Он всего лишь зубной техник.– А диплом? – спросил Хенрик.– Вам нужен диплом? Сколько? Три? Дюжина? Шеф вам устроит. Он большой ловкач. С ним не пропадешь. Привет, я отчаливаю.Рудловский вернулся к брюнетке. Хенрик проводил его взглядом. Сплошные сенсации. Диплом фальшивый, с помощью фальшивого диплома ему удалось обмануть уполномоченного. Янка встала и подала Рудловскому руку. "До Хенрика донеслись его слова: «Здесь очень мило, не правда ли? Общество, музыка…» Они опять сели, Рудловский снял очки и начал что-то рассказывать. «Если я перетяну его на свою сторону, нас будет четверо, с Чесеком и Смулкой. Доктору останется Вияс. Доктор, доктор, вдвоем он не осмелится пойти против четверых». Тореадор перестал голосить, прервав свои жалобы на полуслове, пани Барбара встала из-за фортепьяно. Чесек пошел за нею, она что-то сказала Хенрику по-французски о Чесеке, что – Хенрик не понял, она громко засмеялась и откинулась назад, Чесек поддержал ее за талию, она перегнулась через его руку и снова засмеялась. Хенрик открыл им дверь в зал. «Опять выглядит старой», – подумал он. Она ему в матери годится, но, может быть, Чесеку мать и нужна? Он вспомнил девушку с распущенными волосами. Хорошо, что ее здесь нет.– Надеюсь, вы не расстроились, – услышал он голос Анны.– Нет, из-за чего? – ответил он, но не был уверен, что искренне.Подошел Смулка.– Сейчас буду говорить с шефом, – сказал он.– Осторожно, ты много выпил, – предостерег Хенрик.– Он тоже. Я сказал ему, что хочу с ним говорить. «Ладно, – сказал он, – жду тебя».– Смотри не проговорись, что я что-то знаю, – напомнил Хенрик.Анна спросила:– Вы о чем? Смулка ответил:– Ни о чем. – Он много выпил, это чувствовалось. – Хенрик не хочет, чтобы мы разбогатели. Он говорит, что бедных ждет царство небесное. Как тебя зовут? – обратился он к Анне.Та не ответила. Смулка пошатнулся.– Меня зовут Збышек. А ты Ханка, я знаю. Я с утра на тебя смотрю. Ты здесь, Ханка, самая красивая. Остальные лахудры, ты самая шикарная.– Они не лахудры.– Лахудры. И ты тоже.– Вы пьяны.– Нет. Могу взять какую захочу. Ну так я выбираю тебя. Шеф сказал, что тебе все равно и что ты согласишься.Анна покраснела. Сначала краска залила ей шею, потом щеки и лоб. Хенрик отвернулся. Рудловский и брюнетка сидят в кресле. Вияс целует рыжую. Рыжая принимает поцелуи, как будто они не имеют к ней никакого отношения. Блондинка дремлет в кресле.– Я уже говорила, что меня это не интересует, – услышал он дрожащий голос Анны. – Я сказала об этом утром, как только мы приехали.Продолжая наблюдать за Виясом и рыжей, Хенрик спросил Анну:– Когда вы говорили о цветах?– Мы ни о каких цветах не говорили.Хенрик посмотрел на Анну. На лбу у нее проступили капельки пота.– Я не заставляю вас говорить правду, – заметил он, пожимая плечами.– Ну тогда все в порядке, – сказал Смулка. – Если тебя это не интересует, значит, тебе все равно, и я тебе поклонюсь.– Нет, – запротестовала Анна.– Ну какого еще?..– Мне не все равно.Минуту у Смулки было такое выражение лица, как будто он получил пощечину. Потом он повернулся на каблуках и вышел из зала. «Я его потерял», – понял Хенрик. И выбежал вслед за Смулкой.– Збышек! – крикнул он.– Меня ждет шеф. Чего бросаешься? Я скажу ему то, что надо. Он не вывезет отсюда ни одной клизмы!Хенрика охватило волнение.– Послушай, – сказал он. – Что касается Анны…– Я знаю, она на меня обиделась. Курва, а обижается! Я скажу шефу.– Где он?– Ждет у себя в номере.