– спросил он.– Нет.– Все уже разошлись. Она не отвечала.– Остались только мы двое, – сказал Хенрик. – Вы и я. Анна развела руками.– Так получается, – сказала она. Он ждал, что она при этом улыбнется. Она улыбнулась.– Пойду подышать воздухом, – сказал Хенрик. Толкнул стеклянную дверь ресторана. Шагов Анны он не услышал. 13 Хенрик сидел на ступенях террасы, ночь была теплая, в листве щебетали птицы. «Так получается, – думал он, – так получается. Не хочу ее, – думал он, – не хочу ее равнодушия, боюсь: я думал, что она способна что-то чувствовать, кроме страха перед шефом, хоть что-нибудь, так мне казалось, симпатию к чему-нибудь, может быть, что-то большее, но эти ее глаза, ее молчание, лучше не надо ничего. Вчера тоже была луна, – вспомнил он, – языки костров, запах можжевельника, шелест листвы, мы искали с Чесеком что-то, что мелькнуло и исчезло, и только волосы развевались между звездами, и мы ничего не нашли. Подожду, пока все не заснут, возьму пулемет и куда-нибудь его перенесу. К Штайнхагенам», – решил он.За ним стояла она. Он внезапно это почувствовал. Он не слышал ни ее шагов, ни ее дыхания, по крайней мере ему так казалось, внезапно стало тихо, замолкли птицы, замерла луна, он чувствовал, что за его спиной что-то происходит, кто-то ждет, сейчас выстрелит в спину, ударит по голове, он почувствовал боль в виске, но не шелохнулся. «Спазм сосудов», – подумал он. Поблизости кто-то был, но чувство опасности стало угасать и исчезло совсем. «Она. Я так и знал!» Она шла за ним и терпеливо молчала. Молчала иначе, чем до этого, там, в зале ресторана. Он улыбнулся.– Садитесь.Она села на ступеньки, поджав колени к подбородку. Теперь они вдвоем слушали шорох луны в искрящихся кронах деревьев.– Луна, – сказал Хенрик.– О да…Опять молчание. Он рассматривал ступени террасы, трещины напоминали бассейн Вислы. Спросил:– Заняться мною предложил вам шеф?– Да.«Этого следовало ожидать», – подумал он. – Зачем? – спросил он.– Наверно, не мог смириться с тем, что я не досталась Смулке.– Идиотская ситуация, – сказал он.– Почему?– Эта луна, как шлягер, как луковица, средство для выжимания слез. Вы только представьте себе, что за уродина: вулканическая пустыня, покрытая пеплом. Но сейчас это не имеет значения, работает отражатель, магнетизирующий свет, и мы влипли, конец, начинаешь умиляться, хочется шептать нежные слова!– Вы всегда так ведете себя при луне?– Как?– Шепчете нежные слова. Надеюсь, у вас нет намерения делать это сейчас.«Есть, – подумал он. И сразу же: – Ни за что!» Становилось холодно.– Не знаю, – сказал он. – Все возможно.Анна подняла лицо с колен и внимательно посмотрела в его сторону, словно желая осознать, каков он, этот мужчина, предназначенный ей самим шефом.– Я бы не хотела их слышать, – сказала она.– Как вам угодно. Мне они тоже приходят с трудом.– Великолепно.Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Анна прикрыла его руку своей.– Вы не пойдете спать? – спросил он.– Нет.– Шеф был бы доволен, что вы занимаетесь мной. Я дивлюсь вашей дисциплинированности и готовности пожертвовать собой.– Грязные шутки.– А вам не приходило в голову, что шеф заинтересован не только в том, чтобы вы соблюдали соглашение? Что он заинтересован во мне?– Мне хочется вас покорить, потому что я так решила.– Сейчас Мелецкий думает о том, как меня занять. Боится, что я могу ему в чем-то помешать. Он хочет демонтировать медицинскую аппаратуру, чтобы на ней разбогатеть. Мне удалось дозвониться в Зельно и сообщить властям, что городок цел. Теперь он будет спешить нагрузить машины, прежде чем хлынут переселенцы.