Диармид резко выпрямился и окаменел.
— Всего лишь уриск, — улыбнулся Торн. — Это явный. Он обитал в озере, когда наших прадедов еще и на свете не было.
Попутчики проследили за взглядом дайнаннца. Там, где догорающий день отражался в темной глади, у самой кромки воды темнела человекоподобная фигурка с короткими рожками в копне курчавых волос и козлиными ногами. Создание уныло смотрело на путешественников, обхватив руками мохнатые колени.
— Урисков всегда тянуло к людям, — проронил Торн. — Но смертные боятся этих уродцев.
Имриен повернулась к эрту.
«Добрый сэр говорит, что тварь живет здесь веками. Значит, дайнаннцы хорошо знают эти края?»
Диармид перевел вопрос, и Торн наконец обратил внимание на девушку. Сердце бедняжки затрепыхалось, как рыба, выброшенная на берег.
— Я знаю, — ответил дайнаннец.
«Ему известно, как выйти на дорогу?»
— Каэрмелорский путь лежит милях в двух к северу, леди. Вы полагаете, наезженный тракт быстрее приведет нас к цели? Понимаю: колючие кустарники проявляют повышенный интерес к вашему платью. Но сейчас главная дорога — самое опасное место в лесу. Там как раз и лютует нежить, вымещая ненависть к смертным на проезжих караванах. Да что вам рассказывать? К тому же, пока работа не окончена, широкие пути не для меня. Есть множество других дорог: речушки, звериные тропы… наконец, у солнца и у звезд — своя стезя.
— Похоже, наметанный глаз видит дороги везде, — сказал Диармид.
Ужин был готов. Надкусывая по очереди очищенный печеный клубень и сытную булочку с ореховым привкусом, эрт с полным ртом рассуждал:
— Если мы пойдем южнее Каэрмелорского пути — угодим прямо в Мирринор, а это едва ли безопаснее дороги.
— Да, Мирринор, Страна Зеркальных Вод… Рискованно? Пожалуй, но я уже бывал в тех краях и, как видите, невредим. Дела требуют, чтобы я вернулся туда. Кроме того, места в Мирриноре красивые.
После ужина девушку неудержимо потянуло в сон. Жар костра, казалось, размягчил даже кости. Торн расстелил для Имриен свой плащ. Она еще раз взглянула на замшелый берег, где сидел одинокий уриск, сомкнула веки — и тут же заснула, успев напоследок услышать слова эрта:
— Первым караулю я.
Утро началось с какого-то невообразимого шума: резкого свиста, жалобных воплей и пронзительного квохтанья — Эррантри радовался солнцу на свой манер. Когда неподражаемая песня смолкла, ястреб засуетился на ветке, перебирая крючковатым клювом рыжевато-каштановые перья в ярких полосках и крапинах. Глаза птицы напоминали два солнечных диска во время затмения: каждый был окружен черным кольцом, а внутри постепенно сгущался мрак.
На траве сверкал серебристый охотничий рог, полный спелой голубики, а рядом россыпью лежала золотистая хурма с налипшими на бока блестящими листочками. На блюде из коры чернели перепачканные золой булочки. Корабль солнца плыл по небу, посылая земле косые лучи сквозь кроны осеннего леса. Диармид еще мирно похрапывал. Уриск исчез. И Торн тоже. Почему Имриен это не удивило?
Девушка вспомнила, что никто не будил ее ночью стоять на страже. Как это учтиво со стороны мужчин! Имриен почувствовала укор совести и, чтобы развеяться, пошла купаться на озеро. Когда она вернулась, эрт сидел на траве и зевал во весь рот. Тут молодой человек заметил серебряный рог и поднял его. Нежно-лазоревые бусины ягод покатились на землю.
— Вот это да! — воскликнул он. — Сколько живу, такой искусной работы не встречал. Изысканная вещица. Верно, какая-нибудь семейная реликвия. Надо же, орнамент старинный, а серебро блестит, как новенькое. Подобное делали только в Эпоху Славы.
Путники позавтракали. К тому времени на опушку вернулся Торн — свежий и сияющий, как ясное осеннее утро.
— Привет вам, сони! Целых полдня прошло, теперь за солнышком и не угнаться. Разве что помчимся как лани!
Дайнаннец протянул Диармиду нож и какие-то стручки.
— Возьми, это семена мыльного дерева, хорошо пенятся в воде. Можешь побриться моим клинком, он остро заточен. Надо набрать еще стручков, мыльное дерево попадается нечасто.
С пеной на лице Диармид склонился над водой, пытаясь разглядеть свое отражение. И тут же громко выбранился: лезвие поранило подбородок.
«Давай помогу». — Имриен взяла нож и аккуратно выбрила эрта.
Прежде чем отправиться дальше, путники схоронили остатки кострища в яме.
