По-прежнему самыми счастливыми были часы, проведенные в комнате для шитья. Наши с Маршем занятия продолжались. Однажды, во вторую неделю декабря, Марш задержался. Я занялась носовыми платками. Услышав, как открылась дверь, я сказала:
– Здравствуйте, Марш! Посмотрите, я не сижу по-турецки, а изящно, колени вместе, как воспитанная барышня.
Дверь закрылась. Не услышав ничего в ответ, я подняла голову. Марш не улыбался. Он был бледен. Он подошел к креслу, как-то странно посмотрел на меня и сказал:
– Можно мне сесть, мисс Люси?
– Ах, Марш! Никогда не ведите себя, как слуга, когда мы одни, – я вскочила. – Да, садитесь, пожалуйста. Вам нехорошо?
Он опустился в кресло, облокотился на колени, сцепив руки. Он, казалось, смотрел сквозь меня.
– Мне… мне не по себе, мисс Люси. Буквально несколько минут назад… – он опустил руку в карман, – Битти нашла это на лестничной площадке рядом с вашей комнатой и принесла мне. Это ваше, мисс Люси?
Он протянул руку. На ладони лежало кольцо Николаса Сэбина. Я носила его, не снимая, на тонкой ленточке под платьем. Ничего не понимая, я поднесла руку к груди, словно хотела удостовериться, что его там нет.
– Да, это мое. Слава богу, Битти нашла его! – Я пальцем нащупала ленточку и вытащила ее из-за воротника. – Посмотрите, ленточка порвалась, и кольцо, должно быть, проскользнуло под одеждой, а я не почувствовала.
Я протянула руку, но Марш не торопился отдавать мне кольцо. Он держал его большим и указательным пальцами и смотрел на него с болью и сомнением.
– Можно… можно мне узнать, как вам досталось это кольцо, мисс Люси?
Я замялась.
– Я не могу вам все объяснить. Мистер Эдмунд сказал, чтобы я никому не говорила. Но его мне дал человек, о котором я вам рассказывала, тот в Китае, который попросил меня привезти документы в Англию.
– Человек, который… умер?
– Да. Марш, в чем дело? На вас лица нет!
– Я знаю это кольцо, мисс Люси, – тихо заговорил он, – у него форма необычная. Я купил его в Гонконге, когда был молодым солдатом, а потом подарил его своей жене.
– Вашей жене? Я не знала, что вы женаты. Но как? То есть если вы подарили его своей жене, то как оно могло?.. – я не закончила.
Марш повернул кольцо. Казалось, он меня не слушал.
– Подарок на память, – сказал он тихо и с трудом. – Это было давно. Тогда на нем были мои инициалы. Теперь здесь другие буквы – НС. – Он заморгал. Наконец, он оторвался от кольца и посмотрел на меня: – Они означают Николас Сэбин?
Я, потрясенная, смотрела на него, не мигая.
– Да, – наконец, сказала я. – Но… но как вы узнали?
– Я знаю кольцо, мисс Люси. Человек, который обратился к вам с просьбой перед смертью –…мой сын.
Я не могла в это поверить. Но и не поверить я тоже не могла, потому что Марш не мог говорить неправду, в этом я была уверена. Десятки вопросов возникали в голове, но я ни один не решалась задать. Я смотрела в скорбные глаза Марша, и сердце сжималось от боли. Я опустилась перед ним на колени и взяла его руку, державшую кольцо. Он тяжело вздохнул и его плечи еще больше опустились.
– Это был Ник? – ровным голосом спросил он. – Вы совершенно уверены? Может, кто-то другой, кому каким-то образом досталось это кольцо? Черные, вьющиеся волосы. Сильный. Узкие скулы, как у матери. И глаза. Кажется, что они все время смеются какой-то, только ему понятной, шутке.
Я крепко сжала его руку, чувствуя кольцо на своей ладони.