Смулка вынул из светильника свечу и, пошатываясь, стал подниматься. Хенрик вернулся в ресторан. Анны не было. Свечи в светильниках догорали. Рудловский сидел в кресле с Янкой и рассказывал ей о своих приключениях в масонской ложе. «Проблема психической гигиены», – услышал Хенрик. Шаффер поставил поднос перед Виясом. Рыжая выпила молча. Хонората проснулась и стала звать шефа. Куда делся Юзек? Вдруг Хенрик услышал знакомый кашель. Анна была где-то здесь. Он нашел ее сидящей за пианино. Голова лежала на клавиатуре. Анна почувствовала его присутствие и открыла глаза.– Вы огорчены? – спросила она с иронией.– Нет.– Неправда. Огорчены.– Если вы на этом настаиваете.– Лгали мне тогда, да?– Нет. – Он удивился, что так легко соврал.– Действительно не выдумывали?– Нет.– Подожду его здесь. Я поступила как свинья.– Почему?– Я позволяла ему обманываться. А это самое большое свинство, какое человек может сделать человеку.«Я знаю большее, – подумал Хенрик. – И она тоже. Хотя, может быть, и это правда. Может быть, все начинается с одного – с неверности».– Допустим, – ответил он. – И все-таки вы не должны отдаваться сразу. Только для того, чтобы быть верной.– О! – воскликнула она. И рассмеялась сухо, искусственно. – Жертвовать телом, – попробовала она засмеяться снова, и это вышло у нее так же искусственно, как и перед этим.Они замолчали. Блондинка продолжала дремать. «У Смулки с шефом будет длинный разговор. Я мог бы смыться и попробовать включить телефон. Позвоню уполномоченному и все ему расскажу».– Холодно, – пожаловалась Анна и опять закашлялась. – Простудилась в вагоне.Хенрик подозвал Шаффера. Немец подошел, он был растроган.– Прекрасный бал, настоящий дипломатический прием, не правда ли?– Пани просит аспирин, Шаффер.– К вашим услугам.– Где находится центральная телефонная станция? На почте?– Вы уже сказали сами, мой дорогой, – ответил немец.– Где это?– На Почтовой.– Логично, но где она?– За памятником Фридриху Великому, узенькая улочка направо.– Куда вы идете? – спросила Анна.– На Почтовую.– Я пойду с вами.– Нет, подождите Смулку. Я хотел бы, чтобы мой уход не был замечен.Когда Хенрик вышел в сквер, в пахнущую увядающей травой ночь, и оказался возле деревьев, в листьях которых дрожали капельки серебра, он вспомнил об ожидающем его задании, и на минуту ему стало легко. Волнение, охватившее его теперь, было совершенно иного рода: оно делало его сильным и независимым. 10 Ночь была светлая, луна круглая и знакомая, луна из любовных серенад и чувствительных шлягеров, ночь романтических пар. «Забудь об этом, это декорация, истрепанная и убогая, я должен найти почту, оповестить власти, а потом пусть произойдет то, что должно произойти. Опередить Мелецкого, только это и важно. Мне не нужно полнолуние, чтобы любить девушку, мне не нужны ни декорации, ни реквизит, я видел одну вчера в телячьем вагоне, помню ее волосы, помню взгляд, мне не нужны возбуждающие средства, я должен опередить Мелецкого. Направо от памятника Фридриху находилась узенькая улочка – это Почтовая, надо искать здесь, люблю такие старые улочки, ей, наверно, лет триста». Свет луны сюда не проникал, улочка была черная и зловещая, уходящая в черную пропасть. И все-таки почту он нашел без труда. Шаффер был прав, желтые ящики – точный ориентир. Хенрик толкнул дверь, дверь открылась, он оказался в полной темноте. Зажег спичку: лестницы, надписи, двери. Его опять окружила темнота, но она уже не была загадочной, прямо – лестница, наверху–телеграф, телефонный узел. Хенрик чиркнул спичкой, увидел все, что запечатлела память, направо дверь к телефонам, он толкнул ее, она поддалась. Хенрик снова зажег спичку. Увидел два стола, коммутатор, корзину с бумагами; придвинул стул к аппаратуре, сел и при свете спички стал рассматривать блестящие кнопки, переключатели, розетки, вилки, пальцы то погружались в темноту, то снова появлялись из нее. Он надел наушники, коммутатор молчал. Было темно, в ушах звенело. Хенрик чиркнул спичкой. «Всуну-ка я эту вилку в розетку». Коммутатор молчал. Снова стало темно. «Черт, ничего не получается».