Наклонившись над телом, он понимает, что произошло, и с испугом смотрит на свою руку, обагренную теплой красной влагой. Чего бы он не отдал, чтобы минуту назад удержать свой пронзительный крик! Чудится, что эхо его потрясло весь дом. Почти не сознавая, что делает, он машинально поднимает опрокинутое кресло, затем отступает к двери и, как ему кажется, слышит в доме какой-то шум. Это повергает его в панику, и он устраивает несложную инсценировку: разговаривает с сэром Рьюбеном через открытую дверь. Шум не повторяется. Леверсон убеждает себя, что его и не было. Поднявшись к себе в спальню, он решает, что самое безопасное стоять на одном: дядюшку он не видел и к нему в башню не поднимался. Это он и твердит полицейским.Вспомните, Парсонс еще не делал тогда своего признания. А затем для Леверсона отступать было уже невозможно, он не мог изменить показания. Он глуп, упрям и будет держаться за свое. Скажите мне, месье Мэйхью, так ли уж это неправдоподобно с вашей точки зрения?— Нет, почему же? — осторожно отозвался адвокат. — То, как вы представляете вещи, могло иметь место в реальности.Пуаро поднялся.— Вы имеете возможность видеть мистера Леверсона, — сказал он. — Изложите ему все то, что я вам рассказал, и спросите напрямик, не так ли именно и было дело.Покинув контору адвоката, Пуаро подозвал такси.— Харли-стрит, 48, — велел он шоферу.Леди Аствелл была крайне изумлена поспешным отъездом Пуаро в Лондон: маленький бельгиец не предупредил ее об этом ни словом. Он возвратился после суточного отсутствия, и Парсонс тотчас передал ему настоятельное желание хозяйки дома незамедлительно повидаться с ним.Он нашел ее в будуаре. Опершись на подушки, она полулежала на диване, и вид ее был еще более суровый и напряженный, чем при их первой встрече.— Итак, вы изволили, наконец, вернуться, месье Пуаро?— Вернулся, мадам.— Если не ошибаюсь, вы ездили в Лондон?— Да, мадам.— Вы не нашли нужным сказать мне об этом, — голос ее прозвучал весьма резко.— Умоляю простить мою оплошность, мадам! Полностью признаю свою вину. Конечно, мне следовало предупредить вас. Поверьте, в следующий раз…Она перебила его, против воли развеселившись:— В следующий раз вы повторите то же самое! — Ее черты изобразили саркастическую гримаску. — Убеждена, у вас существует тайный девиз: делать, что вздумается, а выкручиваться потом!— Сдается, это также и ваш девиз? — лукаво отозвался Пуаро.Она не отрицала.— Ну… иногда. Время от времени… Так зачем же вы все-таки улизнули в Лондон? Теперь-то вы уж можете мне признаться?— Я беседовал с нашим непревзойденным инспектором Миллером, а также повидался с милейшим мистером Мэйхью.Леди Аствелл в упор взглянула на собеседника. Казалось, к ней вернулось прежнее беспокойство. Она запинаясь сказала:— И теперь вы думаете?..— Что невиновность мистера Леверсона становится, скорее всего, возможной, — с важностью отозвался Пуаро, отвечая ей таким же пристальным взглядом.— Ах, боже мой! Значит, вы признаете, что я была права?— Я сказал: возможной. И ничего больше, леди Аствелл.Тон Пуаро заставил ее присмиреть. Она посмотрела на него с покорностью.— Я могу что-нибудь сделать?— Разумеется, мадам. Прежде всего объяснить, почему вы подозреваете Оуэна Трефузиуса?— Я же вам много раз говорила: я это знаю. Вот и все.— К сожалению, одного такого заявления недостаточно, вздохнул детектив. — Ну прошу вас, мадам, сделайте еще одно усилие. Перенеситесь мысленно в тот злосчастный вечер. Восстановите подробности, самые незначительные мелочи. Хоть что-нибудь, касающееся секретаря сэра Рьюбена. Что-то было! Не могло не быть. Это говорю вам я, Эркюль Пуаро! Ваша память наверняка зафиксировала один или два штриха.