https://wodolei.ru/catalog/unitazy/deshevie/
Голуби все еще летали, описывая круги над каменным фонтаном, который ночью был покрыт пылью и сухими листьями, а теперь из него била высокая струя, рассеивая влагу и прохладу. Он умыл в фонтане лицо и смочил губы. «Попробую поговорить с Мелецким».Женщины, раздевшись до белья, загорали на каменной террасе отеля. Среди них он увидел Анну, она лежала на широких каменных перилах в бюстгальтере и в юбке, подвернутой выше колен. «Ушат помоев», – вспомнил Хенрик, глядя на обнаженное тело, которое она так педантично подставляла солнечным лучам. Поправила лист на носу.– Здравствуйте, – буркнул Хенрик. Анна открыла глаза.– Здравствуйте, – ответила она с улыбкой. Все пробормотали приветствия. Янки среди них не было. «Отсыпается», – решил он.– Вы едете с нами? – спросила Анна.Она села и сняла с носа лист. Теперь стало видно, что под головой у нее лежала полосатая куртка. «Дорожная форма», – догадался Хенрик.– Не знаю, – ответил он и, перепрыгнув через несколько ступеней, вошел в отель.Погруженный во мрак холл все еще был пропитан тяжелым запахом стеарина. Возле пальмы стояли чемоданы. Десять чемоданов, по два на каждую. Интересно, которые из них ее и чем она их набила!– Алло! – услышал он голос Янки.Янка подошла и поцеловала его в щеку. «Она уже считает меня своей собственностью», – подумал он.– Алло, роднулик.Он обмер. «Роднулик! Это их словарь».– Ну как у тебя с бандитами? – спросила она.– Средне. Я должен найти Мелецкого.– Они нас, случайно, не оставят?– Об этом не беспокойся.– Все равно ты им не позволишь уехать, да?– Не знаю. Все девушки загорают, а ты?Со стороны ресторана шел Шаффер. Хенрик подтолкнул Янку к выходу. Эта по крайней мере не должна ждать два года.– Здравствуйте, пан профессор, – сказал парикмахер. – Пан бургомистр спрашивал о вас. Но я промолчал.– Где он?– Внизу на кухне. Закусывает перед дорогой. Минутку, пан профессор! – воскликнул Шаффер, видя, что Хенрик хочет идти. Он вытянул шею так, что почти коснулся своей головой головы Хенрика. – Я установил, что вы вынесли оружие.Хенрик не отвечал. «Шаффер сегодня не пил», – отметил он, чувствуя на щеке дыхание парикмахера. Шаффер продолжал:– Разумеется, я даже словом об этом не обмолвился. Правда, что бургомистр нас бросает?– Кажется, нет.– Это чертовски скорострельный пулемет, пан профессор.– Знаю, – сказал Хенрик.Он сказал это со злостью, но, уже спускаясь в подвал, понял, что не Шаффер объект его злости. «Ничего у меня не получится, – подумал он с горечью. – Смулка, Чесек, Рудловский, – перечислял он свои поражения. – Он чувствовал, что его обманули. – Мне не везет, какой-то я нескладный, ничего у меня не получается». Шеф – его последний шанс. Если он убедит шефа, все предыдущие поражения не в счет.Мелецкий намазывал вестфальский пряник паштетом.– Французские консервы, – сказал он, – попробуйте. «Я сегодня ничего не ел», – вспомнил Хенрик и повторил это вслух. Шеф подал ему намазанный пряник.– Ну как? – спросил он.– Объедение, – ответил Хенрик.– Запивать можно вот этой водой, местная.Мелецкий открыл бутылку минеральной воды и пододвинул Хенрику стакан.– А вы все бродите без работы, паи учитель? – спросил он Хенрика. – Надо приняться за погрузку какой-нибудь машины.– Машина Смулки уже нагружена.– Правильно, – усмехнулся шеф. – Интеллигент всегда от работы увильнет.Мелецкий ел и пил, не выказывая никакого раздражения. «Он ничего обо мне не знает», – решил Хенрик. Рудловский и Чесек посчитали за благо молчать. Хенрик неприязненно разглядывал шефа. «Выпуклость на кармане пиджака – это пистолет. Если шлепнуть шефа, все будет кончено. Власть перейдет ко мне. Искушение было велико – выстрелю, и все хлопоты позади, остальные подчинятся, а этот гад сдохнет, он того и стоит. Нет, не могу начинать с убийства. Я еще не сделал всего, что можно, я еще с ним не поговорил». Мелецкий ковырял вилкой в консервной банке, потом подбавил Хенрику немного паштета на пряник.