— Но, Сэм, главная проблема состоит в том, что люди больше не крестят детей через несколько недель или хотя бы месяцев. Прошли те времена, когда младенцев крестили не позднее шести недель после рождения. Ныне мы все чаще видим, что они подходят, чтобы принять таинство. Мы не одобряем этой тенденции, но она существует и существовала даже двадцать лет назад. Приход довольно большой и оживленный, и не только наши прихожане, но зачастую и внуки прихожан крещены здесь.
— Я понимаю, но, возможно, если мы начнем с записей через три месяца после рождения Лили, мы сможем хотя бы попытаться проверить всех девочек. Ведь большинство людей не скрывают факта усыновления или удочерения, верно?
— Да, как правило, даже гордятся тем, что они приемные родители.
— В таком случае, если за факсами, полученными доктором Шеридан, не стоят сами приемные родители, думаю, они также захотят узнать о возможной угрозе, нависшей над их дочерью.
— Да, захотят. Я поручу своему секретарю составить список, но, как вы понимаете, прежде чем я передам его вам, я должен буду лично позвонить всем этим людям и объяснить, что удочеренная в то время девочка возможно в беде.
— Монсеньор, это займет время, а вот как раз его-то у нас и нет, — возразил Сэм.
— Мне поможет отец Арелла. Я поручу секретарю звонить, и пока я буду говорить с одним абонентом, она предупредит следующего, чтобы подождал меня у телефона. Это не должно занять много времени.
— А как насчет тех, до кого вы не дозвонитесь? Монсеньор, эта девятнадцатилетняя девушка возможно в смертельной опасности.
Монсеньор Диллон взял один из факсов и принялся его изучать с возрастающим интересом.
— Сэм, как вы и говорили, это последнее сообщение пугающе, но вы прекрасно понимаете, почему мы должны соблюдать осторожность. Дабы защитить нас от возможных юридических проблем, вы все же получите официальное разрешение. И вот тогда мы сможем немедленно выслать вам имена. Но я настаиваю, чтобы вы позволили мне рассказать об этом хотя бы тем семьям, до которых мы дозвонимся.
— Благодарю вас, святой отец. Не буду больше отнимать ваше время.
Оба встали.
— Я вдруг подумал, что ваш корреспондент вроде как шекспировед, — заметил монсеньор Диллон. — Далеко не каждый смог бы ввернуть малоизвестную цитату о лилиях.
— Я тоже об этом подумал, монсеньор. — Сэм замолк. — Я должен был сразу вас об этом спросить: кто-нибудь из священников, служивших здесь в то время, когда возможно крестили дочь Джин, все еще находится в вашей епархии?
— Отец Дойл был подручным пастора, но он умер в прошлом году. Монсеньор Салливан в то время был пастором. Он переехал во Флориду вместе с сестрой и зятем. Я могу дать вам последний его адрес, какой у нас есть.
— Это было бы кстати.
— Он у меня здесь, в ящике стола. — Он открыл ящик, вынул папку, заглянул в нее, записал имя, адрес и телефонный номер на каком-то бланке и вручил его Сэму со словами: — Вдова доктора Коннорса наша прихожанка. Если желаете, я могу позвонить ей и попросить встретиться с вами. Возможно, она вспомнит что-нибудь о том удочерении.
— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я говорил с доктором Шеридан прежде, чем зайти к вам. Она разыскала адрес миссис Коннорс в телефонном справочнике и, возможно, в эту самую минуту уже едет к ней.
Пока они шли к двери, монсеньор Диллон сказал:
— Сэм, я тут кое-что вспомнил. Алиса Соммерс тоже наша прихожанка. Это вы тот самый следователь, который продолжает вести дело ее дочери?
— Да, я.
— Она рассказывала мне о вас. Думаю, вы понимаете, как много для нее значит то, что вы не прекратили розыск убийцы Карен.
