А куда вы оттуда направитесь?
— Завтра вечером я буду в Олбани, в клубе «Форт-Ориндж». Обед для узкого круга в честь бывших питомцев, что живут в тех краях. А наутро отправлюсь домой и сдам машину в капитальный ремонт. Да мне и самому после такого путешествия понадобится ремонт.
— Еще бы, — сказал Джордж. — Где решили отдыхать?
— Запрусь в своей квартире на Честнат-стрит. Возьму неделю отпуска и побуду без людей.
— И правильно сделаете. Общение с людьми тоже утомляет. Жаль, что я не очень люблю животных, хотя и они могут надоесть.
— Ну что ж, мистер Локвуд, этот завтрак мизантропов доставил мне удовольствие. Одно из светлых пятен в моем путешествии.
— Надеюсь, вы говорите это не просто из вежливости, — сказал Джордж.
— О нет. Заметьте, что когда я говорю «благодарю вас», то именно это и имею в виду; но если я сказал «ваш завтрак доставил мне удовольствие», это уже больше, чем благодарность.
— Скажите это еще раз, — попросил Джордж.
— Зачем?
— Приятно слышать, как вы произносите «заметьте» с этим вашим бостонским акцентом. Так и кажется, что я снова в школе святого Варфоломея.
— Ну, раз уж вы вспомнили школу, то я подписываю вас на десять тысяч. Подписной бланк вы получите в свое время. Вас это устраивает?
— Подождем развития событий в школе Гротона. Пока вы не ушли, я хочу представить вас своей жене, — сказал Джордж. Он подошел к внутреннему телефону на стене, нажал кнопку и сказал: — Дорогая, мистер Хиббард собирается уходить. Можешь спуститься и поздороваться с ним?.. Спасибо… Сейчас она придет.
Джеральдина тотчас сошла вниз.
— Я считала, господа, что вам надо побыть вдвоем, — сказала она.
— Никогда не прощу мистеру Локвуду, что он скрывал вас. На вас платье «фортуни»?
— Да. Черт побери, откуда вы это-то знаете? — удивилась Джеральдина.
— Я много чего знаю. Об этих платьях мне невестка рассказывает. Она такие все время носит. Разных цветов.
— Удобное для дома, — сказала Джеральдина.
— Простите, что прерываю обсуждение фасонов, но если вы едете в Скрантон, то вам предстоит большой крюк между Хейзлтоном и Уилкс-Барре, а на это нужно время. Надеюсь, вы дадите о себе знать, если снова окажетесь где-нибудь по соседству; мы пригласим вас переночевать, — сказал Джордж.
— Непременно сообщу, — сказал Хиббард.
Джордж Локвуд помог ему надеть пальто. Они пожали друг другу руки. Хиббард взял свой зеленый войлочный мешок, Локвуды проводили его до машины, и он уехал.
— Очень милый и приятный молодой человек, — сказал Джордж. — Ты не находишь?
— Я слишком мало его видела, чтобы составить какое-либо мнение, — сказала Джеральдина.
— Вот как? А я наблюдал за вами, и мне показалось, что я уловил искру взаимопонимания.
— Если что-то и было, то ты неверно это истолковал. С моей стороны, во всяком случае, не было ничего. И он вовсе не показался мне очаровательным. Скорее наоборот.
— Отталкивающим?
— Ну, не отталкивающим, но и не очаровательным.
— Почему?
— Он прохвост.
— Прохвост? Откуда ты знаешь? Это же абсурд! Как можно так говорить о человеке, с которым ты не пробыла и пяти минут?
— Я говорю тебе то, что подумала.
— Может, я чего-нибудь не заметил? Несколько секунд я стоял к вам спиной.
— Он не тискал меня, если ты это имеешь в виду. Но мог бы, судя по выражению его лица. Возможно, это выражение ты и принял за искру взаимопонимания. Могу себе представить, как он танцует с дамами.