– Это был Ник. Мне так жаль, мистер Марш. Слово «мистер» получилось как-то само собой. Этот добрый человек за несколько минут стал для меня гораздо важнее, чем слуга. Гораздо важнее. Я больше не могла скрывать от него, что случилось в Ченгфу.
– Я должна рассказать вам о Нике, о том, что произошло в Ченгфу. Но, пожалуйста, не могли бы вы мне сначала объяснить, почему у него другая фамилия? И почему вы никогда не говорили о нем?
Он кивнул, заметил, что я стою на коленях.
– Пожалуйста, сядьте, мисс Люси!
– Нет. Мне так удобно. И вы не должны больше называть меня мисс Люси. Я объясню. Но сначала – вы.
– Хорошо… – в его глазах была скорбь, но лицо приняло обычное, спокойное выражение. – Грустная и простая история. Видите ли, у нас был неравный брак, и моя бедная жена расплатилась за него сполна. Я был молодым солдатом и должен был отслужить двадцать один год. Я, в основном, служил за границей, а моя жена оставалась одна. Когда мы поженились против воли ее родителей, те от нее отказались. У нас был один ребенок, Николас, и за первые десять лет его жизни мы с ним виделись всего три раза, – он поморщился. – А потом он не желал видеть меня даже в тех редких случаях, когда я приезжал в отпуск. Его мать тоже не хотела меня видеть.
Марш, казалось, был очень далеко.
– Моя жена ожесточилась. Это понятно. Она снимала квартиру в бедном районе в Лондоне – самое большее, что позволяло мое солдатское жалованье. Ей еще приходилось работать белошвейкой, чтобы сводить концы с концами. Но мальчика она хорошо воспитала, занималась с ним, пока он был маленьким, учила его вести себя, как джентльмен. Это ее заслуга. Он получил стипендию и поступил в хорошую школу. Я спросила:
– Он учился вместе с Робертом Фолконом и Эдмундом, да?
Озадаченный, Марш устало посмотрел на меня.
– Откуда вы знаете, мисс Люси?
– Люси. Пожалуйста, просто Люси. Эдмунд мне сказал. Они с Ником дружили в школе. А Эдмунд знает о вас? О том, что вы отец Ника?
– Нет, нет! – он быстро покачал головой. – Никто не знает. Когда я уволился из армии десять лет назад и стал работать здесь, у мистера Грешема, я с изумлением обнаружил, что молодой хозяин, мистер Эдмунд, учился в Белвуде вместе с Ником, – он грустно улыбнулся. – Моя жена Клара не хотела меня знать, но я отправлял ей все до последнего пенни, ведь нужно было покупать одежду и книги для Ника. Бедняжка! Она работала день и ночь, чтобы обеспечить Нику учебу и рано слегла в могилу. Я всегда себя винил… глупо жениться на девушке не своего круга.
– А разве Ник не говорил никогда Эдмунду, что вы здесь служите?
– Ник не знал.
– Не знал, где его отец?
– Нет. Видите ли, он рос с большим предубеждением против меня. Даже когда ему было всего десять лет, он уже презирал меня. Ему была ненавистна сама мысль о том, что его отец – слуга. Думаю, это у него – от матери, хотя убежден, что она никогда плохо обо мне ему не говорила. Когда я видел его в последний раз, ему было четырнадцать лет. Он разговаривал со мной очень резко, сказал, что никогда не будет служить никому: ни военному, ни гражданскому. Я попробовал объяснить ему, что это то общественное положение, которое я получил по рождению, и что я горжусь тем, что я – отличный слуга. Способный, надежный, заслуживающий доверия. Но Ник не видел в этом ничего хорошего. Когда он поступал в Белвуд, он взял девичью фамилию матери – Сэбин, с тех пор его так и зовут. Он не хотел иметь ничего общего с отцом, который не был сам себе хозяином.
– Это очень жестоко, – огорченно сказала я.