— Я рад, что ее это поддерживает. Алиса Соммерс весьма самоотверженная женщина.
Они стояли в дверях.
— Меня ужаснуло, когда утром я услышал по радио, что обнаружили тело женщины, выгуливавшей собаку, — высказался монсеньор Диллон. — Ваш отдел привлекли к этому делу?
— Да, привлекли.
— Насколько я понимаю, как и в случае с Карен Соммерс, это выглядит немотивированным убийством, и ее тоже зарезали. Я знаю, это может показаться невероятным, но не считаете ли вы, что есть какая-то связь между этими двумя убийствами?
— Святой отец, Карен Соммерс погибла двадцать лет назад, — осторожно сказал Сэм. Он не хотел говорить, что та же мысль не давала покоя и ему, в особенности из-за характера колотых ран, нанесенных в ту же область груди.
Монсеньор кивнул.
— Пожалуй, дедукция это не мое дело, а ваше. Просто я подумал об этом, и поскольку вы столь близки с Соммерс, счел нужным сказать вам. — Он открыл дверь и пожал Сэму руку. — Да поможет вам Бог, Сэм. Я помолюсь о Лили и занесу вам списки с именами, как только мы их сделаем.
— Спасибо вам, сэр. Молитесь о Лили, и если уж на то пошло, вспомните и Лауру Уилкокс.
— Актрису?
— Да. Мы боимся, что она тоже попала в беду. Никто не видел ее с вечера субботы.
Монсеньор Диллон смотрел Сэму след. Лаура Уилкокс была на встрече выпускников Стоункрофта, недоверчиво думал он. С ней также что-то случилось? Боже милостивый, что же происходит?
С пылкой безмолвной молитвой во спасение и сохранение Лили и Лауры, он вернулся в свой кабинет и позвонил секретарю.
— Дженет, будь добра, отложи все свои дела и подними записи о крещении девятнадцатилетней давности, начиная с марта и заканчивая июнем. Как только вернется отец Арелла, скажи ему, что у меня есть для него работа, и пусть он отменит все, запланированное им на сегодня.
— Хорошо, монсеньор. — Дженет повесила трубку и с сожалением посмотрела на гренки с сыром и копченым мясом и емкость с кофе, которые ей только что доставили. Отодвигая кресло и поднимаясь на ноги, она бормотала вслух: «Боже мой, по его голосу можно подумать, что это вопрос жизни и смерти».
45
Джин сразу поняла, что Дороти Коннорс, хрупкая семидесятилетняя женщина, страдала ревматическим артритом. Двигалась она медленно, морщилась от боли, а суставы ее пальцев опухли. Седые волосы она стригла очень коротко, видимо из-за того, подумала Джин, что поднимание рук требует от нее особых усилий.
Ее дом был на одном из тех желанных, высоко расположенных земельных участков с видом на Гудзон. Она провела Джин из гостиной на застекленную террасу, где, как объяснила, в основном и бодрствует. Когда она заговорила о своем муже, ее живые карие глаза засияли.
— Эдвард был самым замечательным человеком, мужем и доктором из всех, кто когда-либо ходил по этой земле, — сказала она. — Это все тот чудовищный пожар, он его убил... Потеря места работы и всего архива... Это довело его до инфаркта.
— Миссис Коннорс, я говорила вам по телефону, что получаю угрозы в адрес моей дочери. Сейчас ей девятнадцать с половиной. Я места себе не нахожу, пытаюсь найти ее приемных родителей и предупредить о нависшей угрозе. Раньше я жила в этом городе. Пожалуйста, помогите мне. Доктор Коннорс рассказывал вам обо мне? Думаю, ему было что рассказать. Мои мать и отец со своими ссорами были городским посмешищем, они оставались вместе лишь для того, чтобы отправить меня в колледж. Поэтому ваш муж согласился со мной, что рассчитывать на их помощь не приходится. Он придумал историю, объяснявшую, почему я поехала в Чикаго. Он даже приехал и собственноручно принял роды в реанимационном отделении дома престарелых.
