Что касается Пиков, то они, казалось, ходили крадучись и тоже держались группами. И, хотя они всегда это делают, очень многие высовывались из окон и громко говорили друг с другом через всю улицу. Пока я колесил по району, мне встречались участки, где все было абсолютно также, как и раньше: тихо и обычно. Затем поворачиваешь за угол, — и ты вновь в части, где весь Неаполь бормочет.И я увидел свой первый «инцидент» (как говорилось у Э. Дроува) — нет, как вы знаете, уже второй. Вот как все было. По улице шла, толкая детскую коляску и одетая в эти ужасные одежды, которые носят Пики-женщины — то есть все цвета спектра, соединенные в одно, и туфли, как у Минни Маус — шла цветная мама с этаким самодовольным выражением на лице, такое выражение можно увидеть на лице любой мамы. Рядом с ней шел ее муж, я так полагаю — в любом случае, он что-то все время говорил, а она не слушала. А навстречу им двигалась белая мама, тоже с коляской и муженьком, и ее одежда была такой же ужасной, как и у цветной мамы, — правда, все-таки она выглядела лучше, потому что было заметно, что она старается, и еще не бросила надежду выглядеть великолепно.И вот эти двое встретились и, так как на тротуаре нет правил движения, обе направили свои коляски в одном и том же направлении и столкнулись. И с этого все началось. Потому что ни одна из них не хотела уступать дорогу, и здесь вступились оба мужчины, и до того, как вы успели понять, что к чему, около сотни людей, белых и цветных, появились неизвестно откуда. Честное слово? Я наблюдал все это вблизи, остановив свою Веспу на проезжей части, и минуту назад на каждой из сторон было два (точнее, три) человека, а сейчас — уже пятьдесят.Даже в этот момент, при нормальных обстоятельствах, все могло бы закончится обычным спором, и кто-нибудь вышел бы и сказал «прекращайте» или «не будьте такими идиотами, мать вашу», и все было бы хорошо, но никто этого не сказал, а что до полицейских, ну, естественно, ни одного поблизости не было. И кто-то бросил бутылку, и все началось.Это молоко, загадочно прибывающее под двери каждое утро, конечно, оно несет нам жизнь, но если начинаются неприятности, оно — или, скорее, бутылки, в которых оно содержится — кладется на наши ступеньки самим дьяволом. И с мусорными баками, столь же регулярно опустошающимися, та же история: они и их крышки — еще одно городское орудие убийства. Все эти вещи уже летали, и мне пришлось нагнуться на своей Веспе, а потом, когда у меня появилась возможность, и вовсе укрыться за ней.Даже в этот момент все это еще было в некотором роде, если вы поверите мне, забавой: летающие бутылки, битье стекол, маленькие мальчики и девочки кругами бегают и орут, а взрослые люди махают руками и увертываются, будто они играют в какую-то интересную, грязную игру. Потом раздался крик, и белый парень упал, и кто-то проорал, что Пик достал нож. Как будто мы не знаем, что атакующая сторона всегда потом первой начинает искать отговорки! В любом случае, все мы увидели кровь.Потом, так же неожиданно, все Пики побежали, как будто они по рации получили какое-то сообщение из штаба, — и они ныряли в переулки и подъезды, хлопая дверьми. Честное слово! Минуту назад сражались белые и цветные, а сейчас остались только белые. По этому поводу было много ору и дискуссий, и еще несколько бутылок полетели в окна, из которых высовывались Пики, и белого парня перенесли на тротуар, откуда мне было его не видно, и потом прибыли полицейские в машине с громкоговорителем и приказали всем расходиться. И на этом все закончилось.Потом, чуть позже, наступил инцидент номер два — или три. Проезжая по другой улице, я увидел одну из тех «цветастых» машин, про которые говорилось у Э. Дроува, ехала она довольно медленно, и в ней было сидели четыре Пика — а водитель вел ее так, как очень часто водят машины Пики, т. е. очень искусно, будто он считал, что это не машина, а какое-то невиданное животное неизвестного вида. И два фургона, упомянутые мной ранее, сжали ее с обеих сторон, словно сэндвич, так делают полицейские машины в американских фильмах, и из них вышло, по крайней мере, шестнадцать парней — те, что сидели в кузове, вывалились, словно некий своеобразный груз. И это были не Теды, а мужики — им было точно лет за двадцать — и теперь уже не было никакой ссоры, как в прошлый раз, они просто бросились к машине, и силой открыли двери, и вытащили Пиков, и те заскрипели у них под ногами. Конечно, Пики пытались дать сдачи, — хотя снова была небольшая пауза недоумения, как и с Сикхами, тот же момент полного удивления. Двое лежали, и их пинали ногами (эти парни, видимо, знали все об уязвимых местах), а двое ретировались, при этом один из них стонал; и около сотни людей столпилось вокруг, наблюдая.