Сама мне сказала. Лично я ни за что не стал бы там жить, но я не в счет, я даже на озеро Скуэм не езжу, потому что в Нью-Гэмпшире водятся змеи.
Пока шел разговор, они выпили коктейли и покончили с мясом.
— Отличные отбивные, мистер Локвуд.
— Не хотите ли еще? Это отнимет всего несколько минут.
— Хотел бы, да тороплюсь: мне еще надо сегодня съездить в Скрантон.
— К Бобу Мэкки и Бейярду Дональдсону?
— Да. Меня предупреждали, чтобы на Бейярда Дональдсона я не очень надеялся.
— Я думаю, правильно предупреждали. У него шахтеры бастуют. Из-за этого и Боб Мэкки может оказаться не таким щедрым.
— Верно. Но у мистера Мэкки, как я полагаю, есть и другие источники дохода.
— А вы, я вижу, не теряли времени даром!
— О да. Ведь бывших учеников всего лишь около семисот, а точнее — шестьсот восемьдесят восемь.
— И с каждым из них вы будете встречаться?
— С каждым в отдельности? Нет. Некоторые, более пожилые, никого не принимают, и есть несколько чудаков, которые приходят в ярость, когда у них просят денег. От таких мы держимся подальше. В Бостоне и Нью-Йорке, где сосредоточена большая часть наших выпускников, мы устраиваем небольшие совместные завтраки, особенно когда речь идет о тех, кто недавно кончил колледж. Тем не менее таких, с которыми я должен встретиться в отдельности, наберется человек четыреста. Очень Это интересно — я столько узнал о стране, разъезжая на машине.
— Вы ездили на машине? В Калифорнию на машине?
— Туда и обратно. В Аризоне живут двое наших питомцев, которые, как я обнаружил, враждуют между собой. И двое — в штате Колорадо: один в Денвере, а другой — в Колорадо-Спрингс. Поэтому туда я ехал южным маршрутом, а оттуда — северным.
— Какую же сумму вы хотели бы от меня получить? — спросил Джордж. — Конечно, намерения моего брата мне известны, но вы не рассчитывайте, что я дам столько же.
— Нет? Вы, стало быть, не собираетесь следовать примеру Бинга?
— Боюсь, что нет, мистер Хиббард. У него есть сын, который через несколько лет, возможно, будет поступать в школу святого Варфоломея. А у меня этой проблемы нет.
— Но у вас есть дочь. Когда она выйдет замуж, то, наверно, захочет определить своих сыновей в нашу школу. А может, и сама выйдет замуж за выпускника этой школы.
— Все может быть. Она может даже выйти замуж за итонца или за попа-расстригу. Об ее отпрысках я еще не думал.
— Могу ли я подписать вас предварительно… скажем, на двадцать тысяч?
— Можете подписать — окончательно и бесповоротно — на десять тысяч. Честно говоря, я не вижу надобности в этой кампании. Мне сказали, что ее затеяли после того, как кто-то из бывших гротонцев пожертвовал своей школе кругленькую сумму, и наши решили не отставать.
— Это правда, мистер Локвуд. Такие примеры заразительны. А вот то, что нам будто бы не нужно больше денег, как утверждают некоторые наши выпускники, — это неправда. Расходы растут. Питание, например, подорожало в три раза с тех пор, как вы там учились. Кроме того, мы стали платить учителям приличное жалованье. Мы не можем рассчитывать на то, что к нам пойдут в учителя люди, имеющие другие источники дохода. Чтобы получить лучших педагогов, нам приходится иногда конкурировать с университетом — это вопрос престижа. Как вы знаете, мы потеряли двух ведущих преподавателей — один умер, другой ушел в отставку. Джедсон Хеминуэй скончался прошлым летом, так что мы срочно должны были искать на место заведующего кафедрой математики нового человека. Нашли одного подходящего, но обошлось это нам недешево. Некий Воллмер из филадельфийской школы Пенна Чартера. Вынуждены платить ему бешеные деньги, потому что смерть Хеминуэя застигла нас врасплох. Мы рассчитывали, что он продержится у нас еще, по крайней мере, пять лет. Что касается старика Барбура, то к его уходу мы подготовились, так как он собирался на пенсию. Одну минуту. — Он встал из-за стола и взял с буфета свой зеленый войлочный мешок.
— Почему бы нам не перейти в мой кабинет? — предложил Джордж. — Кофе мы можем выпить и там. Если, конечно, вы не хотите еще лимонную меренгу.
— Хорошая мысль. Я имею в виду переход в кабинет, а не лимонную меренгу. За эту поездку я поправился на двенадцать фунтов. Должен признать, что наши ветераны весьма хлебосольны. Видимо, все еще помнят спартанский рацион школьных лет и теперь возмещают потери, да и я поесть люблю. — Они перешли в кабинет. — Ого, диплом-то у вас на видном месте висит. А у меня он два года назад погиб при пожаре.
— В школе?
— Нет. Он хранился в Бостоне, где я держу небольшую квартиру. Холостяцкая берлога на Честнат-стрит.