– Тряпок себе набрали? – спросил он.– Еще нет.– Я вижу, вы не мелочный. Я тоже себе ничего не взял. При наших масштабах тряпки не имеют значения.– Значит ли это, что мы сматываемся отсюда и оставляем Сивово на произвол судьбы? – спросил Хенрик.– Именно так.– Нас послали охранять этот объект.– А разве он не охраняется? Дома стоят, люди могут вселяться.– Вы вывозите аппаратуру. Парализуете курорт. Эшелон с ранеными в пути.– Их направят в Крыницу. А через два-три года установят новую аппаратуру. Вы ешьте, пан Коних, это излишняя щепетильность.– А вы не боитесь последствий?– Каких?– Труп Смулки, ограбление городка.– А разве это мы его ограбили? Его могли ограбить сами немцы. Или кто-нибудь еще.– Приедут из Зельна переселенцы и увидят, что мы удрали.– Потому что нас выбила банда вервольф, Вервольф (нем. – Werwolf) – оборотень.
После ожесточенного боя, разумеется.– Вы намерены сюда еще вернуться?– Кто знает. Я подумаю.– А потом заняться общественной деятельностью?– Да, пан Коних, я уже вам говорил. Я хочу организовать в Польше здравоохранение. Могу пригодиться и в других областях. Я неплохой организатор, люди меня слушаются.– Сделаете карьеру.– Может быть. Но прежде всего я буду приносить пользу. Вы наелись? – спросил Мелецкий, видя, что Хенрик отряхивает руки.– Да, спасибо. Я хотел вас спросить, как может начинать с преступления человек, который хочет приносить пользу.– Зачем эта наивность, пан Коних? Вам хорошо известно, что, когда в жизни хочешь чего-нибудь достигнуть, нельзя быть слишком сентиментальным.– Я тоже так когда-то думал.– И что?– Изменил свое мнение. Постараюсь быть сентиментальным, пан Мелецкий. Постараюсь быть наивным. В конце концов, наивные правы. Они удивляются преступлениям и тем спасают моральные устои мира.– Бог в помощь, Коних, – засмеялся шеф. – Удивляйтесь сколько угодно.– Я могу удивляться и с пистолетом в руках.Мелецкий продолжал есть. «Чудовище, – подумал Хенрик. – Хладнокровный дьявол». Но в эту же минуту понял, что он – только владеющий собой актер. Его спокойствие было отрепетированной игрой. Проглотив кусок, Мелецкий вытер рот салфеткой и спросил:– Что вы сказали?– Что вы не вывезете отсюда ни гвоздя.– Чего вы, собственно, хотите?– Выполнить задание, которое нам поручил уполномоченный.– Это решаю я.– Вам так кажется, – сказал Хенрик.Правую руку он держал в кармане пиджака. «Еще не время, – подумал он в отчаянии, – его еще можно переубедить». Мелецкий нервно шевелил мясистыми губами. Наконец он понял, что это не шутки.– Коних! – воскликнул он. – Не будьте безумцем! Не хотите со мной работать, не надо, но дайте мне по крайней мере жить! Вы превратите меня в труп – хорошо, кому от этого будет прок? Я еще могу в этой стране на что-нибудь сгодиться. Мой план, вы его помните? Но для того, чтобы посвятить ему себя, я должен что-то иметь, какую-то крепкую основу. Я, кажется, имею право себя обеспечить?– Нельзя начинать с преступления!– К черту ваше преступление! К черту вашу честность! Можно! Все можно! Через несколько лет вы встретитесь со мной как с уважаемым и активным деятелем, по горло ушедшим в общественную работу. Люди будут мне низко кланяться, и вы тоже поклонитесь и скажете про себя: «Я чуть было не лишил общество полезнейшей личности».– Мания величия, пан Мелецкий.– Нет, просто я знаю себе цену. Знаю, на что способен.– Мы приехали сюда охранять Сивово.– С Сивовом ничего не случится! И, наконец, если вы чувствуете себя государственным мужем, то поймите, в природе ничто не исчезает. Ведь я же не съем эту проклятую аппаратуру! Не будет в Сивове, будет в Крынице. Польша не обеднеет.– Вы хорошо знаете, что не об этом речь, – сказал Хенрик. – Не только об этом. Я не государственный муж, экономика – не мой бог. Речь идет о чистоте воздуха, которым я должен дышать вместе с вами.