А что касается всех этих зевак, то я увидел нечто совершенно новое для себя, и вы можете счесть это невероятным — но я клянусь, что это чистая правда — они даже не получали удовольствие от всего этого, они не кричали, не ухмылялись; они просто стояли там, на безопасном расстоянии, эти Английские люди, и смотрели. Словно дома, вечером, со своим Овалтином, в теплых тапочках, перед теликом. Кажется, это были вполне достойные и приличные люди; белые воротнички, и их жены, наверное, вышедшие за покупками. И они наблюдали за тем, как эти парни залезли в машину Пиков, въехали на ней в бетонный фонарный столб, запрыгнули обратно в свои фургоны для доставки товаров и уехали восвояси. И опять же, на этом все и кончилось. За тем исключением, что несколько цветных женщин вышли и наклонились над мужчинами, лежавшими на асфальте, а свидетели, о которых шла речь, подошли поближе, чтобы рассмотреть все повнимательнее.А затем подоспел еще один инцидент — и вскоре, что вполне понятно, я понемногу начал терять им счет, а с течением времени начал терять счет часам и минутам. Это произошло на Латимер Роуд, возле железнодорожной станции, посреди путаницы дорог, уже упоминавшихся здесь, таких, как Ланкастер, Силчестер, Уолмер, Блечинден. В этом районе уже было довольно большое скопление людей: то есть теперь все уже поняли, что происходит — можно отлично провести время, выйдя на главную улицу, а, кроме того, в полдень пабы еще закрыты. И все они сновали туда-сюда, словно на рынке на Мидлсекс Стрит в воскресенье, перемещаясь и меняясь группами в поисках чего-то. Люди рассказывали о том, что произошло здесь, или там, или где-нибудь еще, и все они выглядели расстроенными из-за того, что ничего не происходило у них на глазах, здесь и сейчас.Ну, долго ждать им не пришлось. Потому что со станции Метрополитена — старый Лондонский Транспорт, такой безопасный и такой надежный — вышла кучка пассажиров, и среди них был Пик. Всего лишь один. Парень моего возраста, с вещевым мешком и свертком из коричневой бумаги — серьезный мальчуган в очках, в одном из тех жалких, тускло-коричневых костюмов, которые носят Пики, в особенности студенты, главным образом для того, чтобы показать англичанам, что мы не должны думать, будто они носят юбки из травы и кости в волосах, что они такие же чуваки из двадцатого века, как и мы. Я думаю, он был Африканец: как бы там ни было, несомненно, именно оттуда вышли его предки — миллионы, несколько веков тому назад.Так, этот паренек, скорее всего, был тупицей. Потому что он явно не понимал, что что-то не так — возможно, он приехал из Манчестера или откуда-либо еще, проведать приятелей. В любом случае, он шел по улице, вежливо ступая в сторону, если кто-нибудь шелему навстречу, а все смотрели на него. Все эти глаза наблюдали за ним в полной тишине. Потом кто-то крикнул "Держи его! ", и тогда-то Пик довольно быстро во все врубился — и как молния помчался по Бремли Роуд, все еще сжимая свой мешок и сверток, и, по меньшей мере, сотня молодых парней гналась за ним, и сотни девочек и детей бежали за ними, некоторые были даже на мотоциклах и машинах. Некий языческий бог, видимо, проорал в его ухо какие-то советы, потому что он нырнул во фруктовую лавку, захлопнув дверь. И старая тетка внутри помогла ему запереть дверь, и уставилась на толпу, а люди скопились возле входа, и они кричали — я цитирую их слова — "Достанем его! " и "Отдай его нам! " и "Линчевать его! ".Именно это они и кричали.Но достать его они не смогли. Все, что они получили, это старую продавщицу фруктов, которая вышла из другой двери и подошла к ним. Представьте себе эту картину! Эта старая женщина, со встрепанными седыми волосами и лицом, пылающим от ярости, она стояла окруженная этой толпой и орала на них. Она назвала их кучкой трусов и отъявленными ублюдками, всех до единого, а они стали орать на нее, и я не мог разобрать ни единого слова. Но она и не шелохнулась, эта женщина, а ее муж внутри поднял жалюзи на окнах, и наконец-то появилась полиция, на этот раз в нескольких фургонах, они пробрались сквозь толпу, начали махать руками, забрали юного Африканца, потом разделились на дюжины и разогнали всю толпу — на этот раз с дубинками в руках.После этого я захотел немного побыть наедине с собой. Я уехал из этого района, добрался до большого открытого пространства в Вормвуд Скрабс, и сел на траву, поразмышлять. Ибо то, что я увидел, сделало меня слабым и отчаявшимся: в основном из-за того, что, кроме этой старой овощной женщины (которая после смерти сразу же отправится в рай, словно сверхзвуковая ракета — ничто не помешает этому), никто, абсолютно никто не оказал противодействия всему этому. Ты оглядываешься в поисках членов другой команды — хотя бы нескольких, — но нет ни одного. Я имею в виду, нет ни одного из нас. Пики боролись, потому что им приходилось. Но не было ни одного из нас.