Он стоял на ковре, свет из кухни падал как раз на него, и он казался актером в луче софита.
— Алек, — начала Оливия, — никто не скрывал правду. Я не сказала тебе, что были сомнения, потому что я ни в чем не сомневалась. Джонатан Кремер меня не любит, он боится, что меня выберут на должность заведующего. Он просто пытается навредить мне.
— В данную минуту мне наплевать на ваши карьерные интриги. Я хочу знать, что случилось с моей женой.
— Я уже объясняла тебе, что…
— По твоим словам, у тебя не было выбора.
— Именно так и было.
Алек принялся мерить шагами комнату.
— Мне с самого начала казалось невероятным, чтобы один-единственный врач делал операцию на открытом сердце, и неважно, были у тебя все необходимые приборы или нет. Я пытался не думать об этом, но эта статья… — Он покачал головой и снова посмотрел на Оливию. — Почему ты не отправила ее в Норфолк?
«Ее кровь будет на твоих руках», — вспомнила Оливия слова Майка Шелли.
— Я не думала, что Анни долетит туда живой, и… Алек махнул рукой в сторону газеты.
— Этот парень явно считает, что у нее было бы больше шансов в больнице Эмерсона, а он работает здесь дольше тебя. Ты ни на минуту не задумалась над тем, что он, возможно, прав?
— Я действительно считала, что только немедленная операция…
— Подобные операции не делаются в таких условиях, Оливия. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. Ты могла интубировать ее, поставить пару капельниц и отправить отсюда как можно быстрее. — Алек стоял прямо над ней, его голос звучал все громче, бил Оливию по ушам. — Если бы ты отправила Анни в Норфолк, возможно, у нее был бы шанс выжить. Может быть, она была бы сейчас жива.
Оливия не смогла сдержать слезы. Так обидно было выслушивать упреки из уст Алека.
— Джонатан испугался, — тихо начала она. — Никогда раньше он не видел таких ран, он не представлял, что делать в таких случаях. Алек, в сердце Анни было два отверстия. Об этом Джонатан не упомянул. Как можно стабилизировать состояние такого пациента? У меня не было другого выбора. Анни умерла бы в вертолете. В этом я не сомневалась. Она так быстро теряла кровь.
Оливия замолчала. Алек тяжело дышал, его глаза, суровые, гневные, не отрывались от ее лица, но все же он слушал.
— Когда я сказала, что необходима операция, Джонатан испугался и ушел. Он оставил меня одну бороться за жизнь Анни. Я понимала, что рискую, берясь за такую операцию, особенно в одиночестве. Пусть это была безумная попытка спасти ей жизнь, согласна. Я знала, что иду по тонкому льду с точки зрения закона и медицины, но не с точки зрения этики. — Оливия отерла слезы рукой. — Отправив Анни в больницу Эмерсона, переложив ответственность на чужие плечи, я бы выбрала более легкий путь, но она бы умерла. Я сделала то, что считала правильным. Если бы мы сумели зашить отверстие в задней стенке сердца, Анни выкарабкалась бы. — У нее задрожали руки, когда Оливия вспомнила, как держала в ладони сердце Анни. Она снова подняла глаза на Алека. — Более тяжелого случая до сих пор у меня не было.
Грудь Алека вздымалась и опадала в такт бурному дыханию, но, пока Оливия говорила, выражение его глаз немного смягчилось. Он поднял Оливию, притянул ее к себе, в луч света, в котором стоял.
— Ты не представляешь, Алек, как это тяжело, — прошептала Оливия. — Ты не можешь этого знать.
— Прости меня. — Он поцеловал ее волосы. — Я виноват перед тобой, Оливия. Я прочитал статью, и меня понесло Я подумал, что ты солгала мне, что-то утаила. — Алек вздохнул. — Видно, мне все еще хочется найти виноватого.
