Когда полно зелени, а воздух наполнен пением птиц, и в солнечном мареве можно различить, танцующие в воздухе пылинки. Хорошо, развалившись на мягкой, бархатистой траве, просто лежать, уставившись в ослепительно-голубое небо, в котором неподвижной точкой, в самой выси, застыло крохотное, белоснежное облако. И ни о чем не думать. Они солдаты. Почти. А значит, в ближайшие пару лет, думать им не придется, обо всем позаботятся командиры.
Время на сборном пункте тянулось медленно, в бездумном однообразии. Целыми днями, валялся Лешка на изумрудного цвета траве, строя в голове планы дальнейшей жизни, что обязательно случится спустя пару лет, когда он рассчитается с долгами перед Родиной. Что это будет именно так, Лешка не сомневался и то обстоятельство, что где-то за пределами родной страны шла очередная война, в которой принимала активное участие советская держава, его мало смущало. Он пограничник, а значит его обязанностью на ближайшие пару лет, будет охрана рубежей державы от нарушителей. Война, не затронет его никоим образом. А если волею судьбы он все-таки окажется, втянут в эту передрягу, то не испугается, примет войну, как должное.
На сборном пункте среди его команды уже распространился невесть откуда взявшийся, но кажущийся убедительным и достоверным слух о том, что служит им, придется на китайской границе. Кто был этого родоначальником слуха, никто не знал, но он оказался верным.
Несколько дней Лешка сотоварищи, попавшие в пограничную команду, провалялись на травке сборного пункта, ожидая «покупателя», представителя воинской части, в которой им предстояло служить. Под его контролем все они, переписанные и пронумерованные, отправятся к месту несения службы. Покуда «покупателя» не было, они отлеживали бока на траве, бессмысленно таращась в безоблачное небо, ни о чем, ни думая и постепенно погружаясь в сон. В таком полусне, полудреме, они пребывали по много часов, пока окружающую сонную тишину не распарывала команда на построение. Они нехотя поднимались, и недовольно бурча, строились.
Сопровождающий их офицер военкомата, проверял наличие призывников по фамилиям, чтобы количество остриженных голов соответствовало заявленным в списке. Завершив перекличку, офицер отдавал команду на выдвижение, и они направлялись по дороге, ведущей через лес к близлежащему городку, в заведение общественного питания, гордо именуемое рестораном. От ресторана в нем не было ничего, кроме названия. Обшарпанные стены, ободранный пол, широкие деревянные столы в темно-бурых пятнах неизвестного происхождения. Убогую обстановку дополняли неопределенного цвета, стираные сотни раз шторы, прикрывающие грязные окна сего малопочтенного заведения. Стекла были настолько загажены и засижены мухами, что создавался эффект тонирования. Похоже, со дня открытия заведения, которое, судя по запущенности и убогости было очень давно, еще в прошлом веке, в самом его начале, окон, открывающих посетителю вид на природу за окном, ни разу не касалась рука уборщицы. Гадили на стекла бесчисленные поколения мушиного рода-племени, загадив до такой степени, что нужда в шторах, как таковых, практически отпала. Сними шторы и ничего не изменится, ни один солнечный луч не проникнет в ресторанное царство убогости и нищеты. Разве только нарушится привычная картина внутреннего интерьера и все.
Шторы продолжали висеть, создавая внутри обеденного зла полумрак, призванный улучшить аппетит посетителей и скрыть кулинарные недостатки. Меню учреждения общественного питания не отличалось разнообразием и по убожеству, вполне соответствовало внутреннему ресторанному ничтожеству. Быть может посетители, из числа тех, кто платит звонкой монетой, питались иначе, но на будущих солдатах, приходившихся кормиться туда трижды в день, это никоим образом не отражалось. Как не сказывалось на времени их прихода меню, навечно застывшее для данной категории посетителей с незапамятных времен.
А поэтому, суп гороховый на первое, чтобы тишина лежания на траве не была столь оглушительной и время от времени разнообразилась звуками живого человеческого организма. На второе неизменная перловка, с изредка попадающимися в ней, не иначе как по ошибке, или недогляду повара, мясными комочками. И в довершение перлового великолепия, тяжеленный дух второго блюда перебивал запах прогорклого масла, что по доброте душевной напихал повар в солдатскую кашу, для придания ей неповторимого, и ни с чем не сравнимого вкуса. Прогорклое масло, оставляло после себя незабываемые впечатления. И начинались они на обратной дороге на сборный пункт, бурчанием в животах и резью, усиливающейся с каждым шагом.
