— Похвальное действие, милорд. Я уверен, ваш отец будет горд, узнав об этом.
Подъемная клетка с грохотом остановилась, железные решетки были подняты. В залу вошли несколько стражников. Мортье пристально вглядывался в безобразного юношу.
— Очень интересно, — прогнусавил он. — Я раньше не видел этого парня. Уведите его. Позаботьтесь о том, чтобы он был примерно наказан.
И они позаботились.
Найденыш помнил, как Гретхет, склонившись над ним, спрашивала:
— Кто тебя бил? Они видели тебя? Они заметили, что у тебя не только рожа гадкая, но и все остальное?
Об уродливости его тела она с радостью сообщила ему с самого начала. Поэтому он изворачивался, как мог, лишь бы не дать им обнажить свой костлявый живот. Но исполнителям хватило голой спины и плеч, которые они нещадно отхлестали плетью, нанося глубокие кровавые отметины. Раны воспалились, у найденыша началась горячка в тяжелой форме. Несколько недель он провел, лежа в темной кладовой, где одни лишь пауки слушали стоны жертвы. Время от времени заходила Гретхет, чтобы промыть раны настойками целебных трав и влить воды в его иссушенный жаром рот. В бреду найденыш видел себя героем историй, которых наслушался на кухне; его печень снова и снова разрывала на куски золотая малюточка из колыбельной, после чего он тонул в озере собственной крови.
Наконец бедняга пошел на поправку, хотя шрамы так и не зажили.
Предрассветной порой, в час Летучих кораблей, юноша любил выбираться из окна и, усевшись на узком водосточном желобе, смотреть на небо. Деревья и земля в это время были еще совсем черными. На востоке окоем имел коричневатую окраску подгоревшего хлеба, которая переходила в бледно-лимонный цвет и сменялась размытыми, эфирными оттенками голубого, а те, в свою очередь, сгущались до глубокого, насыщенного ультрамарина ночного неба, еще усеянного звездами.
То тут, то там раздавались первые робкие трели из лесной чащи или негромкое кряканье уток с далекого пруда. Эти несмелые голоса набирали силу по мере того, как на востоке разгоралось теплое сияние. Стайки темно-серых облаков напоминали пятна сажи на раскрасневшемся от работы лице кузнеца. Все сильнее бледнели густые чернила ночи, звезды таяли прямо на глазах. Горелый оранжевый уступал место пастельно-золотым тонам, над окоемом разворачивалась удивительно красивая шаль цвета гвоздики. Волны моря из черных становились серовато-зелеными. Полоса огня пробегала по краешку мира — и, наконец, восходило солнце, оттолкнувшись от земли и плавно скользя вверх сквозь серые, как волчья шерсть, обрывки облаков.
В это время на юге, наполовину залитом пламенем зари, появлялся Летучий корабль; покачиваясь на волнах бриза, он величественно рассекал небесный океан.
Многое в этом мире зависело от силдрона, который использовался в различных целях.
Взять, к примеру, эотавров. Редкостную породу выращивали столетиями, от крохотных птице-лошадок до гордых жеребцов, на которых можно было бы скакать верхом, но которые не могли уже подняться в воздух: их прекрасные лебединые крылья были нужны исключительно для маневрирования. И лишь силдрон, подобно необычайному магниту обладающий невидимой силой, придавал им свойства, казавшиеся людям чуть ли не сверхъестественными.
Следует упомянуть и всевозможные грузы, доставляемые в гавань Исс морским путем. Многие из них требовали дальнейшей пересылки, и если огромные размеры или слишком низкая стоимость товара не позволяли прибегнуть к услугам Небесного Всадника, груз отправляли с наземными, хорошо охраняемыми караванами из дорожных повозок либо обвязывали канатами и поднимали на борт одного из Летучих кораблей. Причал для могучих посудин находился на высоте ста двенадцати метров над уровнем земли. И хотя корабли не были столь же расторопны, как птице-кони или почтовые голуби, они обладали огромной вместимостью, необходимой для перевозки большого количества грузов.
Ветер по-прежнему надувал тугие паруса летучих красавцев, так же как он веками делал это для их морских собратьев; верхушки деревьев колыхались за бортом подобно волнам, облака напоминали барашки пены, день сменялся ночью, будто прилив — отливом, высокие горы были опасными рифами, а птицы-попрошайки заменяли морских рыбок. Все тот же силдрон давал кораблям силу оторваться от земли, силдрон крутил их крохотные пропеллеры.
Процветание великой воздушной армады, слава и могущество Двенадцати Домов Всадников Бури, традиционные ремесла, секреты которых передавались из поколения в поколение в течение столетий, — все опиралось на удивительную мощь самого редкого и ценного из металлов, владели которым, разумеется, одни лишь короли и приближенные к ним особы.
