Сытин был одним из членов – основателей этого союза, но, коль скоро он понял, что союз купцов и фабрикантов представляет собою не то, что нужно для России, он еще за два года до Октябрьской революции официально заявил о выходе из правления, перестал ходить на заседания и вообще устранился от этой организации, ставшей впоследствии на путь борьбы против Советской республики.
Данных для обвинения Сытина не нашлось. Его допрашивали как свидетеля, обращались к нему за нужными справками. И наконец начальник следственной части Закс, отпуская Сытина, поблагодарил его и сказал:
– Вы очень дальновидны, Иван Дмитриевич, вы, как говорят, в сорочке родились, догадались вовремя удалиться из этой контрреволюционной организации.
– А я слыхал такую поговорку, – ответил Сытин следователю. – «К светлому челу архиерея сухое дерьмо не пристанет». Надо быть всегда светлым. Не грязнить душу, иметь Родину и знать что она такое. Подлецов я не жалею. Ну, как они, многонько там в своем союзе набедокурили? – спросил он следователя.
– Порядочно. Читайте завтра в «Известиях». Ведь они выходят теперь на базе вашего популярного «Русского слова». В «Известиях» будет все сказано.
– Кому-нибудь угрожает расстрел?
– Не могу сказать, это решит революционный трибунал.
– Что ж, кто много украл, с того много и спросится. Простите за любопытство. – Сытин встал. В руках у него была большая, завернутая в старую газету книга.
– А это что у вас такое? – спросил Закс.
– Это? Подарок несу… Книга юбилейная, год тому назад вышла. Товарищество выпустило к пятидесятилетию моей работы на книжном посту.
– Позволите посмотреть?
– Пожалуйста.
– Какое великолепное издание! Вот что значит – своя рука владыка!
– Не обижайте меня, гражданин Закс, это для меня постаралось наше товарищество и юбилейная комиссия, и весь авторский коллектив, приложивший руку и сердце к этой, не скрою, приятной для меня книге.
Закс раскрыл книгу. На титуле рукой Сытина было написано: «Глубокоуважаемому Владимиру Ильичу Ленину. Ив. Сытин».
– Вот кому подарок! А как вы ему передадите?
– Как? Очень просто: зайду по пути в «Националь» и передам дежурному. Владимир Ильич и Крупская там в номере живут. Пока с квартирой не устроились…
Быстро перелистав книгу, посмотрев иллюстрации и письма поздравителей – Горького, Куприна, Бунина, Телешова и многих, многих других видных деятелей, Закс сказал:
– Это не книга, а монумент!.. Можно вам позавидовать…
На следующий день в «Известиях» появилось официальное сообщение ВЧК о деле «Союза торговли и промышленности». Излагалась суть этого дела:
«На основании данных, полученных при обыске, были арестованы члены правления и мнимые торговцы и посредники: Дежур, Шереметьевский, Валерьянов, Крейнес и др. – всего 17 человек, а позднее было арестовано еще 12.
Из следственного материала видно, какое громадное количество товаров прошло в разное время через руки союза. Были одновременные предложения таких партий товара: 200 тыс. пудов металла через акционерное общество „Келлерт“ (председатель правления Крейнес), 700 тыс. пудов чая от Губкина и Кузнецова, 13 тыс. пудов мыла от завода Ашкинази, Столкинда и Давыдова, 35 тыс. пудов смазочных масел от торгдома Горфельд, затем 10 миллионов пудов пшеничной муки, 100 тыс. банок консервов, 10 тыс. пудов сахара и т. д. Немалую роль в этих операциях играл „Штаб металла“, реорганизованный из прежнего „Фронто-металла“.
Спекулировали не только товарами, ускользнувшими от учета, но и казенным имуществом, оставшимся после демобилизации армии, поэтому обвинение будет формулировано не только за спекуляцию и сокрытие товаров от учета, но и за расхищение народного достояния, за преступления по должности.
К ответственности привлекаются видные промышленники и биржевые тузы, в том числе Крашенинников, Гахтамиров, Валерьянов, Воронов, Яблонский, Ананьев, Крейнес, Тарнопольский, Раговин и др. – всего 29 человек.
Весь богатый материал, ужасающий по бесстыдству и наглости, будет подробно опубликован и освещен на заседаниях Верховного революционного трибунала».
В сообщении было сказано и о непричастности к делу бывшего члена «Союза» Сытина.
Дорошевич, Благов и другие поздравляли Ивана Дмитриевича и были, разумеется, довольны, что он не позволил себя запутать в сетях мошенничества и спекуляции, не оказался на скамье подсудимых.
Дорошевич, прочтя сообщение в «Известиях», даже воскликнул:
– Велик бог, охраняющий Ивана Дмитриевича от такой напасти.
На что, с гордостью за своего отца, ответил Николай Иванович:
– Не бог, а святая богиня, имя ей – гражданская честь!..