Леди Аствелл печально покачала головой.— Я вообще едва замечала его присутствие. Просто не держала его в голове.— Ваши мысли были заняты совсем другим, да?— Вот именно.— Например, враждебность вашего мужа к Лили Маргрейв?— Да… Вы, оказывается, знаете уже и это, месье Пуаро?Ответ маленького бельгийца прозвучал с комичным высокомерием:— Для меня не существует ничего скрытого, мадам!— Я нежно привязана к Лили, зачем отпираться, если вы и так заметили? Рьюбен начал накручивать всевозможные предположения на ее счет из-за фальшивого рекомендательного письма. Заметьте, я тоже не отрицаю, что она сжульничала.Ну и что? Да я в молодости и не такое вытворяла! Думаете, легко иметь дело с директорами театров? На любые штучки пойдешь, лишь бы получить ангажемент. В такой момент я тоже что угодно написала бы, сказала, подделала… Лили хотела получить это место, и естественно, что она пренебрегла некоторыми условностями, хотя это выглядит незаконно.Поверьте, в некоторых делах мужчины — просто круглые идиоты!Рьюбен так раскипятился, словно она служила у него в банке и имела дело с миллионами. В тот вечер и я была не в своей тарелке. Обычно мне удается уломать Рьюбена, но тут он уперся, как упрямый осел, мой бедняжка. Посудите сами, могла ли я думать в это время про какого-то секретаря? Да и вообще, Трефузиус вроде невидимки; он не из тех людей, на которых обращают внимание. Он пребывал где-то поблизости, вот все, что можно сказать.— Я тоже отметил это. Мистер Трефузиус личность на редкость тусклая. Не из тех, кто поражает воображение.— Чего нет, того нет. Полная противоположность Виктору, — сказала леди Аствелл.— О мистере Викторе Аствелле я рискнул бы заметить, что он самовзрывающийся, не так ли?— Прекрасное определение! Причем взрывается на весь дом, как фейерверк, — воскликнула леди Аствелл с некоторым даже удовольствием.— Натура, переполненная эмоциями, — вставил Пуаро.— О, если его завести, он сущий дьявол! Хотя мне ни капельки не страшно: от него больше шума, чем вреда. Пальба в небо, вот что такое Виктор.Но Пуаро уже с безразличием смотрел в потолок.— Так вы ничего не припомните, что бы остановило ваше внимание в связи с секретарем в тот вечер?— Могу повторить, месье: порукой только моя женская интуиция.— Которая если и не доведет одного до виселицы, то уж другому не помешает быть повешенным, — подхватил Пуаро. Леди Аствелл, — серьезно продолжал он. — Раз вы искренне верите в невиновность мистера Леверсона, а свои подозрения другого лица считаете важными, то не согласитесь ли на один эксперимент?— Какой еще эксперимент? — подозрительно осведомилась леди Аствелл.— Не согласитесь ли вы, чтобы вас подвергли гипнозу?— Господи, да зачем же?Пуаро подсел к ней поближе.— Если я начну объяснять вам, мадам, что в основе всякой интуиции лежат бессознательно зафиксированные мозгом факты, боюсь, вам станет скучно. Поэтому поясню проще: эксперимент, который я вам предлагаю, может иметь решающее значение для спасения жизни несчастного молодого человека. Вы ведь не откажетесь?— Гм. Кто же меня будет усыплять? Вы?— Один из моих ученых друзей, мадам. Если не ошибаюсь, как раз его автомобиль остановился у вашего подъезда. Слышите?— Кто он?— Доктор Казалет с Харли-стрит.— Постойте… А это надежный человек?