Мелецкий снисходительно улыбнулся. Он опять казался спокойным.– Вы тупой человек, Коних. Я вам изложил, для чего мне нужны эти деньги, а вы не проявили ни малейшего понимания, даже гражданского.– А я думаю, что, когда вы все превратите в деньги, вы придете к выводу, что лучше смыться за границу.– Почему? – возмутился Мелецкий.– Потому что вы будете бояться обвинения в убийстве! На этот раз улыбка шефа была явно натянутой.– Вы меня не знаете, – сказал он.– Но я знаю следственные органы, – наступал Хенрик. – Труп Смулки может вам дорого стоить, вы это понимаете и не задержитесь в стране, выедете вместе с ящиками картин.– Мой план даст мне поддержку властей!– Ваш страх окажется сильнее ваших амбиций. У меня есть совет, – сказал Хенрик доверительно. – Вы можете спасти свое будущее.– Ну?– Отдать приказ разгрузить машины. Сесть в ратуше и работать… с присущим вам талантом.– А труп Смулки?– Он будет свидетельствовать в вашу пользу.– О, это нечестно! – сыронизировал Мелецкий.– Хватит трупов.– Вы боитесь? – спросил Мелецкий.– Да. За вас. Мелецкий засмеялся.– Восхитительно, – ворчал он. – Ему кажется, что я уже умер. – И опять засмеялся. – Коних, из вас мог бы выйти неплохой милиционер, – сказал он.– Я выполнял достаточно трудные задания.– И всегда успешно?– Большей частью.– А были ли у вас насчет них сомнения?– Случалось.– Зачем же вы их тогда выполняли?– Это был приказ. Мелецкий играл стаканом.– Может быть, мы работали в одной организации? – спросил он.– Меня это не интересует..Мелецкий отставил стакан и поднялся из-за стола.– Коних, я обращаюсь к вам как ваш начальник, – сказал он, становясь по стойке «смирно». – Не забывайте об этом! Я приказываю вам соблюдать дисциплину и не выходить из повиновения. В одиннадцать ноль-ноль быть готовым к отъезду! Понятно? Повторить приказ!Хенрик тоже встал. Но молчал.– Ну? – рявкнул Мелецкий. Хенрик наклонился к нему:– Поцелуй меня в задницу.Мелецкий засмеялся. «Опять эта его дьявольская выдержка».– Хорошо, Коних. Я начинаю верить в ваши способности. Хенрик спросил:– Сколько я получу?– Чего?– За участие в этой махинации. Сколько дашь? – Десять процентов.– Мало.– Пятнадцать. Хенрик молчал.– Идет? – спросил Мелецкий.– Подумаю, – сказал Хенрик и направился к выходу. Он почувствовал неприятный зуд в спине. «Не выстрелит. Ему лучше, чтобы я стал его сообщником, чем трупом, который явится уликой».В холле все было, как до разговора. Липкий и горький от запаха стеарина воздух, десять пузатых чемоданов под пальмой, скатанные ковры. «Не выстрелил, – осознал Хенрик. – Зуд в спине прошел, я жив, все окончилось благополучно, отсюда это облегчение, отсюда это чувство ничем не объяснимой легкости, потерян последний шанс».Когда он вышел во двор, в глаза ему ударило ослепительное солнце. Женщины спрятались от жары в помещение, на каменных ступенях валялись их полосатые куртки, безлюдная терраса была белая и горячая. «Как вымерший город майя, – подумал он, – или как Остия Антика, когда море отошло и люди покинули его. Пойду в тень, лягу на траву, буду слушать шум воды и воркование голубей. Сивово не пропадет, ничего в природе не исчезает, исчезают последние остатки человечности, остатки чести, но кто знает, что такое честь, что такое добро, а что зло, почему мне кажется, что я это знаю, что я наделен особыми полномочиями, может, все это гонор, обманчивая пустота, лягу на траву, буду слушать шум фонтана, буду слушать хлюпанье грязи, в которую мы добровольно погружаемся, которая зальет нам рот, глаза и уши, и нечем будет дышать». Донесся смех женщин: они купались в фонтане. «Помню такое место в арабских сказках, голые женщины в фонтане, отверженное тело Анны не выдержало жары, вижу ее, должно быть, появляясь в плавательном бассейне, она вызывала легкое замешательство среди мужчин. Я не услышал от нее ни слова утешения, – вдруг осознал Хенрик. – Хорошо, не нужны мне утешения, мне нужны патроны, много патронов. – Он коснулся языком сухого нёба. – Я не говорил с Виясом, – подумал он, – надо попробовать и с ним». На фонтан с купающимися женщинами ему смотреть не хотелось. Оттуда ждать нечего.