Надо полагать, что, получив от Сытина в подарок книгу, Владимир Ильич, зная Сытина как издателя и его близкие отношения с Алексеем Максимовичем Горьким, ознакомился с этой книгой. Она сохранилась в личной домашней библиотеке Владимира Ильича.
То, что Ленин доверчиво относился к Сытину, видно, например, из воспоминаний писателя Н. Д. Телешова. В первый год советской власти, когда в издательских делах царила неразбериха, настоятельно возникал вопрос о создании объединенного Государственного издательства. Но кого на пост директора?.. Ленин по этому поводу разговаривал с Горьким.
– Конечно, Иван Дмитриевич заслуживает доверия, оборотистый, вполне подходящий, может поставить дело, но согласится ли?.. – усомнился Горький.
– А вы попробуйте его уговорить! – предложил Ленин.
Встреча состоялась на квартире у Екатерины Пешковой, где Горький всегда останавливался, приезжая из Петрограда. Были приглашены на завтрак к Горькому писатель Телешов и Сытин. Тогда и обратился Алексей Максимович к Сытину:
– Мне поручил Владимир Ильич уговорить вас: на днях открывается Государственное издательство, и Владимир Ильич непременно хочет, чтобы вы были директором и стали во главе дела…
– Вы знаете, – отвечал Сытин, – что я человек малограмотный, и в такое время, как наше, быть во главе такого дела мне не подобает. Беритесь вы, а я буду вам помощником. Будьте покойны, не подведу вас ни в чем…
Горький ответил, что у него и без того дел по горло и что он собирается уезжать за границу.
Во главе Госиздата стал Вацлав Вацлавович Воровский. Сытин охотно согласился быть ему помощником-консультантом и ведал делами своей бывшей типографии на Пятницкой…
Валентин Федорович Булгаков, бывший секретарь Льва Толстого, встретился в эти дни в Москве с Иваном Дмитриевичем. Привожу строки воспоминаний об этой встрече:
«Я встретился еще раз с И. Д. Сытиным на Замоскворецкой улице, где находится огромная бывшая типография И. Д. Сытина, – типография, которой он теперь заведовал в качестве рядового советского служащего. Заслуги Сытина в печатном деле были признаны. Ему предоставили возможность по-прежнему работать, но только без ненужного права нагромождения на его личном счете в банке колоссальных денежных сумм. Что нужно было старику для жизни, он имел, и для дела получал без отказа все, что было нужно.
Иван Дмитриевич был такой же, как и раньше: веселенький, немножко подхихикивающий и, в общем, отнюдь не теряющий себя.
Он узнал меня, дружески приветствовал, расспрашивал, чем я занят, и рассказывал о себе:
– Да, мне теперь уже ничего не принадлежит, да и на что мне это? Остаюсь я по-прежнему при деле, и это самое главное. Денежки, которые текли к нам от народа, теперь пришлось обратно вернуть ему же, народу. Так оно, видно, и должно быть…
По-прежнему он был полон доброжелательства. Пожалел, что я в свое время не пришел к нему и не принял участия в его издательском деле».
КОНЦЕССИЯ НЕ СОСТОЯЛАСЬ
В сытинских складах сохранились запасы бумаги. Массовыми тиражами печаталась агитационная литература для фронтов гражданской войны и для трудового населения города и деревни.
Иван Дмитриевич работал консультантом в Госиздате, помогал своим опытом Вацлаву Воровскому, пока тот не ушел из Госиздата на дипломатическую работу.
Ни к одному из бывших капиталистов не было такого доверия со стороны советской власти, как к Ивану Дмитриевичу Сытину. Он не бежал от большевиков за границу, как это сделали многие.
Сытин остался в Москве, на Тверской. Он верил в силы и совесть народа, и народная власть доверяла ему.
Вот свидетельство большого доверия – один из документов, выданных Сытину:

МАНДАТ
«Настоящим Президиум Высшего Совета Народного Хозяйства поручает гр. Ивану Дмитриевичу Сытину отправиться за границу, в частности в Германию, с целью вести переговоры по вопросу об организации в пределах РСФСР заводов бумажной промышленности и эксплуатации на основах ведения нормального лесного хозяйства лесных массивов на концессионных началах, согласно данных гр. Сытину исходных положений.
Гр. Сытину поручается сорганизовать финансовые и промышленные круги Западной Европы, имеющие целью субсидировать на предлагаемых условиях означенную концессию.
С возвращением из-за границы гр. Сытин обязан представить Президиуму ВСНХ доказательства финансовой и коммерческой солидности организованной группы, с которой Правительство РСФСР имеет заключить окончательный договор на предоставление концессии на эксплуатацию массивов с целью постановки бумажного производства.
Гр. Сытину надлежит о всех своих переговорах за границей по поводу настоящего поручения ставить в известность выезжающего по этому делу за границу тов. Хинчина и согласовать с ним все свои действия.
Председатель ВСНХ – Богданов ».