— Он не шарлатан, если вы это имеете в виду. Его пациенты из лучших домов. Совершенно спокойно можете довериться ему.— Ладно, — сказала со вздохом леди Аствелл. — Я не больно верю, но раз вы настаиваете… Попытка не пытка. По крайней мере, мы не упустим ни одной возможности помочь Чарльзу. Я ни в чем не хочу мешать вам.— Тысяча благодарностей, мадам!Пуаро шариком выкатился из будуара и вскоре возвратился в сопровождении полного человека в очках. Его круглое лицо и откровенно жизнерадостный вид никак не совпадали с представлением леди Аствелл о гипнотизерах.— С чего начнем наш спектакль? — настроившись на веселый лад, спросила она.— Никаких сложностей, леди Аствелл, все чрезвычайно просто, — охотно откликнулся доктор. — Подложите подушку под локоток, займите самое удобное положение, вот так. И ни о чем не тревожьтесь.— С чего бы мне тревожиться? Посмотрела бы я на того, кто попробует усыпить меня или еще что-нибудь против моей воли!— Совершенно справедливо. Но раз вы согласились на наш маленький сеанс, это уже не против воли, не правда ли? сказал доктор с приятной улыбкой. — Все прекрасно. Месье Пуаро, выключите верхний свет. Леди Аствелл, будьте добры прикрыть глаза, словно вам дремлется.Он неслышно подошел к ней поближе.— Уже поздно. Вам хочется спать. Веки тяжелеют. Они смыкаются, смыкаются… их уже не разлепить. Вы погружаетесь в сон. Вы спите.Голос походил на умиротворяющее журчание, на тихое мурлыкание. Наконец, доктор наклонился и слегка приподнял правое веко леди Аствелл. С удовлетворенным видом он повернулся к Пуаро.— Все в полном порядке, — сказал он. — Начинать?— Да, пожалуйста.Теперь доктор заговорил иначе: отчетливо и властно.— Леди Аствелл, вы спите, но вы меня слышите? Способны ответить?Не меняя положения, она отозвалась бесцветным монотонным голосом, который прозвучал очень слабо:— Я слышу. Могу отвечать.— Я хочу, чтобы вы вернулись в тот вечер, когда был убит ваш муж. Вы помните этот вечер? Хорошо помните?— Да.Легкая нервная дрожь передернула ее.— Итак, вы за столом во время ужина. Что вы видите? Что чувствуете?— Я расстроена, сокрушаюсь из-за Лили.— Это мы знаем. Что вы видите вокруг себя?— Виктор в неумеренном количестве поглощает соленый миндаль, он такой лакомка. Надо предупредить Парсонса, чтобы ставил блюдо с миндалем на другой конец стола.— Отлично. Продолжайте.— Рьюбен насуплен и подавлен. Едва ли это из-за одной Лили. Подозреваю, что у него деловые неприятности. Виктор то и дело бросает на него скрытые взгляды…— Что вы можете сказать о мистере Трефузиусе?— Его левая манжета пообтрепалась. Волосы обильно смазаны брильянтином… Скверная привычка у мужчин; обивка кресел всегда в жирных пятнах.— А теперь, мадам, ужин окончен, — сказал доктор Казалет, выразительно взглянув на Пуаро. — Вы пьете кофе. Опишите все подробнее.— Кофе сварен хорошо. Кухарке это удается далеко не каждый день, вообще ей нельзя ничего доверить… Лили часто поглядывает на окно. Не знаю, что ей там понадобилось? В гостиную входит Рьюбен. У него приступ мрачности, не знает на ком сорвать свой гнев и очень груб с Трефузиусом, беспрерывно осыпает его оскорблениями. У Трефузиуса в руке нож для разрезания бумаг с довольно острым лезвием. Как он его стиснул! Даже суставы пальцев побелели. Воткнул в стол с такой силой, что кончик отломился… Держит, словно кинжал, готовый вонзиться в спину… Они оба уходят. С беспокойством и нежностью смотрю на Лили. Как ей к лицу зеленый муслин! В своем платье она похожа на водяную лилию… Нет, чехлы от мебели придется отдать в стирку на следующей же неделе.