Смешиваясь в желудке с гороховым супом, они образовывали гремучую смесь, готовую в любой момент разорвать человека изнутри, или, по крайней мере, выбить дно. Кто-то из будущих защитников Отечества оказывался сильнее и терпел до самой базы, кто-то слабее и был не в состоянии нести в себе несколько километров, бурчащую и клокочущую бомбу. Такой боец с жалобным стоном, бережно поддерживая разрывающийся от боли живот, откалывался от колонны, растянувшейся по дороге в направлении сборного пункта, и исчезал в придорожных кустах. И только здесь, бурно облегчившись, он мог спокойно оглядеться по сторонам. Место, в котором укрылся боец, спасаясь от опасности быть разорванным изнутри, даже при беглом осмотре оставляло впечатление часто посещаемого. Более того, было любимым природным объектом, посещаемым бредущими по дороге, по направлению к базе парнями, с автографами о посещении в виде вонючей размазни рыжего цвета.
Но, единожды отметившись в импровизированных придорожных сортирах, еще не значило окончательно распрощаться с ресторанным обедом. Минимум пара посещений столь популярного места, как толчок, за оставшееся до ужина время, гарантированы всем. А на ужин то же питательное, калорийное великолепие. Гороховый суп, перловая каша на прогорклом масле, да светло-желтый чай, лишенный намека на сладость.
Неделю провалялся Лешка на зеленой травке сборного пункта с будущими сослуживцами, собранными в одну команду. В начале второй недели ожидания, на сборный пункт съехались представители различных родов войск. Мелькало множество лиц, фуражек, разноцветье погон, за которыми, понуро опустив головы, шагали подстриженные на ноль, а от этого удивительно однообразные, фигуры парней.
Самое печальное зрелище представляла группа будущих моряков. Если можно говорить о каком-то везении, то у них его было меньше, чем у кого-либо еще. Если прочим «должникам», пресловутый армейский долг исчислялся двумя годами то для этих бедолаг, должок увеличивался на половину, составляя 3 года. Глядя на уныло бредущих за своим командиром будущих моряков, Лешка в душе ликовал, что его минула чаша сия и вместе с ней лишний год службы. Он с улыбкой вспоминал о том, как на сборном пункте при перекличке, каждый страшился того, что его имя прозвучит в команде моряков. И хотя все они были приписаны на службу в пограничные войска, но тем не менее. В жизни случаются всякие странности и несуразности, и ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
3.5. Дорога в часть
Еще вчера, казавшиеся бесконечными дни бездумного валяния на траве, закончились. И время, словно пытаясь взять реванш за тягостное течение в недавнем прошлом, внезапно сорвалось в бешеный галоп. У команд появились командиры, отдающие приказания, создающие некое подобие порядка в разношерстной массе призывников.
Перекличка, сверка имеющегося в наличии количества голов со списочным составом, короткий инструктаж и они отправились за новым начальником к пищевому складу, расположенному на окраине сборного пункта. В помощь офицеру, призванному довезти новичков в сохранности к месту службы, были приданы пара солдат с автоматами, при зеленых погонах, и такого же цвета фуражках. Бывалые солдаты, служить которым осталось ровно столько, сколько времени потребуется для того, чтобы доставить разношерстное стадо, на место службы.
Это им по дороге предстоит давать салажатам первые наставления и напутствия, рассказывать пацанам о том, что их ждет впереди, в чем заключается солдатская жизнь. Дело свое они знают и за пару дней нагонят салагам такой жути, что от нынешней веселости и шумливости не останется и следа. Она испарится даже у закоренелых оптимистов, едва перед глазами замаячат ворота части, символизирующие окончание гражданской жизни и начало армейских будней.
Прибыв на продуктовый склад, они пристроились в хвост огромной очереди из других команд, прибывших сюда раньше, для получения пайка, которым им предстоит питаться по дороге. О ресторанах, даже таких занюханных, как в этом городке, можно было забыть.
По количеству полученных продуктовых пайков, можно было судить о продолжительности пути группы. Были среди них те, кто при получении довольствовался одной коробкой, но также и те, кто отходил от склада с ворохом упаковок, по количеству которых можно было предположить, что пилить бойцам по необъятным просторам родины, как минимум неделю. Лешка по количеству полученных пайков, оказался где-то в золотой середине. Не слишком много, не слишком мало.
Получив картонные коробки с провиантом, которые тут же перекочевали в рюкзаки, команда будущих пограничников, вслед за командиром, устремилась к поджидающим за воротами, автобусам. А спустя полчаса безжалостной тряски по здешним дорогам, грузились в поезд.