— Вы не женаты?
— Ни одна уважающая себя молодая леди не пойдет за меня.
— Может быть и другая причина, — возразил Джордж Локвуд. — Мне кажется, вы не хотите расстаться со своей свободой.
— И это верно. Как административный служащий, я не обязан оставаться на конец недели в школе, поэтому с вечера пятницы до вечера воскресенья, а то и до утра понедельника обычно бываю в Бостоне. Кто-то оставил у меня в квартире горящую сигарету, и вот — я лишился массы личных вещей. Дипломы об окончании школы святого Варфоломея и Гарвардского университета. Несколько наград за теннис и все картины. Среди них — подлинный Бирбом с собственноручной подписью автора. Растяпа, черт побери.
— Рассеянная, должно быть, особа.
— Я не сказал, что это она, мистер Локвуд.
— Этого можно было и не говорить.
— Ну что ж, я выдал себя, хотя и не знаю, каким образом.
— Если бы речь шла о мужчине, то вы так бы и сказали. Но вы сказали «растяпа, черт побери».
— Впредь буду осторожнее, — сказал Хиббард. — Так вот, в этом мешке — материалы, которые, мне кажется, могут дать ответы на все ваши вопросы. Например, на вопрос о том, что мы будем делать с деньгами, когда они поступят в наше распоряжение. Вот наши планы касательно капитала от миллиона и выше, если такой капитал нам удастся собрать; вот планы касательно капитала от полутора миллионов и выше; вот — от двух миллионов и выше и так далее до пяти миллионов. Если же мы соберем шесть миллионов, то окажемся в некотором затруднении, но только в некотором, и притом ненадолго, уверяю вас. Между прочим, ни одна из этих сумм не будет потрачена на приобретение материальных ценностей. Все деньги пойдут на увеличение жалованья, пенсии и разные виды страхования. Хотите взглянуть?
— Нет, благодарю. Мой скромный взнос не дает мне права проверять.
— Отчего же — дает, только читать все это скучно. А вот на эти фотографии, как мне кажется, вам не будет скучно смотреть. Взгляните. — Он протянул Джорджу конверт. — Все снято камерой «брауни-2». Не бойтесь — это не виды Большого каньона.
Джордж вынул из конверта десятка два карточек, снятых на ранчо Бинга. Бинг. Его жена. Дети. «Роллс-ройс». Дом. Буровые вышки. Джордж молча перебрал фотографии, потом вложил их снова в конверт и протянул Хиббарду.
— Это — вам, — сказал Хиббард.
— О! Спасибо. А вы свое дело знаете, мистер Хиббард!
— Я не потому их снимал.
— Тогда почему же?
— Потому что я в некотором роде выполняю роль миротворца.
— Поясните, пожалуйста.
— У меня есть брат Генри, порвавший с отцом. Артистическая натура, как выражаются в Бостоне. Не желает иметь дело ни с ним, ни с другими членами нашей семьи. Он бросил Гарвард и уехал в Париж. Сейчас живет в Мексике. Видимо, пишет неплохие картины. В прошлом году у него была в Бостоне выставка и он приезжал с нею, но отцу с матерью не дал о себе знать и даже на выставку не пригласил, а жил у меня. С ним была женщина, которую он представлял как мексиканку, только на мексиканку она похоже не больше Джека Джонсона, и они превратили мое жилище в свинарник.
— Насколько я могу судить, ваш отец богатый человек.
— Сам он так не считает. Он любит Генри больше нас всех, уж и не знаю за что. Ему прощалось то, что нам никогда бы не сошло с рук. Избалован был до невозможности и до сего дня причиняет родителям уйму огорчений. У отца уже был однажды удар, и он только и мечтает о том, чтобы Генри вернулся домой и вел себя пристойно. На вашу размолвку с Бингом эта история не похожа, и все же здесь есть что-то общее.
— Что же вы находите общего? — спросил Джордж.
— Я знаю, что Генри помирился бы с отцом, если бы знал как. И судя по тому, что говорил мне Бинг, у него нет на вас зуба.
— Зато у меня может быть.
— Нет, мне не кажется. Я видел, как вы смотрели на его фотографии. Но, разумеется, я не знаю, что послужило, так сказать, костью, из-за которой вы повздорили.
— Костью? Никакой кости не было. Из-за кости могут драться собаки, у нас же была другая причина. Мы разошлись во взглядах, которые в то время были непримиримы. Наша ссора, как теперь выяснилось, сослужила ему хорошую службу. Ну и отлично. Если бы ему понадобилась моя помощь, ему достаточно было бы попросить. Но она не понадобилась и теперь уже не понадобится.
— Чем больше я вас слушаю, тем больше убеждаюсь, что это такая же ситуация, какая сложилась между моим братом и отцом.
— Безусловно. Подобные явления в общем-то относятся к одной категории. Разногласия между отцом и сыном. Однако в моем случае успех сына в Калифорнии заставляет сомневаться в возможности примирения вообще.
— Почему?
— Это не ваше дело.
— Не мое, если я не сделаю его своим.
