https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/steklyannye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наннет описывала это так: «Такого я еще не видывала. Вы полностью под их контролем. Любой пустяк – камень или бутылка – кажется веселым, ярким и влажным, и ты смеешься и проникаешь в суть явлений, которая остальным недоступна. Он немного изменил состав для меня и все время спрашивал об ощущениях. Голден экспериментировал до тех пор, пока не получилось то, что мне было нужно, и я могла летать сутками напролет. Сэнди не мог много давать Шаку, потому что тот свирепел. Сэнди сказал, что собирается разработать состав и для Шака и что необязательно, чтобы все принимали одно и то же. Иногда у меня начинало бешено колотиться сердце, и я немного пугалась. Но, что бы ты ни делал, все кажется несерьезным. Понимаете, о чем я? Можно спрыгнуть с крыши и во время падения смеяться. Мы давали наше лекарство Стассену и спрашивали об ощущениях. Сэнди менял состав, но ему так и не удалось подобрать подходящий. „Колеса“ либо не в меру возбуждали Стассена, либо усыпляли».Должен заметить по поводу Наннет Козловой еще одну вещь, перевернувшую все мои представления. То, что мужчины не понимают женщин, – трюизм. Но до встречи с Нан Козловой меня вполне устраивало общее правило, которое, на мой взгляд, подходило ко всем женщинам, начиная от проститутки и кончая принцессой. Я чувствовал, что женщины стремятся к стабильности и безопасности. По-моему, это первобытное наследство. Они – чистейшей воды консерваторы, приверженцы существующего порядка вещей. Они не любят риск, играют наверняка. Каждая женщина хочет иметь где-нибудь безопасное гнездышко, без него она тоскует, стремится к нему любой ценой.Но Наннет Козлова полностью выпадает из этого ряда. Она совсем другая. Вот где нет никакого стремления к безопасности и стабильности. Она согласна скитаться, не претендовать ни на какого мужчину, брать, что дают, и довольствоваться малым.Единственное логичное объяснение этого парадокса – ее отношение к сексу. Я понял, что наша культура обладает сильным предубеждением к сексу. Кровосмесительная практика древних египтян приводит нас в ужас. Мы с отвращением узнаем, что правящая династия допускала браки между отцами и детьми. Мы чувствуем крайнее превосходство над примитивными народами и называем их сексуальные отношения «грязными обычаями». Даже сейчас мы не можем понять открытое, простое отношение к неупорядоченным сексуальным отношениям в Скандинавских странах. В ответ на наши обвинения они, в свою очередь, осуждают нас за то, что называют ханжеством. Скандинавы считают, что мы испорченные люди. Они с улыбкой говорят, что сексуальные отношения не стоит столь усложнять, как это делаем мы.Может быть, мы и испорченные, но лично я нахожу эту испорченность Удобной и правильной. Я уважаю воздержание. Сексуальный акт в своем чистом смысле должен быть священным действом, актом посвящения, ритуалом любви. Если согласиться, что в жизни должны существовать какие-то ценности, разве секс не является критерием для оценки? Если в жизни нет ничего важного, значит, эта жизнь неправильная, порочная.Для Наннет Козловой сексуальные отношения не имеют эмоциональной значимости. Для нее это просто способ получения удовольствия. Несколько лет она являлась для окружающих ее мужчин элементарным удобством, таким, как бесплатные ленчи в старых саунах. Если мужчина, с которым она жила и который ее кормил, предпочитал, чтобы она блюла себя для него из-за каких-то причуд или просто из-за привередливости, не позволявшей ему пользоваться чужой зубной щеткой, она не возражала. Если он хотел делить ее с кем-то, она тоже была согласна. Наннет скучала от разговоров о любви. Ревность была ей неизвестна. Она хотела, чтобы мужчины желали ее. Похоже, это было единственным требованием, которое она предъявляла к жизни. Наннет Козлова могла бы участвовать в дальних походах римских легионов. Жизнь в обозе вполне бы устроила ее.Таким образом, для меня она представляла воплощение примитивного зла и отрицание большей части того, что мы имеем в виду, когда говорим «женщина». Из рассказанного ею я делаю вывод, что она вовсе не уникум. Какой ужас, если это правда! Это больше, чем протест против пуританских принципов нашей культуры. Козлова не считает себя бунтовщицей. Она уверена, что ведет себя честно и естественно. Если таких, как она, легион, что произойдет со всеми нами? Что случится с миром? Она свела волшебство жизни к низкому и грязному знаменателю и не чувствует ни стыда, ни сожаления. Она, если использовать слово, которое Наннет не в состоянии понять, безбожна.