– А если успеет?– У него все равно ничего не получится.– Вы ему помешаете? Один против пяти?– Я не один. На моей стороне Смулка. И, кажется, Чесек. Она сняла руку с его руки.– Теперь я понимаю, почему вы отдали меня Смулке. За медицинскую аппаратуру.Она констатировала это без возмущения, с обычной для нее печалью, с легким оттенком сарказма в голосе.– Никому я вас не отдавал, – сказал он. – Вы сами прекрасно собой распорядитесь.– Но были готовы.– Нет! – воскликнул он.– Хорошо, ну хорошо, – успокоила она его. – Какая разница.– Как какая разница! «Черт бы побрал эту лахудру», – подумал он.– Зачем вам это? – спросила она. – Эта история с Мелецким? Пусть он делает что хочет.– Сюда должны приехать раненые. На станции ждут люди. Люди, которые потеряли все. Вы понимаете?– Отчасти, – сказала она. – Но какое вам до них дело?– Я мечтал о том, чтобы поселиться в лесу, – признался он. – Вдали от людей. Но теперь я вижу, что это не так просто. Подумайте, после всех этих кошмаров, убийств…– И что вы решили?– Я потребую точного выполнения миссии, для которой нас сюда прислали.– А если они не захотят?– Увидим.– Вы воспользуетесь пулеметом Шаффера?– Не исключено.Она опять внимательно посмотрела на него. – Вы опасный человек, – сказала она.– Я хочу жить в чистом мире.– А им ваша чистота не нужна.– Я заставлю ее принять.Она помолчала и снова перешла в наступление:– Я не верю в ваше бескорыстие. Признайтесь, какие подлые намерения движут вами? Зависть? Карьеризм? Ну признайтесь, что руководит вами на самом деле? Вы хотите кому-нибудь понравиться? У вас среди переселенцев родственники? Злой характер? Да?– Не угадали.– Не верю!Хенрик замолчал. «Опять дала мне пощечину, – подумал он. – Боже, смилуйся над ней, сделай так, чтобы она все забыла, пусть она снова верит, пусть прошлое покажется ей сном».Анна положила руку ему на плечо. «Этот жест, наверно, остался у нее с гимназических лет, когда кокетство еще неосознанно, обезоруживающе невинно, остался только жест, она положила руку на плечо, она сделала это бессознательно, а по моему телу прошла волна тепла, мучительная истома».– Не делай этого, – сказала она.– Чего? – спросил он и только потом понял, что она сказала ему «ты». «Она права, мы знакомы уже сто лет».– Разреши им уехать, – сказала она. – Они сильнее.Анна хотела добавить еще что-то, убедить его, но слова застряли в горле, она закашлялась. Обхватив руками голову, съежившись, она искала успокоения у него на груди. Он прижал ее к себе. От ее учащенного дыхания рубашка стала влажной. Он чувствовал, как дрожат ее плечи. Кашель постепенно утихал.– Как хорошо, – шепнула она. Потом подняла голову, вытерла слезы. Беззвучно зашевелила губами. Быстро поцеловала его и сразу же оттолкнула.Он остался стоять с протянутыми руками, как нищий. Она повернулась и сбежала со ступеней террасы.– Анна! – крикнул он.Она быстро шла среди деревьев. Он побежал за ней.– Анна! – кричал он.Анна не обернулась. На мгновение она погрузилась во мрак, но потом опять вышла в полосу лунного света.– Остановись, не делай меня смешным!Анна остановилась. Посмотрела вверх на конную статую Великого Фрица.– Негодяй, – сказала она. Хенрик схватил ее в объятия.– Пусти, – приказала она.Он отступил. «Раскапризничавшаяся девчонка, черт бы ее побрал!»– Можно, я тебя поцелую? – спросил он.– Нет.– Обниму тебя?– Нет.– Я люблю тебя. Она крикнула:– Нет! Умоляю тебя, ни слова об этом! Нет, нет, нет!.. Потом: – Послушай, разреши им отсюда уехать. Возьми, что они тебе дают. Не будь таким гордым.