- Чертова аллергия!.. - сказал Рэндал. - Я думал...
- Что ты думал? - Страт быстро спустился по ступенькам, ничуть не разозлившись из-за столь картинного появления чародея.
- Думал.., принюхивался к тому, что связано с тобой... Очень тесно связано.
Совсем не это Страт хотел сейчас услышать. Нет. Он схватил Рэндала за руку, затащил в укромный уголок, поближе к лошади, и сказал:
- Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней...
Рэндал еще раз чихнул и утер нос тыльной стороной ладони.
- Зачем? Что хорошего может из этого выйти? Эта женщина ничем не погрешила против законов Гильдии, и сама...
- Поговори с ней. - Страт посмотрел Рэндалу в глаза и так сильно стиснул его ладонь, что чародей дернулся от боли и попросил отпустить его. Страт сообразил, что к чему, отпустил руку Рэндала, но тут же взял чародея за плечи и снова стиснул, уже полегче, без фанатизма.
- Я не могу спать, не могу есть, я не знаю покоя...
- Знаешь, по-моему, магия тут ни при чем, - заметил Рэндал.
- Да ты что - "магия ни при чем"?! - И снова Страт с усилием удержался от крика и немного ослабил хватку. - Парень, я стал терять вещи, я забываю, где меня носило по полдня, я постоянно думаю о ней - как какой-нибудь прыщавый сопляк о своей первой-девчонке!..
- Это не магия.
- Черта с два! А что же еще?
- Если ты еще не понял. Туз, - все, о чем ты рассказал, объясняется очень просто. Это вполне естественно для мужчины, когда он влюблен!
Страт притянул чародея к себе и заглянул ему в глаза, не говоря ни слова. Потом оттолкнул, ударив спиной о лошадиный бок.
- Я пришел к тебе за помощью, пасынок!
- Я уже все тебе объяснил. Я знаю, что такое заклятия. Я могу распознать заколдованного. На тебя было наложено заклятие, но теперь его нет. На вот этой лошади - есть, а на тебе - нет! - Рэндал снова чихнул. Она разорвала магические путы, которыми ты был привязан. Их больше нет, понимаешь? Но ты по-прежнему думаешь о ней. Не можешь спать. Не можешь есть. Просыпаешься среди ночи, и думаешь о ней, гадаешь, с кем она сейчас...
- Проклятье!
- Так что же это еще, по-твоему, если не любовь?
- Ты ни на что не годен! - сказал Страт, поймал поводья своей лошади и взлетел в седло. - Я сам поеду к ней и выясню все до конца!
- Не вздумай! - Рэндал схватился за повод, пытаясь удержать лошадь. Страт!
Но Страт не слушал. Он ударил коня поводьями, заставив рвануть с места в галоп - а следом за лошадью метнулась маленькая черная собачонка. Страт заметил ее, когда поворачивал за угол - дворняга забежала вперед и бросилась чуть ли не под копыта коню.
Лошадь захрапела, отшатнулась в сторону, а собачонка прыгнула, метя вцепиться коню в глотку... И Страт почувствовал...
...почувствовал, что под ним ничего нет. Совершенно ничего не помешало ему пролететь с разгона вперед и вниз, на землю.
Страт упал и покатился, больно ударившись о булыжную мостовую.
Страт поднялся на колени. Раненое плечо снова болело, колени и бедро онемели от удара... Он снова упал, лицом вниз - боль отодвинулась куда-то на задний план, накатило какое-то отупение. Страту стало совершенно безразлично, жив он еще или нет, - потому что его лошади не стало. И во всем мире не осталось больше ничего, кроме Рэндала, который сидел рядом на пыльных камнях и говорил кому-то:
- Я отослал ее обратно. Я не знал, получится у меня или нет...
В ответ раздался голос Крита:
- Дурак чертов!
И кто-то приподнял его с холодных камней, положил его голову себе на колени - кто-то знакомый, кого он не видел уже много лет, кто всегда говорил: "Туз, дорогой, мне так жаль!"
Лошади не стало - она растворилась под ним в воздухе. Ее последний дар. Теперь и этого больше нет. Его друзья отняли ее у него. Или Она. Остался только вкус крови на разбитых губах.
***
Она сама не знала, зачем делает то, что делает, - просто была ночь, и ветер менялся, и что-то важное ускользало от нее, ускользало безвозвратно. Она пробормотала, хотя никто из окружавших ее людей наверняка ничего не расслышал:
- Все, что я могу сейчас, - это защитить себя. И я это сделаю, и сделаю хорошо.
Ей хотелось сейчас, этой ночью, побыть одной. Из-под опущенных век она видела, как угасают огни на жертвенных алтарях, она слышала, как встревоженные боги цепляются за свои святилища... Она собирала все свои силы этой ночью и творила заклинания, чтобы защитить это место - защитить как только возможно.
Несмотря на все доводы благоразумия, она собрала всех своих слуг, проверила потоки своей силы, которые привязывали их к ней. Ишад собрала их всех, притянула - чтобы защитить их этой ночью. Она чувствовала, как Хаут бессильно бьется в своей камере, словно мошка о стекло, она слышала его мольбы, обращенные к ней...
