– В чем дело?
– Брось его в пулемет. Я хочу посмотреть, как устройство отреагирует на что-то живое.
– Но это же жестоко, – пробормотал Дэниел.
– Минуту назад ты предлагал сожрать бедную тварь, – напомнил Стив, – а сейчас ты уже рассуждаешь о гуманном обращении с животными!
– Заткнись, – буркнул Харви.
Он замахнулся, собираясь швырнуть зверька.
– Харви! – остановила его Саган. – Пожалуйста, не кидай прямо в пулемет.
Только тут до Харви дошло, что он находится как раз на траектории пуль.
– Виноват, чуть было не сморозил глупость.
– Брось зверька вверх, – распорядилась Саган. – Вверх и в сторону.
Пожав плечами, Харви запустил бедное создание высоко в воздух по крутой дуге, уходящей в сторону от троих людей. Зверек отчаянно барахтался. Пулемет следил за ним пока мог, приблизительно до угла в пятьдесят градусов от горизонтали. Развернувшись, он открыл огонь, как только зверек снова оказался в зоне досягаемости, выпустив в него фонтан тонких игл, которые мгновенно расширились при контакте с живой плотью. Меньше чем через секунду от несчастного создания не осталось ничего, кроме облачка кровавой пыли и мелких ошметков, упавших на землю.
– Просто превосходно, – заметил Харви. – Ну вот, теперь мы убедились, что пулеметы работают. А я по-прежнему голоден.
– Очень любопытно… – задумчиво пробормотала Саган.
– То, что я голоден? – спросил Дэниел.
– Нет, Харви, – раздраженно произнесла она. – На самом деле на состояние твоего желудка мне сейчас начхать. А любопытно то, что пулемет способен следить только за низко расположенными целями. У него ограниченный угол возвышения.
– И что с того? – недоуменно произнес Харви. – Мы-то стоим на земле.
– Болван, деревья! – вдруг подал голос Сиборг.
– Стив, что ты надумал?
– Во время подготовки мы с Дираком одержали победу в учебном бою, обойдя противника по деревьям, – объяснил Сиборг. – Нас ждали на земле. Никто даже взгляд не поднимал до тех пор, пока мы не свалились на них как снег на голову. Правда, я чуть не сорвался с дерева и не разбился насмерть. Но замысел удался.
Все трое посмотрели на деревья, росшие в огороженной впадине. Это были не настоящие деревья, а их аристовские эквиваленты – высокие растения, вытянувшиеся к небу на несколько метров.
– Скажите, что нам всем пришла в голову одна и та же бредовая мысль, – пробормотал Харви. – Мне не хочется думать, что я такой один.
– За работу, – встрепенулась Саган. – Посмотрим, что у нас получится.
– Это же безумие, – возразил Джаред. – Обиняне не начнут войну только потому, что ты их об этом попросишь.
– Неужели? – усмехнулся Бутэн. – И ты утверждаешь так, исходя из своих богатых обширных познаний об обинянах? У тебя огромный личный опыт, ты долгие годы изучал этот вопрос? Защитил докторскую диссертацию, посвященную обинянам?
– Ни одна разумная раса не начнет войну только потому, что кто-то попросит ее об этом, – продолжал настаивать Джаред. – А уж обиняне ради кого-то постороннего и пальцем не пошевелят.
– Совершенно верно, – согласился Бутэн. – Однако эта война будет иметь определенную цель – обинянам нужно то, что я могу предложить.
– И что же это?
– Я могу наделить их душой.
– Не понимаю.
– Это все потому, что ты совершенно не разбираешься в обинянах, – объяснил Бутэн. – Эта раса создана искусственно: обинян сотворили консу, просто чтобы посмотреть, что получится. И, несмотря на разговоры о совершенстве консу, это далеко не так. Им тоже свойственно допускать ошибки. В частности, они совершили огромную ошибку, создав обинян. Консу наделили их разумом, но вот что они не смогли сделать – просто потому, что у них нет такой возможности, – так это дать обинянам сознание.
– Но обиняне обладают сознанием, – возразил Джаред. – У них есть общество. Они поддерживают сношения друг с другом. У них есть память. Они думают.
– Ну и что? – поморщился Бутэн. – У термитов также есть общество. Все живые виды общаются между собой. Для того чтобы помнить, сознание не нужно – достаточно иметь в голове компьютер, который будет запоминать все, что с тобой было, при этом разума у тебя будет не больше, чем у камня. Ну а насчет мыслительного процесса… Можно сотворить расу существ, которые покорят космос, но у которых при этом способностей к самоанализу не больше, чем у простейшего одноклеточного. И обиняне являются живым доказательством этого. Коллективно они сознают, что существуют. Но ни у одного из них по отдельности нет ничего, что можно было бы считать личностью. Ни самолюбия, ни собственного "я".