– Это бандиты.– Я не уверена.– Они приехали сюда, чтобы грабить.– Пусть грабят. Нас это не касается.– Перестань, ради бога! – воскликнул он. – Зачем ты об этом говоришь! Именно сейчас!Она молчала.– Пойдем ко мне, – сказал он.– Нет.– К Смулке бы ты пошла! – крикнул он в бешенстве.– Не пошла бы.– А ко мне пойдешь, – сказал он и схватил ее за руку. Она застонала:– Отпусти, мне больно.– Пойдем.– Пусти.Хенрик тянул ее, она спотыкалась, так дошли до гостиницы.– Дурак, – говорила она. – Честный идиот. Чего ты от меня ждешь? Невинного чувства? Ангельского тела? Это ушат с помоями, дурачок. Клоака! Пусти меня, я пойду сама!Он отпустил руку Анны, и она начала растирать ее, морщась от боли. У входа в отель они остановились. Анна подошла к нему:– Сказать, какая такса была у меня в лагере?Он отпрянул.– Сказать? – наступала она.– Нет.– Я могу ее тебе назвать.– Нет!– Ну тогда заткнись, и чтобы я не слышала ни одного благородного слова!Да, теперь он все понял. Но внутренне противился этому. То, что она ему сообщила, не имело значения. Он хотел ее утешить, но в ее глазах не было слез.– Пани Анна… – начал он. Возвращение к «пани» было таким же неожиданным, как недавний переход на «ты». 14 Скрипнули массивные петли, в портале отеля стоял слегка сгорбленный Шаффер.– Какая чудесная ночь, пан профессор, – сказал он. – Я не удивляюсь, что вы не спите, это потому, что у вас романтическая душа. Остальные давно легли и храпят вовсю, в коридорах ни одной живой души, темно и тихо, я не слышал никаких подозрительных звуков, за исключением одного номера, в котором орал тот невысокий, гладко причесанный пан. Я вам не мешаю? Можете не отвечать, я догадываюсь, что мешаю, так же, как и эта луна, пани такая красивая, пана тоже бог не обидел, но представьте себе, пан профессор, что за многие месяцы это первая ночь, когда я нахожусь в обществе людей, да еще таких высокообразованных. Не выпить ли нам по этому случаю? У меня большое желание, но я хотел бы наконец выпить в компании интеллигентных людей.– Чего он хочет? – спросила Анна.– Выпить с нами.– Ну что ж.Шаффер возвратился с подносом, на котором стояли три рюмки. Хенрик смотрел, как Анна пьет, прищурив глаза, как будто вместе с вином она вливала в себя неземное блаженство, словно боялась, что, когда она их откроет, потекут ручьи слез. Потом Шаффер взял пустые рюмки и ушел назад. Они сели на ступенях террасы. Становилось темнее, луна опустилась ниже и пряталась за крышами домов.– Вы хотели бы жить в лесу? – спросил Хенрик.– Нет.– Не со мной, с кем-нибудь другим, вообще…– Может быть.– Мне обидеться? – спросил он. Она вздохнула. Как если бы действительно страдала.– Нет, – ответила она.– Ас кем же?– Не знаю. С каким-нибудь хорошим человеком. Но в лесу мне жить не хотелось бы.– Вы замуж собираетесь?– Может быть. За какого-нибудь хорошего человека. И старого. Чтобы как можно меньше иметь с ним дело.– И вы считаете, что будете хорошей женой?– Разумеется.– Верная?– Конечно.«Она тоже хочет чистоты, – подумал он. – Только понимание чистоты у нее специфически женское. Если честь, то и раскаяние, и удобства, и материальная обеспеченность».– А что, если вам понравится другой мужчина?– Не нужны мне никакие мужчины.– А если?– Я повторю себе то, что сказала вам: «Я ушат с помоями, и мне нечего дать ему взамен».Луна зашла за крыши домов, и темнота сгустилась.– Вы никогда не сможете это забыть? – допытывался он.– Никогда.– Надо забыть.– Нет, надо помнить.