Но одно лицо вспоминалось ей чаще всех других, одних объятий она жаждала больше всего на свете... Но, погрязнув в тысячах смертей и в тысячах самых страшных смертных грехов, она старалась перестать о нем думать, она говорила себе: "Нет! Пусть он идет своей дорогой. Не злись на него! Не желай его!.."
Если бы он даже умер и попал в Ад - она все равно сумела бы вытащить его, вернуть себе. Ее некромагия была еще сильна - она все еще могла оживлять мертвых, хотя теперь на это уходило столько сил, сколько раньше хватило бы на то, чтобы вызвать из Ада целые легионы мертвецов и заставить их пойти войной на ее врагов...
Она очень многое растеряла... Большую часть ее мощи развеяли переменчивые ветры. Она видела, как остатки разрушенной Сферы Могущества пылью рассеялись по закоулкам Санктуария, наделяя нищих попрошаек магической силой и безвозвратно забирая силу у былых чародеев. Если бы это было не так, она могла бы просто поднять руку и рассыпать вокруг пригоршни молний, завертеть ветры, куда пожелала бы, - и возродить погибшую империю, могла бы сама создать ту силу, от которой содрогнулись бы основы мира.
Но так вышло, что империя пала, величие Рэнке исчезло без следа, мрамор раскрошился в пыль. Минули столетия, появились новые силы, новые чародеи, новая магия... ну все, хватит этих мечтаний о былом могуществе. Пусть Рэнке катится себе под откос, разваливается на куски. Ишад прислушивалась к новому ветру, к завываниям его над пустыми, погасшими алтарями ушедших богов... И наконец сказала - мягко, очень мягко:
- Прощай, Страт...
Она знала, что никогда больше его не увидит, даже в Аду - проклятие сделало ее бессмертной.
***
- Проклятье! - выругался Страт, когда они подняли его на ноги. Но Крит поддержал его, Крит обнимал его крепко и нежно, как брат - в этой промозглой предрассветной мгле, на холодном ветру, который мел пыль по улицам Санктуария...
Его лошадь исчезла без следа. Все тело болело - с головы до ног. Из разбитых локтей и колен сочилась кровь, ссадины жгло.
- Забирайся на моего коня, - сказал Крит. - Потом раздобудем тебе другого.
Занималась заря, серая мгла посветлела. Страт посмотрел на одного, на другого - на Крита и Рэндала. Это было так странно - потеряв все, что у него было, Страт чувствовал себя свободным...
Ему теперь нечего было терять - кроме Крита, который стоял рядом и обнимал его, помогая не упасть, и Рэндала, который осторожно поддерживал его с другой стороны.
Страт не противился, когда друзья помогали ему забраться на коня, не мешал Криту и Рэндалу везти его прочь, по улицам Санктуария, озаренным первыми лучами солнца. Крит рассказывал, и Страт слушал, как Пастух подсказал, где его надо искать, слушал, как Рэндал говорил, что в этом ветре ему чудится что-то странное...
На повороте их поджидал Пастух. Воин в древних доспехах, на неизменной огромной лошади грязно-глинистого цвета, наклонился в седле и сказал:
- Наше дело сделано. Пришло время уходить.
Налетел порыв ветра. Их лица озарила яркая вспышка света.
Лошадь Крита испуганно захрапела и отпрянула, прижав уши. Крит и Рэндал схватились за поводья, стали успокаивать коня, а Стратон просто старался удержаться в седле. Вспышка света - и там, где стоял Пастух, появилась мрачная фигура на черном коне.
Взметнулся вихрь, и звонкий мальчишеский голос сказал:
- Идите за Пастухом...
- Абарсис... - Страт так и не понял, кто из них это сказал и в самом ли деле он видел этот силуэт во вспышке света.
Идите за Пастухом...
Пришло время уходить...
***
Ветры из пустыни колотили в закрытые ставни Санктуария, вздымали целые тучи песка и пыли, от которых, казалось, даже безжалостное раскаленное солнце немного померкло.
Чей-то бесплотный стон унесло ветром - развоплощенная душа ведьмы трижды пронзительно вскрикнула, проносясь над домом Ланкотиса, скользнула вдоль реки и улетела, бесформенная, потерянная навсегда, подхваченная порывом штормового ветра.
Об этом рассказал Хаут, когда пришел в дом на набережной реки, измученный борьбой с порывами ветра, засыпанный пылью с головы до ног. А потом Хаут, благородный и прекрасно воспитанный, поцеловал край черного одеяния Ишад и попросил защиты от ужасного ветра.
Ишад благосклонно приняла его раскаяние.
- Не верь ему, - предупредил мрачный Стилчо. Ишад выделяла Стилчо изо всех своих слуг. Естественно, он с подозрением относился к Хауту, возможному конкуренту.
- Не верю, - просто ответила Ишад, взяла плащ и поплотнее в него закуталась. - Все оставайтесь здесь. Здесь вы будете в безопасности, что бы ни случилось.