Недалеко от памятника, в тени дубов, Хенрик заметил груженую машину. Рядом стоял Вияс и рассматривал себя в зеркальце, приглаживая расчесанные на прямой пробор темные волосы.– А ничего смотрятся, – обратился он к Хенрику, показывая движением головы в сторону женщин. Женщины сидели на краю фонтана, опустив ноги в воду. Анна стоя вытиралась полотенцем. – Повезло нам с ними. – Вияс опять достал зеркальце. – Для вас, может быть, это ничто, на вас женщины вешаются.– Не заметил.– Женщины любят таких, как вы.– Я хотел вам кое-что предложить, – начал Хенрик.– Катись отсюда, – прервал его Вияс. – Ну!– Послушайте меня…– Хватит. Я знаю ваши предложения. У меня свои мозги! Вы не думайте, что я глупее вас и Мелецкого! Посмотрим, кто уйдет дальше.– Не сомневаюсь, – польстил Хенрик. – Но у меня такое впечатление, что вы Мелецкого боитесь.– Я никого не боюсь! И вас тоже!«Плохо, – подумал Хенрик. – Его раздражает каждое мое слово, неизвестно почему».– Вы сможете спокойно жить, – сказал он. – У вас будет чистая совесть…– Плевать я хотел на совесть! – закричал взбешенный Вияс. – Я уже пожил спокойно! Много раз у меня появлялась возможность что-то сделать, чем-то поруководить, отличиться, но надо было на что-то пойти, сказать решительно «да» или «нет», дать кому-нибудь ногой под зад или вытащить пушку – и в последний момент я отступал из-за своего спокойствия, из-за своей совести. И кто я такой? Чего я достиг? Возьмите, к примеру, великих людей – тех, кто что-то значил, Наполеонов, Пилсудских. Они всегда умели использовать момент. От этого зависит все!– Вы считаете, что сейчас именно такой момент? Грузовик нагружен манускриптами?– Это два миллиона злотых! У шефа есть покупатель, который возьмет все оптом.– Деньги, – пробормотал Хенрик.– Да, деньги! Знаете, что я с ними сделаю? Я поеду в Краков, пойду в «Феникс», метну их веером на стол, официанты падут ниц, портье приведет мне самых красивых проституток. Они будут у моих ног, вот здесь, внизу под ногами. Вы понимаете?– Я говорю серьезно…– Я тоже! Знаете, что у меня было с той рыжей? Пришлось пригрозить ей револьвером!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
После ожесточенного боя, разумеется.– Вы намерены сюда еще вернуться?– Кто знает. Я подумаю.– А потом заняться общественной деятельностью?– Да, пан Коних, я уже вам говорил. Я хочу организовать в Польше здравоохранение. Могу пригодиться и в других областях. Я неплохой организатор, люди меня слушаются.– Сделаете карьеру.– Может быть. Но прежде всего я буду приносить пользу. Вы наелись? – спросил Мелецкий, видя, что Хенрик отряхивает руки.– Да, спасибо. Я хотел вас спросить, как может начинать с преступления человек, который хочет приносить пользу.– Зачем эта наивность, пан Коних? Вам хорошо известно, что, когда в жизни хочешь чего-нибудь достигнуть, нельзя быть слишком сентиментальным.– Я тоже так когда-то думал.– И что?– Изменил свое мнение. Постараюсь быть сентиментальным, пан Мелецкий. Постараюсь быть наивным. В конце концов, наивные правы. Они удивляются преступлениям и тем спасают моральные устои мира.– Бог в помощь, Коних, – засмеялся шеф. – Удивляйтесь сколько угодно.– Я могу удивляться и с пистолетом в руках.Мелецкий продолжал есть. «Чудовище, – подумал Хенрик. – Хладнокровный дьявол». Но в эту же минуту понял, что он – только владеющий собой актер. Его спокойствие было отрепетированной игрой. Проглотив кусок, Мелецкий вытер рот салфеткой и спросил:– Что вы сказали?– Что вы не вывезете отсюда ни гвоздя.– Чего вы, собственно, хотите?– Выполнить задание, которое нам поручил уполномоченный.– Это решаю я.– Вам так кажется, – сказал Хенрик.