– Но это же полная бессмыслица, – растерянно пробормотал Джаред.
– Почему? В чем проявляется самолюбие? И есть ли оно у обинян? Задумайся, Дирак, обинянам неведома культура. У них нет ни музыки, ни литературы, ни изобразительных искусств. Умом они понимают концепцию искусства, однако не могут им восторгаться. А что насчет общения, так обиняне контактируют между собой только для того, чтобы передать друг другу что-то конкретное: куда они идут, что находится за тем холмом или сколько врагов надо убить. Они не могут лгать. Причем не потому, что им это запрещают какие-то моральные устои, – в действительности у них нет никаких моральных устоев. Однако обинянину сформулировать ложь так же невозможно, как мне – мысленным усилием поднять в воздух материальный предмет. Человеческий мозг просто не приспособлен к этому; точно так же мозг обинян не приспособлен ко лжи. Лгут все. Все существа, обладающие сознанием, которым требуется поддерживать собственный образ. Но не обиняне. Им это не нужно. Они и так совершенны.
– Не сознавать собственное существование – я бы никак не назвал это "совершенством", – возразил Джаред.
– Обиняне совершенны, – настаивал Бутэн. – Они не лгут. Они прекрасно взаимодействуют между собой в рамках своего общества. Все разногласия и споры решаются в четко регламентированном порядке. Обинянам чужды зависть и месть. Они строго соблюдают моральные принципы, потому что для них моральные принципы имеют силу абсолютного закона – они заложены в них на органическом уровне. Им неведомы тщеславие и честолюбие. У них нет даже сексуального самолюбия. Все обиняне являются гермафродитами и передают друг другу генетическую информацию с такой же легкостью, с какой мы обмениваемся рукопожатиями. И они не знают, что такое страх.
– Чувство страха знакомо всем живым существам, – возразил Джаред. – Даже тем, у кого нет сознания.
– Не совсем так, – поправил его Бутэн. – Все живые существа обладают инстинктом самосохранения. Это чувство похоже на страх, но это не одно и то же. Страх – это не стремление избежать боли и смерти.
Корни страха в сознании, что тот, кого ты олицетворяешь собой, перестанет существовать. Страх определяется сознанием. А обинянам это чуждо. Вот почему они никогда не сдаются в плен. Вот почему они никогда не берут пленных. И вот почему Союз колоний их боится. Потому что обинян невозможно напугать. Какое же это замечательное качество! Оно настолько ценное, что, если мне когда-либо снова поручат создавать людей-солдат, я обязательно предложу лишить их сознания.
Джаред поежился. От Бутэна это не укрылось.
– Ну же, Дирак, не упорствуй. Уж ты-то никак не можешь сказать, что сознание сделало тебя счастливым. Сознание того, что ты появился на свет с какой-то целью. Сознание того, что ты обладаешь чужими воспоминаниями. Сознание того, что в своей жизни тебе лишь суждено убивать тех, на кого укажет Союз колоний. По сути дела, ты оружие, обладающее чувством собственного "я".
– Вздор!
Бутэн усмехнулся:
– Что ж, вполне справедливо. Не могу сказать, что я хотел бы быть существом, абсолютно лишенным самосознания. А поскольку ты вроде как должен быть мной, признаю, меня нисколько не удивляет, что ты полностью разделяешь мои чувства.
– Если обиняне совершенны, не могу представить, зачем им понадобился ты.
– Разумеется, потому, что сами они не считают себя совершенными, – сказал Бутэн. – Обиняне понимают, что лишены сознания, и, хотя для каждого в отдельности это не имеет особого значения, для них как вида живых существ это очень важно. Они ознакомились с моими работами – в основном посвященными проблемам переноса сознания, но также с моими ранними заметками о записи и хранении сознания. Захотели получить то, что, на их взгляд, я мог бы им дать. Очень захотели.
– И ты дал им сознание? – удивился Джаред.
– Пока что нет. Но я близок к этому. Близок настолько, что их желание превратилось в одержимость.
– Одержимость, – повторил Джаред. – Весьма сильное чувство для существ, лишенных способности чувствовать.
– Известно ли тебе, что означает слово "обин"? – вдруг спросил Бутэн. – Каково его значение в обинянском языке, от которого и произошло название всей расы?
– Нет, – признался Джаред.
– Оно означает "лишенный", – радостно склонил голову набок Бутэн. – Ты не находишь это любопытным? У большинства разумных видов, если заглянуть достаточно далеко в этимологические корни их самоназвания, получится та или иная вариация на тему "народ". Потому что каждый вид начинает со своего маленького родного мирка, убежденный в том, что является абсолютным центром вселенной. Но только не обиняне. Они с самого начала знали, кто они такие, и слово, которым они назвали себя, показывает, что им недостает чего-то, что есть у всех остальных разумных видов. Обиняне лишены сознания. По сути дела, это чуть ли не единственное описательное существительное в их языке. Ну и, конечно, "Обинур" означает "дом тех, кто лишен". Все остальное пресно, как пыль. Так, "Арист" – это всего лишь "третий спутник". Но слово "обин" очень примечательно. Представь себе, что каждая раса называла бы себя по своему самому большому недостатку. Человечеству, конечно, в таком случае следовало бы назвать себя "заносчивостью".