Всякий раз, видя в небесах Летучий корабль, самый обделенный из всех обитателей Башни Исс мечтал о том, каково это: плыть в окружении позолоченных солнцем пуховых перин облаков и ощущать себя в свободном полете, когда боль и горести прошлого уже не имеют значения.
С тех пор как вся прежняя жизнь найденыша бесследно стерлась из памяти, в душе появилось щемящее чувство потери, ни на секунду не покидающее его. В те дни, когда он был не слишком измотан, чтобы вообще думать, юноша размышлял о том существе, которое смотрело на мир его глазами и пользовалось его ушами, чтобы слушать. Порой он пытался вообразить своих родителей: какие они и где они сейчас, и был ли он в самом деле брошен из-за собственного уродства и немоты. Однажды Бранд Бринкворт поведал о сказочном принце: принц попросил у мага идеальную жену, и тот сотворил ее из весенних цветов. После этой Истории слуги принялись насмехаться над происхождением друг друга, предполагая, что созданы они из сорняков, навоза и тому подобной дряни. А у найденыша мурашки пробежали по спине: ему вдруг подумалось, что такое кошмарное существо, как он, не могло быть рождено от людей, что он восстал из темной бездны или был сотворен душевнобольным волшебником в минуту полного бреда.
Юноша часто пытался выведать у Гретхет тайну своего происхождения. Та делала вид, будто не понимает вопросов, и нетерпеливо отмахивалась. Одно лишь он знал наверняка — он заключен в неприступной Башне Исс, где люди чересчур горды, чтобы явно демонстрировать радость, горе, восторг или страх, где под железной маской равнодушия бурно клокочут тайные страсти.
Одиночество было единственным товарищем найденыша. От издевок и тумаков страдали и душа, и тело. Однако всегда находилось что-то, что помогало переносить тяготы жизни: монотонное пение ветра, завывающего в зубцах каменных стен; дни, когда мир вокруг Башни покрывался пеленой тумана, а сама она превращалась в сказочный остров среди облаков; дождливые ночи, когда было слышно, как барабанят капли по внешним стенам Башни; песни птиц на заре во время утреннего бриза; кваканье болотных лягушек, от которого, как утверждал хранитель погреба, улучшалось качество бочоночных вин; соленый морской ветер странствий; зеленоватый свет Великой Южной Звезды, что сияла в ночном небе совсем низко над окоемом; теплые, дружелюбные прикосновения козлят, собак, обезьянок; мечтательно-мудрые взгляды эотавров; Летучие корабли в небесах — и, конечно, Истории, подслушанные на кухне.
Истории помогали отличать один день от другого и давали возможность совершать удивительные путешествия. Они служили единственным окном в Айю — Внешний Мир, что открывался сразу за границами владений Башни.
И еще найденыш думал, сбежит ли он когда-нибудь отсюда или этому месту суждено стать его могилой.
В тейнемисе, месяце Огня, в Башне только и разговоров было, что о готовящейся свадебной церемонии. Леди Персефона, дочь лорда Вальтасуса и леди Артемизии, готовилась выйти замуж за юного наследника Пятого Дома; церемонию назначили на сорок второй день после летнего Солнцестояния. Поговаривали, что свадебный торт будет украшен фигурками из настоящего сахара, который доставят на кораблях с Тенагайнских островов, и что кондитер прибудет не откуда-нибудь, а из самого королевского города Каэрмелора, специально для этой оказии.
По случаю готовящегося торжества на слуг взвалили тяжкое бремя внеурочной работы. В ответ на их жалобы Бранд Бринкворт рассказал однажды вечером забавную Историю об одной весьма добродетельной и удачливой крестьянке. Как-то раз эта женщина проснулась и увидела, что вся работа уже сделана за нее: коровы подоены, куры накормлены, масло сбито, дом вычищен сверху донизу, огонь весело горит в печи, а на нем булькает горшок с кашей.
Так продолжалось какое-то время. Но потом крестьянку стало разбирать любопытство: кто же помогает ей, у кого такое доброе сердце? И вот однажды ночью она встает с постели и тихонько приоткрывает дверь. Вообразите себе ее удивление, когда она увидела, что по всему дому снуют крохотные гномики в зеленых колпачках: подметают, убирают… в общем, наводят лоск. Добрая женщина заметила, что одежка на гномиках довольно простая и потрепанная. Прямо с утра крестьянка принялась шить и трудилась не покладая рук всю неделю, пока не приготовила кучу малюсеньких нарядных обновок. Вечером она развесила их в кухне, а ночью снова поднялась с постели и приоткрыла дверь спальни. Гномики были в восторге от подарков: сразу же надели их, начали прыгать, плясать и веселиться. Но вдруг все как один с громким вскриком исчезли. И добрая крестьянка никогда их больше не видела.
— Вот безмозглая баба! — воскликнула судомойка. — Любому дурню известно, что явные на дух не выносят благодарности за свои добрые дела. Для них подарок или похвала — самое настоящее оскорбление!