— Это чудовищно, Джеральдина! Я провел с ним два часа и чем больше его узнавал, тем больше убеждался, что у меня с ним много общего.
— Я же знаю, как ты танцуешь с дамами.
— Я танцую так, как нравится моей партнерше.
— На партнершу всегда можно все свалить. Ну, мне надо написать несколько писем.
— Кому?
— Что?
— Письма. Кому ты их собираешься писать? Ты всегда пользуешься этим предлогом — писать письма, но за целую неделю и двух писем не отправляешь.
— Откуда ты знаешь? Может, я украдкой беру их с собой в город и там отправляю.
— Что ж, может быть. Ты в самом деле так делаешь?
— Об этом я предоставляю догадаться тебе самому. По крайней мере, будет чем занять себе голову, если других проблем нет.
По его лицу пробежала едва заметная улыбка.
— Что ж, именно этим я и займусь. Ладно, иди и пиши свои мифические письма. Я еду в город. Тебе ничего не надо?
— В городе? Нет. Разве что заехать к миссис Молер и узнать, не получила ли она мои пяльцы для вышивания.
— Пяльцы?
— Я решила заняться вышиванием.
— Неужели? И миссис Молер обучает тебя?
— Обещала.
— Я бы предпочел не заезжать, если можно. Ты делай как хочешь, но в мастерскую к миссис Молер я — ни ногой. Сплетница и любит совать нос в чужие дела. Во время болезни Агнессы она много о нас болтала.
— По-моему, да, — сказала Джеральдина.
— Значит, ты знала?
— Догадывалась.
— На чем же ты строила свои догадки?
— Не все ли равно? Она — лучшая мастерица города и обещала обучить меня вышиванию. Сплетничать с ней я не стану, и надо же мне хоть что-то делать.
— Сколько уже раз я слышу это от тебя, — сказал Джордж.
— И дальше будешь слышать, пока я не подыщу себе какое-нибудь занятие.
Он открыл стенной шкаф и достал шляпу и пальто. Потом сел, сложив пальто на коленях и держа шляпу на весу большим и указательным пальцами.
— Пока ты не отправилась писать свои неотложные письма, можешь уделить мне минутку?
Она молча опустилась на стул.
— Когда ты была замужем за Бакмастером, ты вела очень светский образ жизни. Путешествовала, навещала подруг, принимала их у себя. А выйдя за меня, свела общение с внешним миром к абсолютному минимуму. Допустим, в Шведской Гавани нет интересных людей. Но в Гиббсвилле они есть! Уж там-то светской жизни хватает. Ты пренебрегаешь гиббсвиллской публикой, считая ее слишком провинциальной, и словно нарочно водишь знакомство с такими провинциалами, которые только подтверждают твою оценку. Но ты прекрасно знаешь, что в этом городе больше чем достаточно мужчин и женщин, обучавшихся в лучших учебных заведениях и занимающих не менее высокое общественное положение, чем те, с кем когда-то встречались ты и твой Бакмастер. В Гиббсвилле есть не только члены клуба «Ротари», но и члены «Плюща» и других подобных ему клубов. Конечно, это не Лонг-Айленд и не филадельфийская Главная линия, но я что-то не припоминаю, чтобы ты и твой Бакмастер занимали в этих кругах очень уж завидное положение. Вряд ли кто-либо из жителей Гиббсвилла ездит отдыхать в Палм-Бич, но зато они выезжают в Орландо, а летом — на Рыбацкий остров и на Горные пески, — кому что нравится. В Лондоне они останавливаются в отеле Брауна — сообразно своим вкусам и привычке. Так что твое мнение о том, будто все они провинциалы, ни на чем не основано. Ты просто не хочешь утруждать себя.
— Вы с Агнессой тоже не утруждали себя.