— Да, он делал такое ради многих девушек. Он хотел помочь им сохранить все в тайне. Джин, пятьдесят лет назад девушку с внебрачным ребенком ждала нелегкая участь. Ты знаешь, что актрису Ингрид Бергман осудили в Конгрессе за намерение родить внебрачного ребенка? Моральные нормы изменились — к лучшему ли, к худшему, тебе решать. Сегодня в мире вряд ли кто плохо подумает о незамужней женщине, рожающей или растящей ребенка, но мой муж был старомоден. Двадцать лет назад он строго соблюдал конфиденциальность в отношении будущих молодых матерей, скрывая все и от меня. Пока ты мне сама не сказала, я и не знала, что ты была его пациенткой.
— Но вам ведь известно про моих родителей.
Какое-то время Дороти Коннорс молча смотрела на Джин.
— Мне известно, что у них были проблемы. К тому же, я встречалась с ними в церкви, несколько раз мы говорили. Мне кажется, ты помнишь только плохое. Они милые, умные люди, просто не сошлись характерами.
Джин почуяла упрек и ощутила странную потребность огрызнуться.
— То, что они не сошлись характерами — это я вам гарантирую, — сказала она, надеясь, что голос не выдал ее гнев. — Миссис Коннорс, я безмерно благодарна вам за то, что вы так быстро согласились встретиться со мной, но сейчас я буду краткой. Моя дочь, видимо, в очень серьезной опасности. Я понимаю, что вы твердо стоите на страже интересов доктора Коннорса, но если вам известно, в чьи руки он отдал ее, вы обязаны, ради меня и ради нее, открыться мне.
— Господь свидетель, в таких случаях, как ваш, Эдвард никогда не обсуждал со мной пациенток, и я никогда не слышала вашего имени.
— И он не оставил никаких записей дома, а все, что было в его кабинете, сгорело?
— Да, все сгорело. Дом сгорел дотла. Подозревали поджог, но не смогли доказать. Несомненно, ничего из записей не уцелело.
Понятно, что Дороти Коннорс ничем ей не поможет. Джин встала, собравшись уходить.
— Я вспомнила, что когда приходила к доктору Коннорсу, ему помогала медсестра, Пегги Кимболл. Я оставила ей сообщение на автоответчике, надеюсь, она перезвонит мне. Может, она что-нибудь знает. Спасибо, миссис Коннорс. Нет-нет, не вставайте. Я найду выход.
Когда Джин протянула Дороти Коннорс руку, ее поразило выражение лица женщины, которое можно было охарактеризовать лишь как крайне встревоженное.
46
Марк Флейшман вернулся в «Глен-Ридж Хауз» в час дня, занес сумку и позвонил в номер Джин. Никто не подошел, и он спустился пообедать. Он удивился и обрадовался, увидев за столиком в углу Джин, и поспешил к ней.
— Ты кого-то ждешь, или я могу составить тебе компанию? — спросил он и заметил, как ее печальное лицо озарила теплая улыбка.
— Марк! Не ожидала тебя увидеть! Конечно, присаживайся. Я как раз решила пообедать, и никто не собирался ко мне присоединиться.
— В таком случае, я угощаю. — Он сел напротив. — Я случайно убрал портфель с мобильным в багажник, поэтому получил твое сообщение только вчера вечером, когда распаковывал вещи. Рано утром я позвонил в отель, и мне сказали, что Лаура не вернулась, а полиция проверяет записи о входящих звонках. Так что я решил изменить свой график и вернуться. Я прилетел, взял машину напрокат.
— Очень любезно с твоей стороны, — искренне сказала она. — Мы все очень волнуемся за Лауру. — Она вкратце изложила ему все, что произошло после его отъезда.