Правую руку он держал в кармане пиджака. «Еще не время, – подумал он в отчаянии, – его еще можно переубедить». Мелецкий нервно шевелил мясистыми губами. Наконец он понял, что это не шутки.– Коних! – воскликнул он. – Не будьте безумцем! Не хотите со мной работать, не надо, но дайте мне по крайней мере жить! Вы превратите меня в труп – хорошо, кому от этого будет прок? Я еще могу в этой стране на что-нибудь сгодиться. Мой план, вы его помните? Но для того, чтобы посвятить ему себя, я должен что-то иметь, какую-то крепкую основу. Я, кажется, имею право себя обеспечить?– Нельзя начинать с преступления!– К черту ваше преступление! К черту вашу честность! Можно! Все можно! Через несколько лет вы встретитесь со мной как с уважаемым и активным деятелем, по горло ушедшим в общественную работу. Люди будут мне низко кланяться, и вы тоже поклонитесь и скажете про себя: «Я чуть было не лишил общество полезнейшей личности».– Мания величия, пан Мелецкий.– Нет, просто я знаю себе цену. Знаю, на что способен.– Мы приехали сюда охранять Сивово.– С Сивовом ничего не случится! И, наконец, если вы чувствуете себя государственным мужем, то поймите, в природе ничто не исчезает. Ведь я же не съем эту проклятую аппаратуру! Не будет в Сивове, будет в Крынице. Польша не обеднеет.– Вы хорошо знаете, что не об этом речь, – сказал Хенрик. – Не только об этом. Я не государственный муж, экономика – не мой бог. Речь идет о чистоте воздуха, которым я должен дышать вместе с вами.Мелецкий снисходительно улыбнулся. Он опять казался спокойным.– Вы тупой человек, Коних. Я вам изложил, для чего мне нужны эти деньги, а вы не проявили ни малейшего понимания, даже гражданского.– А я думаю, что, когда вы все превратите в деньги, вы придете к выводу, что лучше смыться за границу.– Почему? – возмутился Мелецкий.– Потому что вы будете бояться обвинения в убийстве! На этот раз улыбка шефа была явно натянутой.– Вы меня не знаете, – сказал он.– Но я знаю следственные органы, – наступал Хенрик. – Труп Смулки может вам дорого стоить, вы это понимаете и не задержитесь в стране, выедете вместе с ящиками картин.– Мой план даст мне поддержку властей!– Ваш страх окажется сильнее ваших амбиций. У меня есть совет, – сказал Хенрик доверительно. – Вы можете спасти свое будущее.– Ну?– Отдать приказ разгрузить машины. Сесть в ратуше и работать… с присущим вам талантом.– А труп Смулки?– Он будет свидетельствовать в вашу пользу.– О, это нечестно! – сыронизировал Мелецкий.– Хватит трупов.– Вы боитесь? – спросил Мелецкий.– Да. За вас. Мелецкий засмеялся.– Восхитительно, – ворчал он. – Ему кажется, что я уже умер. – И опять засмеялся. – Коних, из вас мог бы выйти неплохой милиционер, – сказал он.– Я выполнял достаточно трудные задания.– И всегда успешно?– Большей частью.– А были ли у вас насчет них сомнения?– Случалось.– Зачем же вы их тогда выполняли?– Это был приказ. Мелецкий играл стаканом.– Может быть, мы работали в одной организации? – спросил он.– Меня это не интересует..Мелецкий отставил стакан и поднялся из-за стола.– Коних, я обращаюсь к вам как ваш начальник, – сказал он, становясь по стойке «смирно». – Не забывайте об этом! Я приказываю вам соблюдать дисциплину и не выходить из повиновения. В одиннадцать ноль-ноль быть готовым к отъезду! Понятно? Повторить приказ!Хенрик тоже встал. Но молчал.– Ну? – рявкнул Мелецкий. Хенрик наклонился к нему:– Поцелуй меня в задницу.Мелецкий засмеялся. «Опять эта его дьявольская выдержка».– Хорошо, Коних. Я начинаю верить в ваши способности. Хенрик спросил:– Сколько я получу?– Чего?– За участие в этой махинации. Сколько дашь? – Десять процентов.– Мало.– Пятнадцать. Хенрик молчал.– Идет? – спросил Мелецкий.– Подумаю, – сказал Хенрик и направился к выходу. Он почувствовал неприятный зуд в спине. «Не выстрелит. Ему лучше, чтобы я стал его сообщником, чем трупом, который явится уликой».