— Пожалуйста, Алек, поговори с Майком Шелли, поговори с теми медсестрами, кто дежурил в тот вечер. Ты должен мне верить.
— Я верю тебе, — просто ответил он и снова прижал к себе Оливию. Она закрыла глаза, прислушиваясь, приноравливаясь к ритму его дыхания. Алек чуть отстранился, приподнял ее подбородок, поцеловал «в висок, в глаза, в щеки. Оливия повернула голову, чтобы следующий поцелуй пришелся на ее губы.
Гнев сменился желанием. Руки Алека скользнули между их телами, он нащупал пояс ее халата, позволяя полам немного распахнуться. Он отступил на шаг назад.
— Как красиво, — Алек провел пальцем по золотой цепочке на груди Оливии. Стащив с себя футболку, он распахнул ее халат чуть пошире, пока атлас не обнажил груди. Оливия словно купалась в неярком свете, падавшем из кухни. Алек поднес руку к ее груди, и она выгнулась вперед, ловя его нежное прикосновение.
Алек сбросил халат с ее плеч, и одеяние шелковистой змейкой скользнуло на пол. Оливия чувствовала, как тает, плавится ее плоть. Она едва коснулась его шорт, ощутила, насколько он возбужден.
— Да, — прошептал Алек, его теплое дыхание коснулось уха Оливии. — Пожалуйста.
Она положила ладонь на ширинку, почувствовала, как он задрожал, прижимаясь к ней. Его руки скользнули вниз, и Оливия чуть расставила ноги, ожидая его прикосновения, желая его, но пальцы Алека застыли на ее выпуклом животе. Казалось, его окатили холодной водой. Оливия слегка сжала пальцы, но Алек отстранился, перехватил ее руку и поднес к губам. На его пальце сверкнуло обручальное кольцо. Алек прямо посмотрел в глаза Оливии.
— Что мы делаем? — Он покачал головой. — Ведь ты замужняя женщина. А я чувствую себя так, словно все еще женат. Твой муж — мой друг. Ты носишь его ребенка.
Когда Алек нагнулся, чтобы поднять халат Оливии, его волосы коснулись ее бедра. Он накинул халат ей на плечи. Щеки Оливия пылали от смущения, потому что именно Алек, а не она, остановил это безумие. Она так его хотела, что забыла обо всем.
Под взглядом Алека Оливия торопливо запахнула халат и завязала пояс. Он снова был серьезным и неулыбчивым, как во время их первой встречи.
— Наверное, нам не стоит видеться некоторое время, — сказал Алек. — Сегодняшний день выдался слишком напряженным со всех точек зрения. Одно дело, когда я чувствовал, что мы просто друзья… Но друзья не ведут себя так, как мы только что. Ты так уязвима, и я тоже. Я работаю с твоим мужем… — Он в отчаянии взглянул на нее. — Оливия, скажи же хоть что-нибудь.
Она смотрела в пол, не решаясь поднять на него глаза. «Мой муж занимался любовью с твоей женой». Эти слова вертелись у нее на языке, она едва сдерживалась. Ей хотелось, чтобы Алек понял, почему тот вечер в отделении неотложной помощи оказался для нее таким тяжелым. Ей хотелось, чтобы Алек разделил ее боль.
— Ты прав, — Оливия подняла голову, но ей оказалось очень трудно смотреть на Алека, и она поспешно нагнулась, чтобы подобрать его футболку.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Алек.
Оливия проводила его до двери. Ноги плохо слушались ее, а в груди образовалась странная ноющая пустота. Голова казалась удивительно легкой. Вероятно, ее вот-вот стошнит.
Алек открыл дверь и обернулся к ней. Свет фонаря отразился в его светло-голубых глазах.
— Может, тебе стоит ходить на заседания нашего комитета по спасению маяка, — Алек легко коснулся ее руки. — Мне будет легче, если я увижу вас с Полом вместе, да и вам это пойдет на пользу. Ты же знаешь, как важно иметь общие интересы.