— Значит, ты вернулась в отель с Сэмом Диганом, тем мужчиной, с которым ты сидела за столиком после награждения, и когда он узнал об исчезновении Лауры, то сразу начал расследование? — уточнил Марк.
— Да, — сказала Джин, сообразив, что пробудила в Марке любопытство — с чего это вдруг Сэм Диган был с ней. — Сэм сопровождал меня до отеля, потому что мне нужно было передать через него кое-что для нашей общей знакомой, Алисы Соммерс.
Ведь Алису и в самом деле интересовали те факсы, сказала она сама себе, так что я не солгала. В глазах Марка было сочувствие, и ей захотелось рассказать ему о Лили, спросить его мнение, как специалиста, реальна ли угроза или кто-то просто вымогает у нее деньги.
— Что будете заказывать? — спросила подошедшая официантка.
Они сошлись на сэндвичах и чае.
— Кофе на завтрак, чай на обед и стакан вина перед ужином, — сказал Марк. — Я заметил, что это стало и твоим меню, Джин.
— Похоже на то.
— За эти выходные я многое заметил, и это напомнило мне о годах учебы в Стоункрофте.
— А именно?
— Ну, в школе ты была весьма умна. А также скромна. И я помню, что ты была очень милой — такой ты и осталась. Помню как-то на первом курсе, когда я совсем раскис, ты мне посочувствовала.
— Не припоминаю.
— Не хочу углубляться, но так было, а еще я восхищался, с каким достоинством ты держалась, когда тебе досаждали насчет твоих родителей.
— Не всегда, — внутренне съежилась Джин, вспоминая случаи, когда рыдала в классе.
Словно прочел мои мысли, подумала Джин, когда Марк Флейшман продолжил:
— Однажды, когда ты была расстроена, я предложил тебе свой носовой платок, но ты лишь тряхнула головой и яростно вытерла глаза бумажной салфеткой. Я хотел помочь тебе тогда и хочу помочь сейчас. По дороге из аэропорта я слышал по радио, как тот репортер, охотившийся на нас во время встречи, рассказывает об «Убийце Сотрапезниц». Даже если тебя это не беспокоит, то меня весьма. Поскольку Лаура пропала, ты осталась последней из тех девушек.
— Хотела бы я беспокоиться лишь о себе, — сказала Джин.
— Тогда чем ты взволнована? Расскажи мне. Я сразу вижу, если человек напряжен, это профессиональное, а когда ты беседовала с Сэмом Диганом, который, как ты только что сказала, является следователем окружной прокуратуры, то явно сильно нервничала.
Помощник официанта наполнил водой их стаканы. Да, я помню, как Марк хотел дать мне свой носовой платок, подумала Джин. Я злилась на себя за то, что разрыдалась, и на него, за то, что он это заметил. Он хотел помочь мне тогда. Он хочет помочь мне теперь. Следует ли мне рассказать ему о Лили?
Она видела, как пристально он на нее смотрит, и понимала, что он ждет. Он хочет поговорить со мной. Но стоит ли? Она посмотрела на него в упор. Он из тех мужчин, которые хорошо выглядят как в очках, так и без них, отметила она. У него красивые карие глаза. Желтые крапинки в них словно солнечные лучики. Она пожала плечами.
— Ты напомнил мне одного преподавателя из колледжа. Задав вопрос, он смотрел на человека до тех пор, пока не получал ответ.
— Именно это я и делаю, Джин. Один из моих пациентов называет это «взглядом мудрого филина».
К столу подошла официантка, принесла бутерброды.
— Чай сейчас будет готов, — весело сказала она. Джин подождала, пока нальют чай, затем тихо проговорила:
— Твой взгляд мудрого филина убедил меня, Марк. Пожалуй, я расскажу тебе о Лили.
47
Вернувшись в свой кабинет, Сэм Диган первым делом позвонил в окружную прокуратуру Лос-Анджелеса и попросил соединить его с Карменом Руссо, возглавлявшим расследование по делу Элисон Кэндал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36