И Она ушла, отдавшись на волю ветра, и в обличье ворона полетела к городским воротам, где уже собралась плотная толпа.
Через эту толпу Она пробиралась уже в виде закутанной с головы до ног в черное женщины, стараясь, чтобы ее никто не увидел или хотя бы не обратил на нее внимания - чтобы сразу же забыл, что видел. Этот дар все еще был с ней и все еще не ослабел.
Она пришла, чтобы проверить слухи, которые принес Хаут, - чтобы своими глазами увидеть, как через городские ворота уходят последние ранканские солдаты.
Их было так мало, поразительно мало, и в толпе недоумевали - неужели больше никто не придет?
Горстка наемников. Все, что осталось от Третьего ранканского отряда. Они уходили - пасынки, Рэндал-чародей, Критиас.., и рядом с ним - Стратон, на высокой гнедой лошади. Никаких знамен, никакой спешки. Страт даже не повернул голову, проезжая мимо нее - так близко, что можно было дотронуться до него, если протянуть руку Всадники выехали за ворота, в бушующую песчаную бурю.
Тучи песка были такими плотными, что всадники показались призраками призраками прошлого, окутанными золотистым сиянием.
Вскоре толпа начала расходиться. И только один прошел за ворота, ведя в поводу мула - прошел и быстро растаял в пыльной буре. Кто-то решил, что это был еще один наемник, кто-то другой подумал, что это - повстанец, который еще не утолил свою жажду мести - наверное, последний всплеск злобы, которую Санктуарий'накопил против Рэнке.
Ишад знала этого юношу - почти мужчину - повстанца, которого звали Зип или что-то вроде того. Зип, слуга неведомого ей бога. Когда толпа еще не совсем рассеялась и юноша проходил мимо, Ишад отчетливо ощутила присутствие этого бога.
И осталась только пыль, призрачные очертания зданий в смутном свете того, что должно было быть ясным солнечным днем. Вдоль улиц носились вихри желтого песка, холм потерялся из виду за тучами пыли, заслонившей солнце.
Роксана ушла - на небеса, или в Ад, или к каким-нибудь демонам, возжелавшим ее. Боги Рэнке растеряли свое священное сияние. Санктуарий был потерян для империи. Ушли силы, которые поддерживали здесь имперскую власть. И она могла бы последовать за ними - но не сумела. Она не могла уйти так далеко, как они, не могла уйти туда, куда мог привести их бог. Она уже превратилась в создание, сплетенное из теней и света свечей, - и ей нужны были чужие жизни, чтобы поддержать свою...
Только не его жизнь.
Она не откажется от этой маленькой уступки в пользу добродетели.
ПЛАМЯ ОКА ГОСПОДНЯ
Робин Уэйн БЭЙЛИ
Белая Лошадь с необычайной быстротой катила в ночи маслянисто блестевшие черные воды. Река шептала и пела, поверяя неведомые тайны на неведомом языке. Южнее она становилась глубже, вода закипала между недобрых берегов Низовья, а потом вливалась в море. Между Яблочной улицей и Главной дорогой реку пересекал брод, похожий на шрам от удара огромным мечом.
Если встать посреди брода и посмотреть вверх и вниз по течению, невозможно было понять, где заканчивается темная лента реки и начинается ночное небо. Человек с бурной фантазией мог бы представить, что река струится из таинственного источника где-то в темных небесах, лишь касается земли как бы невзначай здесь, у пределов мира, и снова устремляется за горизонт, в необозримую черную высь. Река несла всякий мусор, вымытые со дна камни, трупы и несчастные души, отдавшиеся на милость вод, но именно она соединяла землю и небо.
Одинокая всадница, восседающая на огромном сером жеребце посреди брода, спокойно смотрела, как вода кружится вокруг копыт ее коня. Она не была поэтом. Просто ее душа надломилась под гнетом тоски и усталости. Мысли этой женщины на мгновение приняли романтическую направленность, но сразу же вернулись с небес на грешную землю. Она поплотнее запахнулась в пропыленный плащ и поглубже надвинула пыльный капюшон, чтобы скрыть лицо.
Сабеллия, Пресветлая Мать - Луна, этой ночью тоже скрыла свой лик, отвернувшись от подлунного мира и повергнув его во мрак. Даже звезды мириады сверкающих слез, пролитых Ею о небесных и земных детях, спрятались за плотную пелену облаков.
Всадница перевела взгляд с небес на Санктуарий, тронула поводья, и конь выбрался на глинистый берег и порысил по Главной дороге. Подковы зацокали по брусчатке, потом забухали по доскам небольшого мостика. Всадница резко натянула поводья.
Слева показался разрушенный до основания дом убитого когда-то вивисектора Керда. Рядом красовался новый домик, наскоро сложенный из обтесанных бревен и камня. Сквозь щели кривобокого домишки пробивался свет, а через дверь доносились грубые голоса. Вокруг воняло известкой и цементом, а у стен стояли разнообразные инструменты непонятного назначения. Похоже, какие-то пришлые каменщики, прибывшие на отстройку городских стен, решили остаться здесь, хотя работы уже завершились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37