Искорки солнца весело скакали по листьям. Конические свечи деревьев полыхали во всю мощь, хоть и не грели. Путники видели себя крохотными несгорающими саламандрами в огромном костре или гномами в сокровищнице Тириендорского леса. Мысли девушки целиком занимал прекрасный дайнаннец — их жар умеряла лишь глухая боль недавней утраты. Горе, как своенравная морская волна, то захлестывало Имриен, то с печальным шелестом откатывало назад, но никуда не исчезало.
Так прошло несколько дней. Торн появлялся все реже: немного шагал рядом с ними, подлаживаясь под медлительную походку своих спутников, объяснял путь, показывал, где взять пищу, — и беззвучно растворялся в чаще. Он мог отсутствовать часами, и тогда для Имриен лес превращался в мрачную пустыню теней, а птицы скорбно умолкали. Эррантри путешествовал на плече хозяина или парил в небесах темной точкой, едва заметной сквозь филигранные кроны.
Иногда ветерок налетал на деревья, и яркие листья разом отрывались от веток, легко опускаясь на землю волшебным покрывалом из тысячи парчовых лоскутков. Имриен запрокидывала голову и замирала от восхищения.
— Знаешь, как это называется? — спросил однажды Торн. — Феллэйзе.
«Ах, если б мой рот смог вымолвить такое слово!» — затосковала девушка.
А дайнаннец продолжал, стоя в призрачном луче янтарного света:
— Удивительно, сколько всего слилось в одном-единственном имени. Феллэйзе — это и оброненный платочек, расшитый шелком, и стая пестрых пташек, что слетают к нам с небес, и частички радуги, уносимые водопадом, золотистые искры, взорвавшие ночь, и рассыпанные самоцветы…
«И ослепительный блеск солнца, попавшего в сети летящих волос», — добавила про себя Имриен.
Торн был так близко, что она ощутила окутывающий его аромат гиацинтов — синий, словно вечер, и неистовый, как небо перед штормом.
И вновь девушка отвернулась, пугаясь своих безумных желаний.
По дороге Торн рассказывал попутчикам о лесных растениях, учил замечать птиц и животных. Обычно это происходило так. Имриен и Диармид стояли и бессмысленно таращились: деревья как деревья, ничего интересного. Но вот дайнаннец отрывает необычный лист или пичужка перепархивает с ветки на ветку — и недогадливые спутники вдруг понимают, на что указывал Торн. Впрочем, потихоньку и их взгляды пообвыклись в многоцветном и многоликом лесу.
— Это только поначалу ничего не заметно, пока не научишься правильно смотреть, — ободрял дайнаннец. — Для новичков лес — это пустыня. Но пройдет время, и съедобные или, скажем, целебные травки будут сами бросаться в глаза.
Молодой эрт с какой-то свирепой одержимостью впитывал все, чему учил Торн. Диармид страшно гордился собой, когда находил вкусные плоды, и с неописуемым восторгом собирал их, пересыпая в широкий подол верхней юбки девушки. Слабый просвет в стене полного непонимания между ними немного порадовал Имриен.
Когда сильный ветер упредил путников о том, что близится ужасная гроза, Имриен с Диармидом укрылись в тесной пещерке в скале. Нечего и говорить, как страдал эрт от этой неприличной близости: он вообще не терпел чужаков на своей территории.
Но дождь утих, и тут откуда ни возьмись появился Торн. Одежда его была совершенно сухой. Лишь несколько хрустальных капелек блестели в темных, как ночь, волосах. Дайнаннец протянул руку, чтобы помочь Имриен выбраться из убежища. Их ладони соприкоснулись: лучше бы девушку поразила небесная молния! Что значат все громы и шторма этого мира, если гроза бушует прямо в сердце!..
Ночами, при свете огня, наставник превращался в прилежного ученика. Он с первого раза усваивал всякий жест языка немых, что показывали спутники. Когда урок заканчивался, Торн подолгу обсуждал с Диармидом достоинства различных видов оружия, премудрости обращения с луком и тонкости изготовления стрел.
Порой в чаще фыркала и сопела невидимая во мраке нежить. Днем что-то могло стрелой пронестись под ногами, а ночью блики от костра частенько плясали в чьих-то внимательных глазах. Людям слышались грохот колес и странное пение прямо из-под узловатых корней деревьев. Очи диких козочек и оленей горели сверхъестественным пониманием.
— Ты столько путешествуешь, и что, нежить никогда не беспокоила? — спрашивал Диармид.
— Мне известны все их хитрости. Как любой из рыцарей Герцога Роксбургского, я изучал явно и неявнологию. Это часть Испытания.
— А Испытание и впрямь такое сложное, как говорят?
— Чтобы вступить в ряды Братства, необходимо разбираться в целебных травах и уметь выживать в лесу. Нужно предсказывать, где, когда и какие съедобные плоды созреют, знать Историю Эриса, Двенадцать Книг Поэзии, названия звезд, определять время по небу днем и ночью. И конечно, выдержать проверку на силу, выносливость и так далее… Похоже, кое-кто здесь не против стать дайнаннцем?
— В точку. Пожалуйста, расскажи еще. Что это за Семь Обетов, которых придерживаются члены Братства?