Иван Дмитриевич с радостью согласился поехать в столь ответственную командировку. Кроме государственного значения поездка в Германию имела для него и личный интерес.
В 1914 году Сытин отправил в Германию учиться и проходить коммерческую практику своих детей, студентов Петра и Дмитрия. Началась война, – один из сыновей Сытина, Петр Иванович, застрял в Германии и пробыл там всю войну. После революции он работал в организации «Международная книга», занимавшейся обменом и снабжением научной литературой институтов и университетов в международном масштабе. Работал он также в берлинском издательстве Ивана Павловича Ладыжникова, который в дореволюционное время частично субсидировался Сытиным, издавал книги и брошюры Льва Толстого и запрещенные цензурой произведения Горького…
В Берлине Иван Дмитриевич бывал не раз до революции. Разыскать сына ему ничего не стоило.
– Почему ты из Германии не бежал в Америку? Почему не рвешься на родину? – расспрашивал Иван Дмитриевич сына при встрече.
– А зачем мне Америка? Так пока и живу в Берлине, не теряя надежды на возвращение в Москву.
– Ну, что ж, чадо, терпи, верь и надейся. Да, я у большевиков не на плохом счету; вот, полюбуйся. – Сытин показал сыну мандат ВСНХ.
О появлении Сытина в Берлине узнал кое-кто из эмигрантов. Из Праги приехал один старый друг-приятель Ивана Дмитриевича, стал уговаривать:
– Как тебя большевики живьем выпустили? Оставайся здесь, будем издавать эмигрантское «Русское слово».
– А на кой оно черт и кому нужно! – отрезал Сытин. – Для кого? Для пауков и паучков, что мечутся и грызутся между собой по заграницам? Нет, благодарю покорно, я не сумасшедший…
Разговор получился неласковый.
Повстречался с Сытиным банкир Алексей Путилов. И тот соблазнял:
– Приехали нащупывать почву? Оставайтесь, Иван Дмитриевич, не пожалеете.
– Благодарствую, не за тем я пожаловал.
– Слышал, слышал. Большевики хотят, чтобы им германские специалисты бумажную фабрику построили. Хорошего они свата нашли в вашем лице. Хорошего, понимающего и в прошлом весьма и весьма состоятельного. Не знаю, что у вас получится. Скажите, Иван Дмитриевич, вам американцы предлагали часть вашего денежного капитала перевести в нью-йоркский банк?
– Было предложено.
– А вы как?
– Никак! Это не мои деньги. Я их нажил у народа в России, русскому народу они и должны принадлежать.
– Оказывается, вы за эти годы не поумнели.
– Пусть вам так кажется.
– И вы думаете, что у вас не будет черных дней, если вернетесь в Россию?
– Не если, а точно вернусь. А что касается черных дней, не знаю, на что вы намекаете, я готов вместе с нашим народом перенести любые тягости. А главное: я верю в народ и верю Ленину. России недоставало Ленина. Он появился, и он спасет Россию от гибели. Ленин вводит новую экономическую политику. Для восстановления разрушенной России привлекает концессионеров. Открыта отдушина частнику, хотя и не в крупных масштабах.
– Иллюзии! – определил Путилов. – Ничего из этого не получится.
– Получится, – возразил Сытин. – Прав народ, а не мы и не вы, денежные козявки или тузы. Я помню, вот такой примерно разговор у меня был в Москве, и не с кем-нибудь, а с одним дурачком из нашего товарищества. Он мне в более страшную пору болтал: «Советская власть на один месяц, хватит одной дивизии, чтоб разогнать большевиков в Москве». А я ему отвечаю: «Где ты, Иван Тимофеевич, возьмешь эту дивизию, из кого ее наберешь? Ты придешь к народу с дубиной, а он тебя на штыках поднимет. Очень-то ты, толстопузый, народу нужен». А вообще-то мы с вами не сегодня в расхождении. Помните, вы мне предлагали из воздуха деньги делать в конце войны, когда курс рубля бешено падал. Мне и тогда было противно вас слушать. А еще раньше затевалась, не без вашей хитрости, жульническая операция с намерением акционировать фабрики Печаткина, Окуловскую, «Сокол» и другие. Вы, подлецы, банкиры, хотели завладеть фабриками, а имея в руках бумажные фабрики, вы бы и печать захватили, во куда метнули!.. И тут я не уступил вашим желаниям…
– Вы меня, Иван Дмитриевич, этим откровением не удивили. Не забывайте одно: у Советской России много врагов. Они могут стать и вашими врагами.
– Знаю и не пугаюсь. Да, много врагов. Но зато в России не стало рабов! А вот этого-то вы и не учитываете. Страна, где нет рабства – непобедима. Факт…
Поссорились и разошлись Сытин с Путиловым навсегда, до гробовой доски.
Иван Дмитриевич расстроился, ночью бредил, кричал спросонья. Утром проснулся, спрашивает сына:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46