В холле все было, как до разговора. Липкий и горький от запаха стеарина воздух, десять пузатых чемоданов под пальмой, скатанные ковры. «Не выстрелил, – осознал Хенрик. – Зуд в спине прошел, я жив, все окончилось благополучно, отсюда это облегчение, отсюда это чувство ничем не объяснимой легкости, потерян последний шанс».Когда он вышел во двор, в глаза ему ударило ослепительное солнце. Женщины спрятались от жары в помещение, на каменных ступенях валялись их полосатые куртки, безлюдная терраса была белая и горячая. «Как вымерший город майя, – подумал он, – или как Остия Антика, когда море отошло и люди покинули его. Пойду в тень, лягу на траву, буду слушать шум воды и воркование голубей. Сивово не пропадет, ничего в природе не исчезает, исчезают последние остатки человечности, остатки чести, но кто знает, что такое честь, что такое добро, а что зло, почему мне кажется, что я это знаю, что я наделен особыми полномочиями, может, все это гонор, обманчивая пустота, лягу на траву, буду слушать шум фонтана, буду слушать хлюпанье грязи, в которую мы добровольно погружаемся, которая зальет нам рот, глаза и уши, и нечем будет дышать». Донесся смех женщин: они купались в фонтане. «Помню такое место в арабских сказках, голые женщины в фонтане, отверженное тело Анны не выдержало жары, вижу ее, должно быть, появляясь в плавательном бассейне, она вызывала легкое замешательство среди мужчин. Я не услышал от нее ни слова утешения, – вдруг осознал Хенрик. – Хорошо, не нужны мне утешения, мне нужны патроны, много патронов. – Он коснулся языком сухого нёба. – Я не говорил с Виясом, – подумал он, – надо попробовать и с ним». На фонтан с купающимися женщинами ему смотреть не хотелось. Оттуда ждать нечего.Недалеко от памятника, в тени дубов, Хенрик заметил груженую машину. Рядом стоял Вияс и рассматривал себя в зеркальце, приглаживая расчесанные на прямой пробор темные волосы.– А ничего смотрятся, – обратился он к Хенрику, показывая движением головы в сторону женщин. Женщины сидели на краю фонтана, опустив ноги в воду. Анна стоя вытиралась полотенцем. – Повезло нам с ними. – Вияс опять достал зеркальце. – Для вас, может быть, это ничто, на вас женщины вешаются.– Не заметил.– Женщины любят таких, как вы.– Я хотел вам кое-что предложить, – начал Хенрик.– Катись отсюда, – прервал его Вияс. – Ну!– Послушайте меня…– Хватит. Я знаю ваши предложения. У меня свои мозги! Вы не думайте, что я глупее вас и Мелецкого! Посмотрим, кто уйдет дальше.– Не сомневаюсь, – польстил Хенрик. – Но у меня такое впечатление, что вы Мелецкого боитесь.– Я никого не боюсь! И вас тоже!«Плохо, – подумал Хенрик. – Его раздражает каждое мое слово, неизвестно почему».– Вы сможете спокойно жить, – сказал он. – У вас будет чистая совесть…– Плевать я хотел на совесть! – закричал взбешенный Вияс. – Я уже пожил спокойно! Много раз у меня появлялась возможность что-то сделать, чем-то поруководить, отличиться, но надо было на что-то пойти, сказать решительно «да» или «нет», дать кому-нибудь ногой под зад или вытащить пушку – и в последний момент я отступал из-за своего спокойствия, из-за своей совести. И кто я такой? Чего я достиг? Возьмите, к примеру, великих людей – тех, кто что-то значил, Наполеонов, Пилсудских. Они всегда умели использовать момент. От этого зависит все!– Вы считаете, что сейчас именно такой момент? Грузовик нагружен манускриптами?– Это два миллиона злотых! У шефа есть покупатель, который возьмет все оптом.– Деньги, – пробормотал Хенрик.– Да, деньги! Знаете, что я с ними сделаю? Я поеду в Краков, пойду в «Феникс», метну их веером на стол, официанты падут ниц, портье приведет мне самых красивых проституток. Они будут у моих ног, вот здесь, внизу под ногами. Вы понимаете?– Я говорю серьезно…– Я тоже! Знаете, что у меня было с той рыжей? Пришлось пригрозить ей револьвером!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15