— Даже так, друг мой? Ну хорошо. Дайнаннец не лжет и всегда, любой ценой исполняет данное кому-либо слово. Он почитает женщин и защищает их. Не спасается бегством от девяти вооруженных противников. Член Братства не берет чужой собственности силой и никогда не ищет личной мести — даже если всему его роду грозит истребление.
— А что значит проверка на силу, выносливость и так далее?
— Будущий новобранец стоит по пояс в яме, а девять воинов одновременно кидают в него копья. У парня в руках только щит, но к концу испытания на коже не должно быть ни царапины. Следующая ступень сложнее: молодому человеку подвязывают волосы, и он бежит в леса, уворачиваясь от опытных рыцарей, которые пытаются ранить его.
— Они начинают гонку одновременно?
— На расстоянии вытянутой ветки дуба.
— И если преследователям удается поймать или хотя бы поцарапать воина…
— А также если хоть капля крови, клочок одежды или волос останется на ветвях, или сучок треснет под ногой. В Братстве такому не место.
— На этом Испытание заканчивается?
— Почти. Новобранец должен перепрыгнуть через куст высотой с него самого, пройти под веревкой на уровне колена, не касаясь руками земли, а потом с помощью ножа вытащить из пятки острый шип, убегая от дикого леопарда. Лишь после этого можно получить звание дайнаннца.
— Но, как я понимаю, игра стоит свеч?
— Рыцари Герцога Роксбургского получают отличное жалованье, если ты об этом. Кроме того, у нас огромная свита лучших в стране бардов, менестрелей, лекарей, оружейников, сокольничих, егерей, поваров, привратников и виночерпиев, не говоря уже о прекраснейших портнихах Эльдарайна, что круглый год шьют форму для Братства. Однако жизнь дайнаннца полна таких трудностей и опасностей, которые многим и не снились. Ведь основная задача Братства — не допускать в страну врагов и грабителей из-за моря. В общем, не заскучаешь.
Диармид погрузился в раздумья.
С той самой первой ночи после встречи с Торном Имриен не могла больше спать. Прекрасный дайнаннец вставал у нее перед глазами, как только она смыкала их — и эти мучительные, сладкие видения гнали сон от изможденного тела. Сперва девушка стеснялась Торна. Имриен казалось, что, увидев знакомое отвращение в его взоре, она умрет на месте. Но прошло время, однажды их глаза встретились — и что же открылось девушке? Ни тени презрения, лишь искорка осторожного любопытства да добрые веселые морщинки по краям. Но и после этого Имриен старательно избегала взгляда воина. Что, если Торн поймет, как она очарована? Ну и посмеется же он над бедной дурнушкой! Даже вечно серьезный Диармид — и тот расхохочется ей в лицо!
Хотя, с другой стороны, такой мужчина, как Торн, — разве он не привык к тому, что все падают к его ногам?
Как же ругала себя Имриен, когда его не было рядом! Мало, что ли, видела она жеманных кокеток в Башне Исс? Безмозглые дурочки! Не становиться же теперь одной из них? О нет, подобные игры для кого угодно, только не для нее! С какой стати? Ну что известно девушке об этом человеке? Лишь то, что душа пересыхает без него, как пустыня. Разве это любовь? Наваждение! Торн такой же, как все, уговаривала себя Имриен, не следует шарахаться от него, но не стоит и окутывать себя ледяным высокомерием. Нужно быть собой, вот самый честный выход из положения…
Появлялся дайнаннец, и все благие намерения шли прахом. Один поворот головы, медленный взмах черных, как смоль, волос и — где ты, рассудок? Несчастная проклинала день их встречи — день, когда беспощадный червь неутолимой страсти поселился в сердце, навеки лишив Имриен душевного покоя.
Земля под ногами все больше шла под уклон. То и дело пересекали путь жизнерадостные ручейки и потоки. Еще четыре дня — и путники достигли Мирринора.
ГЛАВА 8
МИРРИНОР

Тихие омуты
Зовем мы: Поближе! Последуй за нами
Туда, где танцуем легко под волнами.
Невольно заснешь ты и в сеть попадешь,
Из царства земного навеки уйдешь.
Плясуньи, чаровницы — шепот и блеск.
Я зова не слышу дурманящий плеск.
Увлечь вы хотите с собою на дно,
Укрыть меня илом…
Но мне все равно.
Плясуньи, ваш танец с собою зовет,
По водной я глади ступаю вперед.
О ваших объятьях теперь умоляю.
Слабеет дыханье… Тону… Умираю.
Песня Озерных Дев
В Стране Зеркальных Вод каждое озеро усеяно островками, а каждый остров покрыт озерами, и не ясно, чего все-таки больше — воды или суши. Мятные деревья растут здесь в изобилии; их белоснежные стволы тянутся ввысь тонкими двухсотфутовыми свечками, а вечнозеленые кроны купаются в небесах, заглядывая оттуда в бездонные лазоревые зерцала. Плавными складками ниспадает отслаивающаяся кора. Праздничные гирлянды длинных бирюзовых листьев источают летучий мятный аромат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59