Доме моряков, пока найдется для тебя какой-нибудь порядочный корабль.
— Я не на всякий пойду. Если меня на корыта Пээтера из Тапурлы не взяли, буду промышлять спиртом, пока не заработаю на собственный корабль.
— Зачем же тебе непременно корабль Пээтера из Тапурлы? У других тоже есть корабли, и не хуже.
— Если он упрям, то и я тоже.
— Разве они из упрямства... Просто боятся.
— Добытчики спирта не боятся ни бога, ни черта, ни проказы.
— А они знают?
— Как-то заложил за ворот и рассказал. Им это нипочем. А когда у меня будет свой корабль, не испугают меня и люди Гульдена. Хотел бы я видеть, кто будет бояться меня и моего судна, если в Таллине на пристани сотни людей ждут своей удачи — работать матросом на корабле.
Но Яан так и не купил себе корабля. Ведь это он мог себе позволить в одном из тысячи случаев, мог бежать куда-нибудь за границу с двумя другими торговцами спирта, мог остаться там жить под фальшивым именем и никому не сообщать о себе, но...
Начиная с декабря месяца брат Пауля не подавал о себе никаких вестей. Ни еда, ни одежда, ни деньги не были Паулю так уж нужны, он привык обходиться малым. А Яан был щедр. Беда же Пауля происходила оттого, что он чувствовал себя самым одиноким на всем белом свете. Что из того, если они ходили с Яаном по одной тропе на выгон. Теперь не было у него близкого человека. Он не знает в гимназии ни одного похожего на себя, кто из-за болезни какого-нибудь близкого родственника наблюдается врачами. И если бы даже знал, вряд ли сблизился с ним. Двое, находящиеся под сомнением, что таят в своей крови проказу, они избегали бы друг друга еще больше, чем других. С Яаном же они были слишком близки, чтобы брат боялся брата. Другое дело, если у одного из них появились бы явные признаки болезни, но тогда бы они сами сказали это друг другу.
Нет о Яане никакой весточки и на Новый год. Пауль знает, что доля добытчиков спирта в десять раз опасней, чем жизнь обычных моряков. Убегая от пограничников, они вынуждены не считаться ни с жестоким штормом, ни
со льдами. Но Пауль не может поверить, что Яана нет уже в живых. Вот и на Нээме уже заметили, особенно Лийзи, что Яан вроде пропал. И там тоже не верят, что он погиб. На святки Лаэс рассказывает всякие истории о перевозчиках спирта, и все — как они выходят целыми и невредимыми из самых опасных переделок.
— Ты так говоришь, будто сам промышлял спиртом,— вставляет Пауль.
— Ежели я торговал бы спиртом, разве мы сейчас справляли бы рождество здесь, на этом жалком участке?! У нас был бы господский дом, веселье шло на весь остров,— говорит дядюшка Нээме и рассказывает историю, которой Пауль готов верить: что-то подобное, видимо, произошло и с Яаном.
Два спирт торговца из Вийнисту точили зуб на третьего, ударили его веслом по голове где-то в Ботническом заливе и — за борт. Но ударили не так уж сильно, человек выплыл на какой-то доске на остров, где его подобрали шведские рыбаки. Несколько месяцев лежал при смерти в шведской больнице. Рассказал он обо всем, где, на каком суденышке плавал и как его выкинули за борт, а в Швеции суровый закон против виноторговцев. Однажды вернулся он в Вийнисту. В тот же день люди, что бросили его за борт, исчезли из Вийнисту. Говорят, что в страхе перед местью они сбежали в Бразилию и живут теперь там под чужими именами. Один будто бы вызвал к себе сына из Эстонии.
Если на судне, на котором плавал Яан, и произошло что-то подобное, Пауль не верил, что ударил по голове ко- го-то из своих сообщников Яан. Скорее, ему нанесли предательский удар, и он спасся, как этот человек из Вийнисту.
В апреле в газете появилось сообщение, что лед принес на берег Панга остатки судна. По мнению корреспондента, это была крупная моторка, расколовшаяся о льдину. Найдены были остатки каюты.
Только теперь Пауль начинает верить, что брата в самом деле нет в живых. Если бы Яан спасся или скрылся за границей, он бы подал о себе весть. Он же, Пауль, никакой весточки ни от самого Яана, ни от других не получил. Яан погиб. Яан умер.
...До прихода автобуса осталось пять минут. Минутой раньше или позже — это ничего не меняет в судьбе Пауля. Если будут найдены бациллы проказы, он не наложит на
себя руки. А хорошо было бы умереть. Отец был моряк и утонул. Мать умерла... Яан погиб в море, промышляя спиртом. Но никто из них не убежал и не наложил на себя руки. Он не мог погибнуть так, как отец и Яан. Умереть так, как мать, он не хотел. Не умнее ли поступил Яан, не нарочно ли он выбрал для себя такое опасное дело, занимаясь которым смог умереть, не прибегая к самоубийству?.. Он винил брата, но не должен ли был бы и он поступить по примеру брата, бросить учение. Яан нашел бы ему место на яхте спирт торговец. Не нужно было бы сдавать анализы на биопсию... Даже в том случае, если на сей раз бацилл не найдут, он будет в сомнении и не станет таким, как все люди.
Смерть матери в Ватку для обоих братьев была как бы облегчением... Со смертью же брата словно что-то живое отмерло, отвалилось от тела... У него не осталось ни единого друга, ни близкого человека, который мог бы заменить брата. И при Яане еще он искал себе общества в книгах и нотах, а после его гибели они должны были заменить ему друзей и брата. К людям он должен относиться так, чтобы им не в чем было его упрекнуть.
До прихода автобуса — если шофер следит за графиком — осталось только две минуты.
После окончания гимназии он помогает семейству Нээме работать на хуторе Мяннйку; ищет в газете объявления об освободившихся вакансиях учителя начальной школы. Он не хочет уезжать куда-либо, только здесь же, в Харе, надеется найти место; здесь, на той стороне залива, где они когда-то вдвоем с Яаном просиживали штаны за партой и откуда он с помощью директора школы отправился учиться в городскую гимназию. И случилось так, что учительница хараской школы, барышня Гроссхольм, получила из Соединенных Штатов Америки, от бывшего своего жениха, проездной билет — старая любовь не ржавеет,— и он, Пауль Лайд, был выдвинут в кандидаты на освободившееся место учителя.
Не он один претендует на это место, но у него по сравнению с другими кандидатами наилучший аттестат, к тому же директор школы Соосаар обещает замолвить за него слово перед членами волостного управления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17