— Нет, — Оливия внутренне вся сжалась, представив их троих вместе. — Я не могу. — Она оглянулась на кофейный столик. — Газету возьмешь?
Алек посмотрел мимо нее в темноту гостиной и покачал головой.
— Выброси ее, — посоветовал он. А потом предложил с усмешкой: — Почему бы тебе не застелить ею туалет твоей кошки?
Алеку хотелось, чтобы Оливия попыталась оказать ему сопротивление, но едва ли он мог на это надеяться. Если бы он не ощутил упругость ее округлившегося живота, то без этого напоминания о муже Оливии он бы и сам не сумел остановиться. И тогда на очередном заседании комитета Алек не смог бы посмотреть Полу в глаза.
Он нажал на кнопки авторадио, пытаясь найти песню которой он смог бы подпевать, чтобы в голове просветлело, но на всех программах ловилась только классическая музыка, реклама и песни, которых он не знал. Приехав домой Алек принял душ. Вода была достаточно холодной, чтобы отрезвить его. Но когда он вытирался, его настигло воспоминание о руке Оливии, ласкавшей его. Ему хотелось стереть это ощущение со своего тела, изгнать мысли о ней.
Алек долго рылся в шкафчиках, пока не нашел желаемое — бутылку текилы, оставшуюся после вечеринки, которую они с Анни устраивали прошлым летом. Тогда они угощали гостей «Маргаритой». Отвернув пробку, Алек глотнул из горлышка. Вот дерьмо! Не напиток, а отрава. Он заставил себя сделать еще глоток и с бутылкой поднялся в спальню Там Алек разделся и лег в постель, все еще не выпуская бутылку из рук.
Он не забыл ту вечеринку. Анни жарила кур, пока Алек готовил коктейли. Том Нестор ужасно напился, и Анни. внимательно за ним наблюдавшая, в конце концов велела Алеку разбавлять посильнее его текилу. Том относился к той категории людей, кто совершенно преображается, выпив лишнего. Он становился слезливым и принимался выкладывать все свои личные проблемы первому, кто соглашался его выслушать. В тот вечер он оплакивал ссору с женщиной, с которой встречался, и совершенно испортил вечеринку. Анни попыталась заткнуть ему рот: «Том, когда ты пьян, ты болтаешь много лишнего. Ты говоришь такое, о чем пожалеешь, когда протрезвеешь». Но Том, похоже, не мог справиться с собой. Его жалобы и стенания не стихали почти до самого утра. Анни не позволила ему сесть за руль. Она постелила ему в гостевой спальне, но утром они обнаружили его на полу в гостиной под овальными витражами.
Алек лежал, почти не шевелясь, позволяя воспоминаниям приходить и уходить, но алкоголь не помогал снять возбуждение. Оно не ослабевало, перебивало воспоминания, подкидывало соблазнительные образы: груди Оливии, белые и гладкие, словно светящиеся в неярком свете; тонкая золотая цепочка между ними; твердые соски под его пальцами. Алек сделал еще глоток текилы, пытаясь удержать в памяти лицо Анни, но ему это не удалось. С чувством обреченности он сунул руку под простыню, понимая, что это будет всего лишь его рука, а не тепло и нежность тела Оливии.
Наступила разрядка, теплые слезы увлажнили его глаза.
— Анни, — прошептал он, — я больше не хочу быть один.
Алек погрузился в глубокий, беспокойный сон. Ему снилось, как какие-то мужчины, человек двадцать, поднимают маяк и переставляют, качающийся, дрожащий, на платформу. Все вокруг радовались, а у Алека гулко билось сердце. Мужчины привязали к маяку канаты, и благородная, высокая белая башня начала свое движение в глубь косы. Алек первым услышал скрежет, первым увидел, как цемент между кирпичами превращается в пыль. Он замахал руками, закричал мужчинам, чтобы они остановились, но они не слышали его за гомоном толпы. Верхняя часть маяка медленно накренилась и рухнула на песок. Алек бросился было бежать к нему, но рядом оказалась Анни. Она схватила его за руку и произнесла одними губами: «…мы должны отпустить его». Звука ее голоса Алек не слышал из-за грохота падающей башни.