Непрофессионально с моей стороны чувствовать удовлетворение при виде ее страха. Она боится смерти, как боятся животные. У нее не хватает воображения постичь пожизненное заключение.Наннет задает много вопросов. Она кусает полные губы и спрашивает: что чувствует человек во время казни на электрическом стуле? Я отвечаю, что все происходит очень быстро. Она интересуется, не смогу ли я спасти их? Отвечаю, что попытаюсь. Затем она опять спрашивает: не больно ли это? Наннет задает вопросы, как ребенок, ожидающий порки.Эта четверка во время их скитаний по стране была странной группой со сложными внутренними связями. Козлова с самого начала принадлежала Сандеру Голдену. Я узнал, что их сексуальные отношения были редки и для обоих одинаково рутинны, как и следовало ожидать от Голдена, чье сексуальное желание за годы распутной жизни притупилось. Хотя она и не была дорога Голдену, он не позволял Эрнандесу спать с ней. Голден играл довольно жесткую и опасную игру. Эрнандес безумно хотел Козлову. Голден, очевидно, старался доказать самому себе, что в состоянии держать Эрнандеса в своей власти лаже при существующем в их отношениях напряжении. Он щеголял своим единоличным обладанием Наннет и отражал все посягания Эрнандеса. Девушка принимала игру, лениво забавлялась ею и еще больше усиливала напряжение, флиртуя с Эрнандесом, дразня его, как сидящего в клетке медведя. Эрнандес не вырывался из клетки только благодаря огромному уважению, которое он питал к Сандеру Голдену, А Сандер хотел проверить, насколько прочна эта клетка.После того как к ним присоединился Кирби Стассен, Сандер Голден сумел еще больше усилить давление на Эрнандеса, отдав девушку Стассену. В результате весь угрюмый гнев Эрнандеса обратился больше на Стассена, чем на Голдена. Я чувствую, что Эрнандес рано или поздно убил бы Кирби Стассена, если бы напряжение не ослабло после похищения Хелен Вистер.Впервые я узнал о вторжении этой четверки в наши края в воскресенье утром, когда на первой странице газеты прочитал сообщение об убийстве Арнольда Крауна и похищении дочери Пола Вистера. Из профессионального любопытства я следил за их преступным путешествием. До убийства Крауна власти не знали точно, каков состав этой шайки. Большой удачей оказалось, что убийство Крауна произошло перед глазами сокрытых свидетелей. И все же пока личность ни одного из преступников не была установлена. В то воскресное утро я ожидал услышать об их поимке, но им очень везло. Убийства носили отпечаток любительства и больной фантазии неустойчивого ума. Везде и всегда люди сходили с ума, и это будет продолжаться до конца мира. Необычно было одно: эти четверо безумцев нашли друг друга.В то жаркое воскресное утро, в 26-й день июля, я еще не знал, что мне придется их защищать. Власти взялись за это дело очень энергично. Глава 8 К десяти часам воскресного утра 26 июля штаб бригады ФБР, занимавшейся делом «Волчьей стаи», переместила из Нашвилла в Монро. Несколько агентов осталось в районе Нашвилла собирать улики. Старший Герберт Данниген, слегка заикающийся мужчина с наметившейся сединой в каштановых волосах, прибыл в аэропорт Монро с четырьмя агентами. Позже по его просьбе прилетели еще три агента из Вашингтона.Данниген расположился в трех комнатах на третьем этаже здания Национального банка Монро рядом с конторой местного отделения ФБР. Он собрал всех служителей закона и недвусмысленно дал им понять, кто в этом деле главный. Затем потребовал помощи и заявил, что вся информация для прессы должна проходить через него.Герберт Данниген был специалистом послам о похищениях, расследовал такие преступления по всей стране. Он первым стал догадываться, что это дело особенное.Выступая перед местными полицейским, он вовсе не был таким уверенным и бодрым, как выглядело со стороны. С недавних пор Данниген начал чувствовать, что его общественный статус вроде тех декораций для фильма, где есть только фасады зданий. Тонкие плоскости наклонялись и оседали от сильного ветра, и Герберт Данниген метался, пытаясь укрепить связи и сильнее натянуть канаты.Он пришел в ФБР сразу после университета. Тогда работа в бюро еще казалась ему полной опасностей и приключений. Но за годы службы Данниген устал и от бюрократии, и от насилия. Преступники не менялись – те же злобные, глупые недочеловеки. Жертвы? Они однообразно истеричны либо непоправимо мертвы. Газетчики утомляли, ибо писали одно и то же. Куда он попал? В какое-то отхожее место общества.