– Но какое обинянам дело до того, что они лишены сознания? – спросил Джаред.
– А какое дело было Еве до запрета есть плод с древа познания? – ответил вопросом на вопрос Бутэн. – Не должно было быть никакого – ан нет, поди же. Ева подверглась соблазну. Если верить во всемогущего Бога, значит, он умышленно наделил ее этим чувством, Что, на мой взгляд, с его стороны было очень грязной шуткой. У обинян нет никаких оснований желать сознание. От этого им не будет ничего хорошего. Но тем не менее они стремятся его получить. Полагаю, вполне возможно, что консу не сели в лужу, создав разум без самосознания, а, наоборот, умышленно сотворили обинян именно такими, после чего запрограммировали в них стремление к тому единственному, что им недоступно.
– Но зачем им это было нужно?
– А зачем вообще консу делают то или другое? – спросил, в свою очередь, Бутэн. – Когда ты в своих краях самый продвинутый вид, тебе можно не объясняться перед дикарями. Так и консу. Для них мы – дикари. Продолжая наше сравнение, консу можно считать всемогущим господом. Ну а обинян – бедными, неразумными Адамом и Евой.
– То есть ты – это змей-искуситель, – подхватил Джаред.
Бутэн усмехнулся, услышав это двусмысленное сравнение.
– Возможно. И возможно, дав обинянам то, чего они хотят, я изгоню их из того рая, где они обитают, лишенные сознания. Ну да ничего, они это как-нибудь переживут. А я тем временем получу от них, что нужно мне. Получу войну, которая положит конец Союзу колоний.
"Дерево", на котором остановили выбор трое десантников, имело больше десяти метров в высоту и около метра в диаметре. Поверхность ствола была покрыта бороздками в коре, по которым во время дождя вода поступала к внутренним тканям. Через каждые три метра из более глубоких бороздок торчали растущие по кругу гибкие плети и тонкие ветки, чей размах уменьшался по мере удаления от поверхности земли. Саган, Сиборг и Харви долго смотрели, как ветер раскачивает дерево.
– Такой легкий ветерок, а дерево качается сильно, – наконец заметила Саган.
– Наверное, наверху сила ветра больше, – предположил Харви.
– Если и больше, то ненамного, – возразила Саган. – Высота дерева всего около десяти метров.
– Может быть, оно внутри полое, – предположил Сиборг. – Как деревья на Фениксе. Когда мы с Дираком лезли по ним, приходилось постоянно следить за тем, на что наступаешь. Деревья родом с Феникса на вид крепкие, но не всегда выдерживали вес тела.
Саган кивнула. Приблизившись к дереву, она навалилась всем своим весом на край небольшой бороздки. Кора держалась довольно долго, прежде чем оторвалась. Саган задумалась.
– Лейтенант, собираешься залезть? – спросил Харви.
Джейн ничего не ответила. Ухватившись за гребешки бороздок, она подтянулась, стараясь равномерно распределять свой вес, не сосредоточивая его в одном месте. Когда Саган преодолела две трети высоты дерева, ствол, ставший к этому моменту значительно тоньше, начал прогибаться. Поднявшись на три четверти высоты, она увидела, что дерево уже заметно наклонилось к земле. Саган вслушалась, пытаясь уловить треск и хруст тканей дерева, однако не было ничего, кроме шелеста гребешков коры, трущихся друг о друга. Судя по всему, местные деревья обладали небывалой гибкостью; по-видимому, им приходилось порядком терпеть от страшных ураганов, которые зарождались над огромным океаном Ариста и обрушивались на относительно небольшие острова-материки планеты. Саган поползла выше.
– Харви, – окликнула она, перемещаясь по стволу вверх и вниз, чтобы найти точку равновесия, – скажи, у тебя есть такое ощущение, что дерево вот-вот сломается?
– Нет, по-моему, ствол держит превосходно.
Джейн перевела взгляд на ближайшую пулеметную установку:
– Как ты думаешь, сколько до нее?
Дэниел наконец понял, что у нее на уме.
– Недостаточно для того, чтобы осуществить задуманное, лейтенант.
Саган не была в этом так уверена.
– Харви, – снова окликнула она, – тащи сюда Винье.
– Что?
– Тащи сюда Винье. Я хочу кое-что проверить.
Харви постоял, изумленно раскрыв рот, затем поспешил за Винье. Саган посмотрела на Сиборга:
– А ты как, держишься еще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44