— И даже если сделаете. И почему у вас возникла такая цель?
— Потому что, как я уже сказал, во мне сидит миротворец.
— Незнаком с этим термином. То же, что миссионер? Правильно я это понимаю? Среди моих знакомых был один неудавшийся миссионер. Должность не сулит большого будущего, мистер Хиббард.
— Карьера миссионера меня не привлекает, мистер Локвуд. Мои планы уже составлены. Я имею довольно ясное представление о том, где я буду и чем займусь через двадцать лет.
— Это хорошо.
— И даже через сорок лет.
— Вы возбудили во мне любопытство.
— Я удовлетворю его. Знаете ли вы что-нибудь о моей семье? Я мог бы предположить, что не знаете, если бы вы не учились в школе святого Варфоломея, а теперь не вращаетесь в деловом мире.
— Я знаю, что семья ваша чрезвычайно богата, если вы это имеете в виду.
— Она богата до неприличия. Капитал наш выражается восьмизначной цифрой. И продолжает расти. Это смущает моего брата, но не меня. В Гарварде он набрался социалистических идей и не хочет, чтобы о нем говорили как о богатом дилетанте. Я же не художник и не считаю грехом владеть обычными добротными акциями и другими ценными бумагами. Деньги я люблю и нисколько не стыжусь, что они у меня есть.
— Очень здравая мысль, — сказал Джордж.
— С другой стороны, я не жаден. Меня никуда, кроме Бостона, не тянет, я не стремлюсь жить на широкую ногу. Костюмы покупаю в магазине готового платья «Братья Брукс» по цене шестьдесят три доллара штука, причем таких костюмов у меня пять: синий саржевый и серый шерстяной, предназначенные для зимнего времени, синий фланелевый и серый фланелевый — для летнего и рыжевато-коричневый габардиновый для выезда на спортивные игры. Например, бейсбол. Имею двухместный «додж», которого хватит еще на пятнадцать тысяч миль. На себя я не трачу и десяти тысяч долларов в год, большая часть денег уходит на клубные взносы, на оплату бутлегера и так далее. Единственная роскошь, которую я себе позволяю, — это теннисные мячи. Терпеть не могу играть старыми мячами. Ежедневно покупаю по дюжине мячей, а то и больше, если играю во время летних каникул на травяном корте. В школе у нас корты до сих пор с грунтовым покрытием. Хотя нет, у меня есть еще одна страсть: трубочный табак. Я приготовляю табачную смесь по собственному рецепту, и это обходится мне в семьдесят долларов ежегодно. Если учесть, что «Синий кабан», который я курил раньше, стоил около пятнадцати долларов в год, то станет ясно, насколько я теперь расточителен.
— Это уже серьезно, — сказал Локвуд.
Хиббард улыбнулся.
— А что вы думаете? Переход от «Синего кабана» к «Специальной смеси мистера Крестона Хиббарда» означал для меня радикальную перемену. Чтобы скрыть ее от друзей, я купил себе кисет. Только вот мать чуть было меня не выдала. Обратила внимание на непривычный аромат и стала недоумевать, так что пришлось мне поверить ей свою тайну. Да что это я вдруг разболтался? Обычно я предпочитаю слушать.
— Я сказал вам о своем сыне больше, чем кому-либо со времени его отъезда, — сказал Джордж. — Какова бы ни была причина, я об этом не жалею. А сейчас с удовольствием вас слушаю. Вы начали рассказывать о своих планах.
— Да. Я предполагаю участвовать во многих советах и правлениях — в опекунских советах, советах инспекторов и так далее. В них участвует мой отец, участвовали оба деда, так что я последую их примеру. Некоторым бизнесменам — даже большинству — не хватает на это времени. Они согласны председательствовать и присутствовать на очередных официальных собраниях — и это все. Слишком они заняты другими делами. Но есть люди — и я принадлежу к их числу, — которые в состоянии посвятить себя этой деятельности целиком. До сих пор я выполнял только обязанности казначея в школе. Это очень кропотливая, но и очень полезная работа в смысле накопления опыта. А теперь я намерен принять от отца часть его опекунских обязанностей. Гарвард, две больницы, четыре-пять корпораций, два банка. Я намерен работать очень активно, занимаясь тем, что мне нравится, и общаясь с людьми, которые мне нравятся. Это совсем не скучная работа, она включает в себя разнообразное и приятное времяпрепровождение. Завтраки. Обеды. Банкеты. И сознание того, что ты делаешь что-то полезное.
— Вы знаете, это очень интересно, — сказал Джордж. — В том, что вы сказали, есть нечто общее с планами, которые строил в отношении меня мой отец и которые строил я сам в отношении своего сына. Строил, пока он не умчался из дома — не из этого, а из того, в котором мы жили раньше. Мои планы, как и планы моего отца, носили более узкий характер и не были связаны с опекунством или чем-либо подобным. Мне до сих пор приходится думать о накоплении капитала. Совсем недавно я пустился в одно рискованное предприятие — наверно, столь же рискованное, как спекуляция на нефти, только не обещающее таких баснословных прибылей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68