К тому времени, когда он засомневался в правильности своего выбора, появились Энн, дети, дом в Фолдс-Черч, привилегии высокого поста и перспектива выгодной пенсии. Поэтому он воспринимал раздражающее ощущение бесцельной траты жизни и скуки как неизбежное. Когда Данниген сидел дома и работал в отделении статистического анализа отдела внутренних преступлений, у него хватало времени, чтобы делать прекрасные копии старинной американской мебели в маленькой мастерской в подвале кирпичного дома в Фолдс-Черч. За работой он думал, что мог бы прожить жизнь иначе. Например, стать адвокатом в маленьком южном городке, заниматься гражданскими делами, быть достойным участником различных комитетов и одним из заправил местной политики.Данниген попросил шерифа Густава Карби подождать в своем временном штабе, дабы удостовериться, что люди шерифа занимаются своими обычными делами: устанавливают связи, руководят патрулями, уже выставленными на дорогах, оценивают работу, проделанную полицией.После этого он вернулся в кабинет, закрыл дверь, сел за стол и посмотрел на шерифа Карби. Еще один вестерновский шериф в сдвинутой на затылок шляпе. Неизбежный револьвер тридцать восьмого калибра с инкрустированной серебром ручкой и крупное мясистое лицо политика с пустым взглядом.Данниген похлопал по воскресной газете и заметил:– Итак, вы сняли все сливки, шериф?– Что вы хотите? Громкое убийство, – зычно и самодовольно сказал шериф. – Настоящий праздник для Карби.– Вы действительно так глупы, шериф, или это мне показалось?Карби подался вперед и взглянул Даннигену в лицо.– Ну что ж, выскажите свое компетентное суждение.– Хорошо, читать эти головорезы, я полагаю, умеют. Теперь они узнают, что те двое деревенских ребят дали их подробное описание. И вот, если у них еще осталась капля мозгов, что они предпримут, шериф?– Убьют девушку, тело зароют где-нибудь поглубже, избавятся от машины, разделятся и бросятся в бега.– Вы удивляете меня, шериф. И удивите еще больше, признав, что совершили ошибку.– Нет, – ответил Карби. Его взгляд внезапно стал проницательным и настороженным. – Вы пришли со своими правилами и видите только одну сторону медали, Данниген. Могу безо всякого риска предложить пари, что еще до выхода утренних газет девушка была мертва. Такой оборот дела вполне соответствует предыдущим преступлениям. Согласны?– Я слежу за ходом вашей мысли.– Через три с небольшим месяца жители графства Микер отправятся в кабинки с зелеными шторами, чтобы двигать маленькие рычажки. Они должны запомнить имя Карби до выборов, но у них короткая память, и приходится помогать им. Это позволит мне продержаться еще четыре года, Данниген.– Даже ценой жизни девушки?– Не надо делать вид, словно вы съели что-то гнилое. Это будет мой пятый срок. Я не политик, оказавшийся шерифом. Я страж закона, которому приходится заниматься политикой. У нас большой округ, мистер Данниген. Я сражался, как лев, чтобы увеличить бюджет. Ни одного медяка не ушло на ветер. Во всем штате вам не найти более чистого графства. Сейчас Монро разросся и поглотил городки-спутники. Это мое детище. Я собираюсь присматривать за ним и никому не позволю соваться сюда. А для этого мне необходимо стать легендой. Черт, вот почему этот мальчишка Крафт мне позвонил. Он доверяет мне... Если какой-нибудь голодранец нанесет мне поражение, весь порядок погибнет. Никто не знает эту работу так, как я. Произошло одно убийство, мистер Данниген, похищена одна девушка, а в округе живет почти миллион людей. Еще толком ничего не зная, вы наносите мне оскорбления.– Моя работа...– Подождите минуту. Между нами не такая уж большая разница в возрасте. Подождите немного и подумайте, как бы вы работали, если бы каждые четыре года вам приходилось ждать, выберут ли вас те, из чьих налогов составлен ваш бюджет. Изменило бы это обстоятельство ваш стиль?Данниген изучал хитрую ухмылку на лице Карби и понимал, что этот человек начинает ему нравиться. Он усмехнулся:– О'кей, шериф. Вашей должности, пожалуй, не следовало бы быть выборной.– Если бы это было так, я работал бы лучше. Теперь это ваш беби. Когда у меня был шанс, я выжал из дела все, что мог. Сейчас мы сделаем для вас все, что можно и чего нельзя, все, что вы хотите, и сделаем это как надо, на высшем уровне. * * * Под руководством Даннигена следствие продвигалось быстрее. Округ оказался неподходящим местом для устройства застав на дорогах; существовало много крупных путей. Можно было предположить, что или благодаря удаче, или благодаря хитрости «бьюику» удалось проскочить через одну из дырок в сети. Вероятность того, что преступники еще находились в оцепленной зоне, мала. Но она не сбрасывалась со счетов. Патрули не были сняты.Начали звонить жители. «Бьюик» с похожими пассажирами видели в сорока различных местах направляющимся во всех возможных направлениях. Звонки проверялись. Вполне могло оказаться, что преступники передвигаются по ночам, а днем отсыпаются, поэтому полиция трех штатов проверила мотели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26


А-П

П-Я