— Да, не слишком. У Агнессы был необщительный характер. Но ее, в отличие от тебя, признавали как полноправную представительницу иерархии углепромышленников, в то время как ты здесь чужая. Надо было постараться сблизиться с людьми, а ты не желаешь. Не играешь ни в гольф, ни в бридж, а когда тебя зовут играть, то реагируешь так, словно тебе предлагают записаться в женскую пожарную дружину. Эти люди не заслуживают такого отношения к себе, потому что они не хуже тебя, Джеральдина. Кое у кого из них больше денег, чем у меня или Бакмастера, большинство происходит из семей, которые насчитывают двести и триста лет существования. Именами их предков названы старинные пенсильванские города и некоторые старинные города Новой Англии, потому что не все они коренные пенсильванцы. Ты не знаешь местной истории, потому что не интересуешься ею.
— История меня вообще не интересует, — сказала она.
— Тогда скажи, что тебя интересует. Если бы ты хоть к чему-то проявила интерес, я помог бы тебе. Ты купила две приглянувшиеся тебе дорогие вазы, и я надеялся, что наконец-то понял, что тебя интересует. Но нет. Ты проходишь мимо них по пятьдесят раз в день, даже не взглянув. С тех пор как их поставили, ты и слова о них не сказала. Между прочим, месяца два назад я поменял их местами. Они не совсем одинаковы на вид, и мне хотелось проверить, заметишь ли ты перемену. Не заметила.
— Мне говорили, что они одинаковые, — возразила она.
— Они парные, но на одной вазе дракон смотрит вправо, а на другой — влево.
— Господи! Да знала я это.
— Но ты не заметила, что я поменял их местами.
— Ну и что? Боже мой, как будто мне не о чем больше думать.
— О чем же ты думаешь?
— Я знала, что это сорвется у меня с языка, — с досадой сказала она.
— Ну, раз сорвалось, то договаривай. О чем же ты думаешь? И пожалуйста, не пробуй убедить меня, что ты думаешь об уроках вышивания у миссис Молер.
— И не собираюсь.
— Так о чем же?
— О тебе.
— С нежностью, конечно?
— Уже нет. — Джеральдина выпрямилась на стуле. — Я тебя боюсь.
— Боишься меня?
— Не в прямом смысле слова. Меня пугает то, как ты действуешь на мою психику. По уму я тебе не ровня, это мне всегда было известно. А вот Говарда я была умнее…
— У тебя интеллект, а у Говарда — только его видимость, поэтому ты и умнее.
— Одним из привлекательных качеств в тебе для меня был твой ум. С самого начала ты умел держать меня как бы под своим интеллектуальным контролем. Прежде я привлекала мужчин, а не они меня. Не умом, конечно. Чем угодно, только не умом. Но когда я встретила тебя, то получилось все наоборот. Физическое влечение тоже было, но оно отошло на второй план. До тебя ни один мужчина не извращал всего, что бы я ни сказала, каждую, мелочь. Сначала я думала, что ты просто хочешь подразнить меня, превратить в шутку мои слова. Но потом почувствовала, что ты начал менять всю мою систему мышления.
— Позволь поправить тебя. Никакой системы мышления у тебя не было, хотя я мог бы помочь тебе разработать ее.
— Почему же не помог? — спросила она.
— Потому что ты привлекала меня физически.
— Это я знала. Но зачем же тебе понадобилось…
— Не понадобилось, а захотелось. Я решил жениться на тебе, а не просто завести с тобой роман. В моем возрасте мужчине пора знать, чего он хочет от женщины. Для романов существуют молодые девушки, и это естественно. Если же ты встретил женщину, физически привлекательную, зрелую. То сумей добиться от нее не просто возможности провести вместе несколько ночей в постели, а чего-то большего. Молодую девушку, если она ничего, кроме молодости, предложить не может, и за две-три ночи узнать нетрудно. А в опытной женщине, лет двадцать прожившей с мужчиной (или с мужчинами), нравится ужо не робость и застенчивость.
— Расскажи мне об Агнессе, — прервала его Джеральдина.