Когда такие вещи случаются с вами, пожалуйста, поверьте мне, это все равно, как если бы камни поднимались с тротуара и били вас в лицо, и дома бы падали, и небо бы обрушилось вниз. То есть, все, на что вы опирались, и все обычные вещи стали бы вытворять нечто совершенно неожиданное. Ваше чувство уверенности, и все, на чем оно зиждется, просто исчезает.Я отряхнул свою задницу и поехал по Вуд Лэйн в Уайт Сити, где находится старое здание Би-би-си, этот великолепный модернистский дворец, откуда идут телепослания на всю страну. И я посмотрел на него и подумал "Боже мой, если бы я смог пробраться туда и все рассказать им — миллионам! Просто провести их до железнодорожной станции, за четверть мили отсюда, и показать им, что творится в столице нашей страны! " И я бы сказал им "Если вы не хотите этого — ради Бога, приезжайте и остановите это — все вы! Но если вы именно этого и хотите, тогда я не хочу вас, и тогда прощай, Англия! " Потом я повернул назад, в свой район, окруженный железными дорогами, — вернулся из Белого Города в Коричневый Район — и пока я путешествовал вокруг станции, я увидел еще одну обнадеживающую сцену, остановился и поглядел.Это был маленький старикашка в суконной кепке и с поднятым воротником, он вцепился в юного Пика так крепко, что сначала я подумал, что он его арестовывает или собирается нанести ему какой-нибудь вред. Но нет! Очевидно, этот парень сказал старикану, что живет в Неаполе и колеблется по поводу возвращения домой, и этот старый чудак, вспомнив вновь свою молодость, должно быть, схватил его за руку и сказал: «Все отлично, сынок, пойдем со мной», и отправился, держа цветного парня за руку, с выражением на лице, говорившем «если вы тронете его, то тронете и меня тоже»! И я подумал, почему единственные двое защитников, которых я увидел, были пожилыми?Но это навело меня на мысль. Я поехал обратно в Уайт Сити, припарковал свою Веспу и зашел на станцию, посмотреть, что к чему. И, конечно же, там стоял молодой Пик, и я подошел к нему, улыбнулся огромной улыбкой, что стоило мне больших усилий, и спросил, как дела? и не хочет ли он, чтобы я подвез его домой на своей Веспе? Он немного сомневался, но я спросил, где он живет, и продолжал беседовать с ним, потому что я открыл для себя, что если ты все время говоришь с тем, кто тебя подозревает в чем-либо, сам звук твоего голоса обычно завоевывает их. Он ответил, на бульваре Бленхайн, я сказал, садись, и я доставлю тебя туда. Когда мы выходили, продавец билетов спросил, захватил ли я с собой железный лом, просто на всякий случай? Тоже мне умник.Так что я оседлал Веспу и пытался завести разговор с парнем, но тот просто обхватил меня и на все отвечал "Ага, мужик! ", и когда мы проехали мимо группы зевак, раздались один-два крика, свист, понятное дело, просвистел кирпич, и несколько парней выбежали на дорогу нам навстречу, но я сворачивал или прибавлял скорость, и мы добрались до бульвара Бленхайн без неприятностей. Я был взвинчен и ожидал погони на мотоциклах и большой толпы, но ничего не случилось. И это было самой удивительной штукой в Неаполе в тот день! Все это неожиданно появлялось то там, то здесь, то где-нибудь еще, а потом утихало, так что никто не знал на каких улицах сумасшествуют, а на каких все мирно и спокойно.В общем, я проводил парня до двери, а из-за занавесок торчала куча темных лиц, и он пригласил меня зайти. Ну, откровенно говоря, теперь я начал немного сомневаться. Не то, чтобы я боялся, что это увидят мои люди, нет, я немного боялся самих Пиков! В конце концов белые лица похожи друг на друга — особенно в такой день. Тем не менее, я подумал, что надо прекратить бояться, иначе мне ничего не добиться, и поэтому я сказал, конечно, почему бы и нет, я бы с удовольствием, но позволь мне сначала затащить Веспу и поставить ее в холле.Итак, мы зашили внутрь, и там я нашел нечто вроде военного штаба Вест-Индийцев. Парень сразу же объяснил, что я не из организации Белая Сила или чего-либо подобного, и они похлопали меня по спине, хотя некоторые смотрели на меня чертовски подозрительно и не разговаривали со мной. Мне дали бокал с ромом, и кто-то спросил, что я думаю по поводу всего этого? А я ответил, что мне стыдно и противно. Один из них сказал, ну, что же, в любом случае я — первый белый человек за сегодняшний день, который смотрит им в глаза, когда говорит с ними.И зазвонил телефон, и высокий Пик с лысой головой взял трубку — и верите ли, он говорил с людьми из Кингстона, с Ямайки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29