— Минутку, леди Аствелл, остановитесь.Казалет снова повернулся к Пуаро.— Кажется, наступает самое главное, — шепотом сказал он.— Разрезательный нож, вот что первым запало в ее подсознание. Перейдем теперь в башню. — Он продолжал настойчиво и четко:— Прошло некоторое время. Вы уже в кабинете у вашего мужа. Началась ссора, не так ли?Она опять непроизвольно поежилась.— Да, очень крупная ссора. Мы не сдерживаемся и говорим очень обидные вещи друг другу.— Отвлекитесь от этого. Забудьте. Насколько ясно вы видите комнату? Она ярко освещена? Шторы задернуты?— Нет, плафон потушен. Зажжена только настольная лампа.— Вот вы уходите. Желаете ли вы мужу спокойной ночи?— Нет. Я слишком рассержена.— Вы видите его в эти минуты последний раз. Скоро он будет убит. Вы знаете его убийцу?— Да. Это Трефузиус.— Почему вы так говорите? Что вас натолкнуло на эту мысль?— Горб. Горб на шторе. Она оттопыривалась.— Вы видели достаточно ясно?— Да. Я почти коснулась шторы.— Вы подумали, что там спрятался человек? Трефузиус?— Да.— Почему вы уверены, что именно он?Впервые в ее голосе прозвучала неуверенность, она заволновалась.— Я… я… Из-за ножа для бумаг.Пуаро и Казалет переглянулись.— Леди Аствелл, вы говорите, что на шторе был выступ, словно кто-то прятался. А вы видели этого человека?— Нет.— Значит, вы заподозрили Трефузиуса, потому что незадолго перед тем он со злобой сжимал нож?— Да.— Разве Трефузиус не отправился к себе наверх спать?— Да, он поднялся в свою комнату.— Выходит, в оконном проеме он затаиться не мог?— Не мог.— Уходя, он пожелал сэру Рьюбену доброй ночи?— Да.— И больше вы его не видели в кабинете?— Нет. — Она говорила все с большим колебанием, дыхание ее становилось прерывистым, она слегка застонала.— Сейчас проснется, — сказал вполголоса доктор. — Думаю, что большего нам не добиться.Пуаро кивнул. Доктор наклонился над леди Аствелл.— Вы просыпаетесь. Надо проснуться, — мягко повторил он.— Сейчас вы откроете глаза.Несколько минут они ждали. Леди Аствелл приподнялась и поочередно обвела их взглядом.— Я в самом деле спала?— Совсем недолго, леди Аствелл, — ответил доктор.— Значит, вы все-таки проделали свой фокус?— Ну, вы ведь не ощущаете ничего плохого?— Пожалуй, некоторую разбитость. Я устала.Оба мужчины поднялись.— Мы вас покинем и скажем, чтобы вам принесли крепкого кофе. Это вас подбодрит.— А я что-нибудь говорила? — догнал их уже у дверей ее возглас.— Право, ничего особенного. Кажется, вы беспокоились о том, чтобы отдать в стирку чехлы с кресел.— Для этого не стоило меня гипнотизировать, — сказала она с улыбкой. — Это я сказала бы вам охотно и так. А еще что?— Вы можете припомнить, как в гостиной, сидя за кофе, мистер Трефузиус вертел в руках разрезательный нож?— Может, и вертел, но, честно говоря, я этого попросту не заметила.— А оттопыренная занавеска? Это на что-нибудь наталкивает?Леди Аствелл сосредоточенно нахмурилась.— Словно что-то брезжит в памяти… — голос ее звучал нерешительно. — Но нет, ничего определенного… и все-таки…— Не беспокойтесь, леди Аствелл, — живо произнес Пуаро.— Нет смысла напрягаться. Это уже несущественно, абсолютно несущественно!Доктор Казалет проводил Пуаро в его комнату.— Теперь вы нашли объяснения многому, — сказал он. — Без сомнения, когда сэр Рьюбен напускался на своего секретаря, тому стоило неимоверных усилий сдерживать себя, поэтому он так сжимал нож и стискивал пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25