– Возможно. Но молодые часто склонны оценивать прошлое по меркам будущего, и сейчас я стал лучше понимать сына. Сегодня не многие гордятся тем, что у кого-то служат. И кто может утверждать, что они не правы? Но мне кажется, что за презрением Ника скрывалось что-то большее. Он видел, что о его матери забыли, как он считал, не заботились, что муж-солдат бросил ее на произвол судьбы, а сам проводит большую часть времени в колониях. Конечно, он был прав. Для жены солдата или моряка, брак – это одиночество.
– Значит… вы не видели его с тех пор, как он был ребенком?
– Я видел его случайно три года назад. Но я слышал о нем время от времени. Часто, прислуживая за столом, я слышал, как мистер Эдмунд рассказывал родителям о последних подвигах Ника, поэтому мне было кое-что известно о его приключениях.
– Когда вы его встретили, вы с ним разговаривали?
– Да. У меня был выходной. Мы столкнулись с ним лицом к лицу на Пиккадилли. Я сразу его узнал, но самое потрясающее, что он меня тоже узнал.
– Как он вел себя? Был рад видеть вас или нет?
– Я до сих пор не знаю, – Марш пожал плечами. «Привет, отец! – сказал он. – Вижу, ты все так же прямо держишь спину». Я не понял, что же он имел в виду, и не смог найти, что ответить, мисс Люси. По правде говоря, я едва сдержал слезы. Мы поговорили несколько минут, и я сказал, что служу дворецким у Грешемов. «Будь я проклят! – сказал он. – Надеюсь, они хорошо к тебе относятся, все-таки я пару раз спас от кровопролития нос этого сморчка Эдмунда».
Мистер Марш покачал головой.
– Чуть не сказал, что Нику со мной было неловко. Сомневаюсь, чтобы он хоть когда-нибудь себя неловко чувствовал. Он, возможно, по-своему насмехался надо мной. Я так никогда и не смог понять. На следующий день он отправился в Южную Америку. Легко догадаться, что мы не договаривались встретиться.
Мы долго молчали. Наконец, мистер Марш очнулся от воспоминаний и посмотрел на меня. Я все еще держала его руку.
– Пожалуйста, теперь сядьте, мисс Люси, – беспокойно сказал он. – Нехорошо, что я сижу, а вы стоите на коленях. Мне не положено.
Я не сдвинулась с места.
– Вам положено, мистер Марш. Странно чувствовать боль и счастье одновременно, но это так. Я вам сочувствую и себе сочувствую, но я уже привыкла к мысли, что Ника нет. И я счастлива. Я однажды сказала, что хотела бы иметь такого отца, как вы. Мистер Марш, по закону вы – мой отец. Мы поженились тогда в тюрьме в Ченгфу. Это – мое обручальное кольцо.
Мистер Марш замер, затем потер глаза, медленно покачал головой и посмотрел так, словно он не может понять смысла моих слов.
– Вы… поженились? – наконец произнес он.
– Да. Тогда он и подарил мне это кольцо, с тех пор я его ношу. – Теперь я рассказывала. Я повторила то, что уже говорила ему в поезде. Рассказала, как Роберт Фолкон предупреждал меня о Николасе Сэбине. Я закончила тем, как мы с доктором Ленгдоном пришли на могилу Ника. Мистер Марш немного пришел в себя и наблюдал за мной. Он печально улыбнулся.
– Люси, дитя мое, – прошептал он после долгого молчания, – для меня это – большая честь, – он наклонился и поцеловал меня в щеку.
Я поднялась и обняла его.
– Теперь встань, – хрипло сказал он и помог мне подняться, затем отошел и одобрительно посмотрел на меня, склонив голову набок. – Мы не должны говорить об этом никому, Люси. Пусть это будет нашей тайной. Ничего хорошего не выйдет, если хозяева узнают, что ты вышла замуж за сына их дворецкого.
Я удивилась.
– Почему нет? Я не стыжусь этого! – сердито сказала я.