— Нет, я не стану рассказывать тебе об Агнессе… Впрочем, ладно. Но скажу лишь то, что относится к теме нашего разговора. У нее был острый ум, но она считала, что спать с мужчиной — грешно. Она была похотливая штучка, но думала только о себе. Считала, что меньше согрешит, если меньше доставит мужчине удовольствия.
— Как ты это обнаружил?
— Сотни раз я брал ее силой.
— Сотни раз?
— Каждый раз. Она не очень располагала к любви. Даже совсем не располагала. Вместо грудей — маленькие округлости, которых она стыдилась, поэтому не хотела никаких ласк. Наша любовь превращалась для меня в механический процесс. Я ее ненавидел, а она ненавидела меня.
— Почему же ты с ней не развелся?
— Я не хотел развода. Зато ходил к другим женщинам.
— Ты при любых обстоятельствах ходил бы.
— Без сомнения. Но Агнесса, по крайней мере, избавляла меня от угрызений совести. Надо отдать ей должное.
— Теперь я начинаю кое-что понимать.
— Может быть, ты мне скажешь, что именно?
— Ты говоришь, что у Агнессы был острый ум?
— Да.
— Значит, ты хотел, чтобы у меня был такой интеллект, который позволял бы тебе чувствовать свое превосходство. Тебе нужна была опытная женщина с интеллектом ребенка.
— Ты слишком скромна, моя милая.
— Вот здесь-то ты и ошибся, Джордж. Я знаю, что не обладаю острым умом, но женщина я зрелая. И я хочу сказать тебе кое-что. Мой не слишком острый ум полностью тебя постиг. Я хорошо знаю мужчин. Они выдают себя в постели.
— Я выдаю себя в постели? Впрочем, конечно, выдаю.
— Во всем остальном твой ум ставит тебя выше меня. Но не тогда, когда ты раздет.
— Верно. Стало быть, ты уже не боишься меня?
— Нет, боюсь. Меня все еще пугает то, что ты хочешь сделать со мной, когда мы не в постели.
— Что же, по-твоему, я хочу с тобой сделать?
— Ты хочешь выместить на женщинах свою обиду на Агнессу.
— Великолепно, моя дорогая! Уж не начиталась ли ты книг о сексе?
— Мне не нужно читать книг о сексе. То, что я прочла, не прибавило ничего к тому, что я знаю по личному опыту. От мужчин. Старье, как сейчас школьники говорят.
— Старье, пока тебя лично не коснется, — возразил Джордж. — В детстве тебе, наверно, приходилось читать про поцелуи, но когда сама первый раз поцеловалась с мальчишкой, то не назвала это старьем?
— Первый раз я по-настоящему поцеловалась не с мальчишкой, а со взрослым мужчиной, который лапал меня.
— Стало быть, все сразу.
— Не все сразу. Когда я выходила за Говарда, то была еще девушкой. Но я знала, что меня ждет.
— А он это знал?
— Он был удивлен.
— И доволен?
— Конечно, доволен.
— Ну да, мы все бываем довольны, — сказал Джордж. — Только непонятно почему. Ведь джентльмен, вернувшись из свадебного путешествия, вовсе не спешит объявить в клубе своим товарищам: «Знаете что? А Сюзи-то была девственница!»
— Так ведь то джентльмен, — сказала Джеральдина.
— А другие меня не интересуют. Теперь ты уже, конечно, поняла, что я — стопроцентный сноб. Вынужден им быть. Моему внуку не придется, а я вынужден.
— Твоему внуку, но не сыну?
— Мой сын умер.
— Что?
— Не понимай этого буквально. Он жив и здоров и уже миллионер, по словам молодого Хиббарда. Но он ушел из моей жизни и, видимо, никогда не вернется. Он nouveau-riche, выбился в люди самостоятельно. Ездит на «роллс-ройсе» и носит сапоги, подбитые гвоздями, щенок проклятый. Ну и черт с ним!
— Что с тобой? Я никогда не видела тебя таким раздраженным.
— А, иди ты к черту!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68