…И замелькали перед глазами бесконечные просторы необъятной Родины, в непрестанной череде вокзалов, перронов и мельтешении лиц. Вагон пассажирского поезда получила в распоряжение пограничная команда. Но этого оказалось ничтожно мало для того, чтобы разместить всех хотя бы с минимумом удобств. Людей оказалось вдвое больше, чем лежачих мест. Сидячих хватило всем, слава богу, что к ним не подселили еще каких-нибудь горемык, также спешащих отдать Родине двухгодичный, а то и трехгодичный срок.
Сидеть на одном месте и пялиться до рези в глазах на мелькающие за окном пейзажи надоедало. Даже самые выносливые не могли продержаться на месте больше пары часов. Да и от долгого сидения начинало нестерпимо ломить задницу, и организм настоятельно требовал прогулки, дабы размять затекшее от сидения, тело. Требование организма невозможно проигнорировать, и тело поднималось с места, приступая к разминке. Хотя разминаться было особенно негде. Максимальный маршрут продвижения, пролегал до туалета и еще пару шагов до тамбура.
Вагон был последним, и болтался бесполезной погремушкой в хвосте состава, готовый в любой момент отделиться от временного пристанища. С одной стороны вагона, ограниченной тамбуром, лежала бескрайняя ширь родных просторов, ежеминутно убегающая вдаль на целый километр, а то и более. Земля мелькала перед глазами с сумасшедшей быстротой, как бы говоря отчаянной голове, что рискнула бы ступить на нее, как она быстротечна и ненадежна. Но, глядя на стремительно убегающую из-под ног землю, вряд ли бы у кого возникло желание прыгнуть с поезда в бесконечно убегающую даль. Вот если только во время остановки, когда состав на несколько минут затихал, скрежеща тормозами на очередной станции, чтобы выпустить из чрева очередную группу пассажиров, а затем принять в гостеприимно распахнутое дверями нутро, новую партию людей, стремящихся в неведомую даль, по одним им ведомым делам.
Иногда состав останавливался на крохотных полустанках, где не было иного жилья, кроме крохотного домишки путевого обходчика, или стрелочника, ведущего уединенный образ жизни. На полустанках из поезда никто не выходил и не садился в него. Поезд просто стоял и ждал. Иногда ожидание длилось всего несколько минут иногда растягивалось на несколько часов. Но и многочасовому ожиданию приходил конец и промчавшихся мимо товарняк, прогудев басовито, давал знать о том, что проход открыт и пассажирский может продолжать движение.
Заскрипев, состав трогался с места и уже спустя минуту, набрав привычный темп, монотонно стучал по рельсам.
Мыслей о побеге ни у кого не возникало. Времена были не те. Каждый в душе гордился, что его призвали на службу, тем более ни в советскую армию, в так называемые «шурупы», а в элитные, пограничные войска КГБ СССР, служить в которых было заветной мечтой любого парня. Мечта близка к воплощению. С каждым километром, оставшимся позади, они приближались к заветному часу, когда на плечи упадут зеленые погоны, а голову украсит зеленая же фуражка. В душе они опасались только одного, как бы все в последний момент не переигралось. И забравший команду пограничный представитель не поделился бы частью ребят с каким-нибудь охотником до солдатских душ, что неминуемо привело бы к крушению заветной мечты.
Но километры продолжали убегать вдаль, а ничего не менялось. Иногда поезд останавливался на какой-нибудь станции, испещренной десятками путей, пересекающих ее во всех направлениях. Подкативший маневренный паровоз, отцеплял вагон от состава и куда-то тащил, бесконечно петляя по переплетению железнодорожных путей. И казалось, бесконечному кружению на пятачке железнодорожной станции не будет конца, и они обречены остаток дней провести в блуждающем по лабиринту путей, вагоне. Но по прошествии некоторого времени труженик-паровоз завершал казавшееся минуту назад бессмысленным кружение, и, пыхнув дымком на прощание, упирал вагон в хвост очередному составу, за которым им предстоит продолжить дальнейший путь. А затем, издав прощальный гудок, паровоз исчезал в хитросплетении рельсов и столбов, навсегда скрываясь из глаз.
А затем вновь следовало ожидание, которое заканчивалось всегда одинаково. Состав медленно трогался с места, и словно крадучись покидал приютившую его на время, железнодорожную станцию, чтобы, миновав ее, вновь начать стремительный бег за горизонт. Парни продолжали сидеть и таращиться за окно, или валяться на полке, кому как повезло. Или совершать прогулки до тамбура, чтобы, покурив, и понаблюдав на простирающиеся за окном пейзажи, вернуться на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171