— Нет! — Алек с криком сел в постели. Пот заливал ему глаза, он тяжело дышал.
— Папа? — донесся до него голос Лэйси из-за двери спальни. Вероятно, она его и разбудила.
Алек потер лицо руками, пытаясь согнать сон.
— Да? — ответил он так тихо и напряженно, что и сам засомневался, услышит ли его дочь.
— Можно мне войти? Пожалуйста! — Лэйси говорила, как маленький ребенок. Если он откроет дверь, то увидит перед собой очаровательную рыжеволосую девчушку лет пяти-шести.
У Алека стучало в висках. В комнате было темно, лишь светились цифры на табло электронного будильника. 2:07. Рядом с ним на простыне застыло холодное мокрое пятно. И на мгновение Алек решил, что так напился, что замочил постель, но потом вспомнил. В комнате воняло текилой, потом, спермой. Он не мог впустить сюда Лэйси.
— Папочка! Мне нужно поговорить с тобой, папочка, открой, пожалуйста.
— Дай мне минуту, Лэйси, я сейчас выйду.
Алек выбрался из кровати, в темноте нашарил шорты, натянул их. У него закружилась голова. Он едва успел добежать до ванной, и его дважды вырвало. Алек опустился на пол, прижался головой к спасительному холоду кафеля. Он посидит так чуть-чуть, чтобы комната больше не плыла у него перед глазами.
Через какое-то время Алек поднялся, проверяя, сумеет ли сохранить равновесие, не подведут ли его ноги. Все было в порядке. Он почистил зубы, надел футболку, бросил взгляд на часы на столике у кровати. 3:15. Невероятно! Должно быть, он отключился. Алек открыл дверь, но в коридоре было темно. Одна из кошек прошмыгнула мимо, испугав его.
Он направился в спальню Лэйси, постучал. Ответа не последовало. Алек вошел. В комнате горел верхний свет, а девочка спала, не раздеваясь, поверх покрывала, крепко сжимая в руках одну из своих кукол. От Лэйси исходил такой запах пива, словно она в нем выкупалась.
Алек вынул из шкафа одеяло и накрыл Лэйси, подоткнув пеструю пушистую ткань со всех сторон. Присев на край кровати, он осторожно тронул дочь за руку.
— Лэйси?
Она не открыла глаз, ее дыхание оставалось глубоким и спокойным. Он опять упустил свой шанс. Дочь хотела поговорить с ним. Она нуждалась в этом, сама так и сказала. Лэйси даже назвала его «папочкой», а он даже не попытался ей помочь.
Лэйси пила. Теперь в этом не было никаких сомнений. Ему придется поговорить с ней и постараться, чтобы разговор не перерос в очередной скандал. Даже хорошо, что она заснула. У него есть время обдумать ситуацию. Утром он не станет на нее слишком давить. Не будет кричать. Он постарается справиться с проблемой так, как это сделала бы Анни. И обязательно начнет с того, что скажет Лэйси о том, что он ее любит.
Алек нагнулся, чтобы убрать волосы Лэйси со лба, и увидел яркую рыжую полоску у самых корней. Он со вздохом встал, выключил свет, оставив дочь одну. Ее щека прижималась к холодной фарфоровой щеке куклы.
31
Утром Алека разбудил звонок Нолы.
— Ты успел просмотреть вчерашний номер «Береговой газеты»? — спросила она.
Алек повернулся на бок, чтобы посмотреть на часы, и поморщился, когда холодная бутылка из-под текилы уперлась ему в ребра. Было половина десятого, в голове у него стучал молоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53