— Да нет же, — возразила ей другая судомойка. — Ручаюсь, они исчезли потому, что посчитали себя слишком благородными, в таких-то одежках, чтобы делать черную работу.
Бринкворт сказал, поглаживая седую бороду:
— Простые люди всегда спорят об этой Истории. Благодарить или не благодарить? Многие скажут — это как кость, брошенная собаке. Если хотите знать мое мнение, то благодаря подаркам человечки узнали, что за ними подсматривают, а нежить этого не любит, как явная, так и неявная. Потому-то они и исчезли.
— Будь я проклят! Пусть только эти гномики появятся у нас в Башне: я зашибу любого, кто вздумает подсматривать или, упаси его Звезда, отблагодарит, — заявил Реннет Тайбоун. — Меня в жизни никто не благодарил — вот и этих мудреных тварей незачем. Хотя, сказать по правде, я ни разу их не видал, так что, думаю, все это россказни для баб и ребятишек.
— Да ведь Башня Исс со всех сторон окружена рябиной, железом и чародеями, — пояснил Бранд Бринкворт. — Сюда не проникнуть никакой нежити, если, конечно, она не слишком сильная. Вот почему ты никогда их не видел, Ренни.
— То, что я знаю, вовсе не россказни, — сказал конюх Терон Жоуб, облизнув губы. — А чистая правда.
Обитатели кухни поежились и на всякий случай теснее прижались друг к дружке. Жоуб был знаменит своими жуткими Историями, он и саму грязь замарал бы, если б она слишком весело сверкала на солнце. На руке у него не хватало двух пальцев, и Жоуб никогда не рассказывал почему — зато он бережно хранил эти пальцы в баночке с рассолом. Несомненно, это добавляло мрачных красок к его и без того зловещей репутации. Как-то само собой вышло, что слуги прозвали его «Терон Жаб».
Итак, вышеописанный конюх с большим наслаждением начал свое повествование:
— Я говорю про Хищника из Бойлача, который часто бродил в окрестностях ущелья Эйлаг в Финварне.
— Часто бродил? Он что же, исчезал куда-нибудь?
— О да — когда утолял жажду крови. Но каждую ночь из ущелья доносились такие пронзительные вопли и жуткие завывания, что кровь стыла в жилах, и всякий, кто их слышал, в панике стремился укрыться, наглухо захлопнув за собой все двери и ставни в доме.
— Как он выглядел?
— Иногда он оборачивался одноногим человеком, иногда — самым обычным человеком, а иногда — серым псом или отвратительным лохматым зверем, вид которого нельзя и описать. Подкрадывался он к своим жертвам бесшумно, и никто в тех краях не осмеливался выйти из дому с наступлением темноты. Наконец Хищник получил то, что ему было нужно.
Рассказчик сделал паузу для усиления драматического эффекта.
— Что, Жоуб, что? — взмолились слушатели.
Тот бросил быстрый взгляд через плечо и доверительно понизил голос.
— Однажды утром, — почти шепотом продолжал он, — у дороги нашли безжизненное тело, пронзенное в двух местах. Обе глубокие раны — одна в боку и одна в ноге — были плотно зажаты ладонями мертвого путника. Ходили слухи, что повреждения слишком странные и чудовищные, чтобы быть делом рук человека. И в самом деле, только Хищник из Бойлача мог совершить подобное, тем более что с тех пор он навсегда покинул ущелье Эйлаг и никогда не возвращался.
— Туда, может, и не возвращался, зато сейчас бродит где-нибудь еще, — заметил Тайбоун, который до этого скоблил заскорузлые пальцы овощным ножом. — Я слышал, вблизи от Глин Рушен, в пещере под Великим Водопадом, водится сам Бугейн, и уж от него-то им вовек не избавиться.
— Это же бык-водяной, разве нет? — уточнил, вмешиваясь, истопник.
— Ну да. Он не явной породы, друг мой, вовсе нет, но все равно бык-водяной. Чрезвычайно опасный и свирепый. Изредка он принимает вид человека, хотя обычно это огромный черный телок, который выпрыгивает из водопада и бродит по дорогам, издавая странные звуки вроде скрежетания цепей.
В это время один из лакеев загремел цепью от котла, в котором тушили мясо. Все, как один, подскочили на месте.
— Ах ты, гнусный шут! Да я тебе челюсть сворочу! — в негодовании закричал Тайбоун.
Слугам едва удалось успокоить Рассказчика, и в конце концов он продолжил.
— Эту Историю я услышал недавно, от странствующего торговца из последнего каравана. Одна девушка работала в огороде — не помню точно, кажется, собирала редис, чтоб заготовить на зиму, а дом ее находился неподалеку от Грин Рушен. Вдруг примчался Бугейн в человеческом обличье, хохоча во все горло, схватил ее, забросил к себе на спину и, прежде чем родители девушки опомнились, бросился вместе с ней к водопаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59