Хенрик решил разжечь за окном костер. Он вынес стул и корзину с бумагами. Разломал стул, потом поджег бумагу и плетеную корзину – вспыхнуло пламя, и стекла окна на первом этаже окрасились в красный цвет. Внутри должно быть уже светло – теперь спокойно можно пробовать. Он старательно сложил костер из обломков стула. Плетеное сиденье занялось сразу, и в небо взметнулось высокое и горячее пламя. Хенрик взбежал по лестнице. Свет костра заглядывал через окно в комнату и бросал красные блики на стены. Он приложил трубку к уху. Тишина. Затрещало. Сигнал! Длинный плачущий гудок, знак связи с миром.Пурпур со стен уже стек, костер за окном угасал. Тьма вокруг все сгущалась, ее разгоняла только настойчивая мелодия сигнала. Неожиданно в трубке раздался треск.– Алло!– Алло, – ответил хриплый женский голос. – Это Зельно?– Да, да, Зельно.– Я хочу говорить с уполномоченным, – сказал Хенрик по-немецки.– Мы не знаем его номер.– С замком!– В замке сейчас никого нет.– Барышня, а с кем я могу сейчас поговорить?– Со мной.– Большое спасибо, в другой раз. Кто в этом проклятом городе дежурит?– Милиция.– Прекрасно, соедините меня, пожалуйста, с милицией…– О, вы преступник? Что вы делаете в Грауштадте?– Барышня, я уже догадался, у вас глаза голубые или черные.– Зеленые.«Спокойно, спокойно, девушке скучно, и она хочет пофлиртовать, не надо ее злить, а то она разъединит».– Я опасный преступник, у меня пистолет, и я буду стрелять, – сказал он. – Соединяйте меня с милицией.– Хорошо. Я буду навещать вас в тюрьме.Наконец-то отвязалась. Длинные гудки. Спят, черт бы их побрал. Потом опять треск, и сонный низкий голос:– Слушаю.– Это милиция? – спросил Хенрик.– Милиция. А что?– Я говорю из Грауштадта. Оперативная группа Мелецкого.– Капрал Кубаль.– Здравствуйте, капрал. Слушайте меня внимательно. Дело очень серьезное.– Минутку.Опять тишина. Потом другой голос:– Поручник Вжесиньский у телефона. Это пан Мелецкий?– Говорит Хенрик Коних из оперативной группы. Докладываю: Сивово не разрушено. Жителей нет. Врачебная аппаратура на месте. Можно принимать выздоравливающих. Но самое важное – как можно быстрее двиньте переселенцев.– Ладно. Утром отправим группу.– А завтра они к нам прибудут?– Постараемся.– И хорошо бы несколько вооруженных людей.– Обстановка обостряется? – спросил голос оттуда.– Пока непонятно.– Мелецкий вооружен, – сказал поручник.– В том-то и дело, – сказал Хенрик. – О моем звонке он ничего не знает.Минутное молчание. Потом:– Понимаю. Приеду сам, но только около полудня.– В самый раз. Спасибо.Хенрик положил трубку. Послышались шаги и голоса. Голоса становились все отчетливее. «Мелецкий, – разобрал Хенрик. – Наверно, продал Шаффер. Он один или с людьми?»Хенрика ослепил луч света. «Мог меня сейчас убить. Сделать нырок в сторону? Поздно».– Погасите эту мерзость, – сказал Хенрик.– Что вы здесь делаете? – услышал он голос Мелецкого. Мелецкий был один, остальные остались на улице. Столкновения не будет, Смулка не проговорился.