«Сейчас я ей скажу, – твердил он про себя. – Скажу такое, от чего ей тошно станет».– Попробую описать вам ваше будущее, – начал он. – Я не хиромант, но прошел лагерь, вы тоже, вчера я был на станции, видел там одну девушку, ее внешность меня поразила, я прекрасно помню ее лицо, хотя она мне только улыбнулась и я не обмолвился с ней даже словом.– Смотрите, – перебила Анна, – поздравляю.– Нет, это совсем не то, что вы думаете, просто она все время стоит у меня перед глазами. С вами такое тоже может случиться. Через год, два или через три вы увидите лицо, к которому почувствуете доверие, и оно вызовет у вас радость. Что-то в вас переменится, вы даже сами не заметите, как это произойдет. В одно прекрасное утро вы бодро выпрыгнете из постели. Вам будет весело, без причины. Возможно, будет солнечный день. Возможно, вы будете у моря и из окна увидите красивую лодку, качающуюся на волнах. Но это необязательно. Возможно, будет дождь или снег. Во время купания вы будете напевать, это будет приятное купание, так как я уверен, что без ванной вы замуж не выйдете.– Какой вы злой.– Потом вы заметите, что существуют и другие мужчины, что среди них есть симпатичные и даже привлекательные, и кто-нибудь из них станет вам особенно мил, он скажет, что вы прекрасно сложены, что у вас прекрасная фигура, и вам это будет приятно, вы забудете обо всем, и о своем счастье. Вот тогда вы почувствуете, что старый муж вас держит взаперти, вы станете с ним жестокой и даже не захотите вспоминать о том, что сами желали именно такого, старого и беспомощного.– И что я тогда с ним сделаю, со своим мужем? Отравлю его?– Грибами. Но, возможно, инфаркт у него будет раньше.– Вы ужасны. Ни капли снисходительности.– Я хочу вас убедить в том, что жизнь длинна, длиннее, чем нам кажется, и ее очень трудно заполнить.– Стервец, – выругалась она.– Что такое?– Задали же вы мне задачу. С этим стариком, который станет мне немил. Так вот, я знаю, что я сделаю. Ни за кого я замуж не выйду, не хочу никому изменять… Значит, через сколько лет я забуду? Через два года?Хенрик сказал:– Предупреждаю, два года – это тоже немало.Он не знал, согласится ли она с ним. «Два года – это ужасно долго. Я хотел бы дожить до завтрашнего дня. Мелецкий не сдастся без борьбы, может завязаться перестрелка, и я получу пулю в живот». Он заметил, что думает об этом без волнения. «Видимо, подсознательно я не верю, что будет уж очень плохо, – решил он. – Кто-нибудь отступит, я или он, а может быть, Анна права, может быть, лучше махнуть на них рукой, самое важное – это ночь, убегающая в глубь темноты, скоро начнет светать. Я не буду обладать Анной. Не узнаю вкуса ее наготы, не засну в ее объятиях». «Мама, – простонал Чесек, целуя пани Барбару, – мама», – повторил он и заснул. «Что-то безвозвратно ушло, луна спряталась, и стало темно, но я все еще жив, сижу возле нее и почти счастлив». Хенрик опять видел высокие неподвижные деревья, их шершавую кору, лес, пахнущий как… А если дать Мелецкому уехать?» Он достал пистолет. Осмотрел его: десять патронов в магазине, десять в запасной обойме, может не хватить.– Что вы делаете? – спросила она сонным голосом.– Ничего. Вы сможете заснуть?– И очень даже быстро. Я падаю с ног.– Я провожу вас в номер.Хенрик помог ей подняться. Она прижалась к его плечу и стала на минуту такой близкой и знакомой. Ей, по всей вероятности, было приятно касаться пальцами его плеча, приятно было телу, которое она так презирала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15