– Просто не нужно говорить, – очень твердо сказал он. – Это невозможно по твоему положению в обществе, Люси. Ты – барышня, член семьи. А я – слуга. У тебя может быть еще больше неприятностей. Я прошу, послушай моего совета.
– Хорошо… конечно, я сделаю так, как вы хотите, мистер Марш, – неохотно ответила я. – А мы не могли бы с вами куда-нибудь уехать? Разве я не могла бы работать где-нибудь вместе с вами? Я не думаю, что из меня получится настоящая дама. Через несколько месяцев все изменится. Я получу деньги, много денег, которые мне оставил Ник. А позже я получу и «Луноловов», хотя мне этого и не хочется, честно говоря.
– «Луноловов»? Что ты хочешь этим сказать, Люси?
Я рассказала ему о завещании и о том, что получу закладную на «Луноловов». Он почесал лоб и озадаченно вздохнул. Не удивительно: за последний час Марш сделал не одно открытие.
– Мы еще об этом поговорим, Люси, а сейчас у меня голова идет кругом. – Он вынул часы. – Мне нужно работать. Вот, дитя мое, – он отдал мне кольцо. – У меня есть серебряная цепочка матери Ника. Я отдам ее тебе, и ты сможешь повесить кольцо на нее. – Он положил мне руку на плечо: – Мы оба не знали Ника, но он был моим сыном и твоим мужем. Мне приятно, что ты носишь это кольцо в память о нем.
Он расправил плечи, и лицо его приняло обычное спокойное выражение. Только бледность свидетельствовала о пережитом потрясении. Он снова был Маршем – дворецким, когда сказал:
– А теперь, с вашего разрешения, я уйду, мисс Люси. – Он поклонился, не спеша подошел к двери и тихо закрыл ее за собой.
Я сидела, делая вид, что занята вышивкой, и старалась привести в порядок мысли. Я решила, что не хочу теперь иметь никаких секретов от Марша и расскажу ему о Метью Фолконе. Другое дело с вечером пятого ноября. Я так и не знаю, что же все-таки произошло. Но я никому не смогу об этом рассказать, не упоминая того, что я видела, или мне показалось, что я видела, Николаса Сэбина. Я очень отчетливо, как в те страшные минуты, снова увидела его в клубах дыма. Но воображение могло сыграть со мной злую шутку. Ник Сэбин умер. И говорить его отцу о том, что мне померещилось – жестоко.
Мне было обидно, что я не могу сказать Грешемам, что мистер Марш – мой свекор. Я понимала, что его, скорей всего, сразу уволят. Нельзя было этого допустить, у меня еще не было денег, чтобы ему помочь, пока он будет искать новое место. Нужно терпеть, решила я, но как только у меня будут деньги, я попрошу мистера Марша увезти меня отсюда.
Я надеялась, что настроение мое станет лучше и мне будет легче прожить оставшееся время у Грешемов. Ведь теперь я знала, что Марш мне больше, чем друг. Но я ошиблась. Наше положение оказалось невыносимым. Мне было неприятно, когда он прислуживал мне в столовой или гостиной. Но еще тяжелее было наблюдать, как он прислуживает Эмили. Она была всегда недовольна слугами, постоянно дулась и вздыхала, как будто их глупость превращала ее жизнь в невыносимые страдания. Я видела, как краснел Альберт от ее колких замечаний, как она доводила Мэгги до слез. Мистер Марш всегда оставался невозмутимым. Но когда Эмили делала ему язвительное замечание, у меня чесались руки: мне хотелось вцепиться ей в волосы и услышать, как она завизжит.
Как-то после обеда я рассказала об этом мистеру Маршу. Он удивился.
– Господи, дитя мое! Неужели ты думаешь, что замечания мисс Эмили меня трогают? Хозяева срывают свое раздражение на слугах. Это часть нашей работы.
Я не стала спорить, но сама идея была мне ненавистна, и я поняла, что должен был чувствовать Ник Сэбин.
Аманда вернулась домой за неделю до Рождества, через день приехал Метью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43