Хенрик отвернулся. Увидел свою огромную тень, карабкающуюся на стену.– Перестаньте светить в глаза! – закричал Хенрик.Свет пополз на потолок. Мелецкий подошел к коммутатору, приложил трубку к уху, перевел рычажок.– Сигнал есть, – сказал шеф. – Это Зельно?– Да.Мелецкий выключил аппаратуру.– Вы звонили? – спросил он.– Да.– Уполномоченному?– Нет. В милицию.– Еще лучше! Что вы ему наплели?– Я вас только выручил, – сказал Хенрик невинно. – Я доложил, что курорт не разрушен, оборудование в комплекте и что мы ждем переселенцев.– Я вам звонить не поручал.– Ах, пан шеф, – пробовал обратить все в шутку Хенрик. – Ведь задачу нам объяснили вы.– Я запрещаю вам делать что-либо самочинно!– У меня были самые лучшие намерения.– Что вам ответила милиция? – спросил Мелецкий. Хенрик заколебался.– Они сказали, что время есть.– Что еще? – спросил Мелецкий. Хенрик вздохнул.– Коних, – сказал Мелецкий. – Вы хотели бы здесь подзаработать?– Конечно.– Тогда будьте поосторожней с милицией. Может сорваться крупное дело.– Понимаю, пан доктор.На улице их ждал Шаффер. Он стоял ссутулившись, красный глаз сигары блуждал в темноте где-то на уровне лица.– Предатель, – шепнул Хенрик, проходя мимо. Красный глаз заколебался. Шаффер подавился дымом.– Как можно! – закашлялся он в темноте. – Как можно! – И пошел за Хенриком, выкрикивая сквозь кашель слова возмущения. Хенрик не слушал.– Быстрее, – сказал Мелецкий, – там наши буйствуют.– Смулка, да? – спросил Хенрик.– Смулка спит, – сказал Мелецкий. И пренебрежительно махнул рукой. – Упился, как свинья, и спит. 11 Рыжая плакала.– Что с ней? – спросил Хенрик. Никто ему не ответил. Янка спала в кресле, пани Барбара глумилась над «Лунной сонатой», Анна исчезла. Блондинка воскликнула:– Юзеф, куда ты запропастился? – и подбежала к шефу. Рыжая продолжала плакать.– Что с ней? – опять спросил Хенрик.– Ей разорвали платье, – ответила блондинка и показала на Вияса: – Это вот этот ей удружил.Прилизанный скривился.– Платье, – буркнул он презрительно. – У тебя будет сто платьев! Перестань реветь, дура. Ну что случилось? – пробовал Вияс успокоить рыжую. – Ничего не случилось, дурочка. Ничего такого. – Он был пьян. – Не умею с ними разговаривать.– Где Анна? – спросил Хенрик.– Не знаю.«Пошла в номер Смулки, – догадался Хенрик. – Он мой союзник. Не буду об этом думать, есть дела посерьезнее. Надо перетянуть на свою сторону Чесека и Рудловского, нас будет четверо».– Почему она это сделала? – Рудловский наклонился над дремавшей Янкой, пустил ей в лицо струю табачного дыма.Янка открыла глаза, но Рудловского не заметила, обвела сонным взглядом Хенрика, улыбнулась и прошептала:– Ты? Забавное недоразумение.Хенрик ответил Янке улыбкой. «Кажется, она посылала мне воздушный поцелуй», – припомнил он, проходя мимо. Он слышал, как она сказала:– Честное слово, я спать не собиралась, но вы столько говорили!– Ну что вы, я усыпил вас при помощи гипноза, – отвечал Рудловский.– Попробуйте еще раз.– Это уже совсем другое дело, теперь может не получиться. Хенрик обратился к Чесеку:– Где Анна?– Я видел ее в зале.«Пошла к Смулке», – решил Хенрик.– Шаффер, шампанского, – приказал Мелецкий. Пани Барбара поднялась из-за пианино.– Посмотрите на него, – сказала она, показывая на Чесека, – хорошенько всмотритесь в него и низко ему поклонитесь.Чесек рассмеялся, на его лице появилась дыра, зубы он потерял в лагере, но, видимо, у него были другие качества.– Шапки долой, панове, – сказал Хенрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15