Это было очень давно – так давно, что она уже перестала об этом вспоминать, – но годы нисколько не испортили ее фигуру, даже если только она одна и замечала это.– Верю тебе на слово, Калибан. Я думаю, мне вообще нечего стыдиться.– Я скажу, что тебе нужно, Лисия, детка. Во-первых, свою собственную пьесу. Ты должна доказать самой себе, что ты можешь играть без Робби.– Конечно, могу! – сердито бросила она. – Это все знают.– Так ли? Когда ты в последний раз пыталась это сделать? В 1939 году, верно? И ты получила «Оскара», что гораздо важнее, чем все, что сделал он. Но это было кино, Лисия. Тебе нужна своя пьеса, и если ты предоставишь это дело мне, я найду тебе ее. У меня есть люди, которые постоянно читают разные сценарии.– Может быть, ты прав.– Никаких «может быть». Ты должна сделать на это ставку. Не подрывай свой авторитет. Ты должна думать о своей собственной репутации.В последнее время эта мысль часто приходила ей в голову. Почему ей обязательно надо привязывать себя к Робби и ограничиваться пьесами, в которых они могли бы оба играть равные по значимости роли? И к чему настаивать на этом, когда совершенно очевидно, что Робби становится раздражительным и недовольным оттого, что он должен связывать свою карьеру с ее?– Я подумаю об этом, Марти, – пообещала она. – Что еще мне нужно?Он положил сигару в пепельницу, подошел к Фелисии и обнял ее.– Я.Настал момент, когда она должна была уйти, и она это знала, как заранее знала, что произойдет, если она придет к нему с картиной. Она старалась ничего не загадывать наперед – просто позволила событиям развиваться шаг за шагом и не задумывалась о том, что будет дальше, всякий раз убеждая себя, что она не делает ничего предосудительного. Сейчас она попыталась высвободиться, но Марти без усилий держал ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Другой рукой он взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Потом он поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание.Фелисия начала вырываться, стараясь изо всей силы пнуть его, но он не ослабил своей хватки. Она не могла открыть рот, потому что он пытался просунуть язык между ее сжатыми губами.– Я откушу его! – пригрозила она. Марти усмехнулся.– Не сомневаюсь! Послушай, расслабься, Лисия! Ты же хочешь этого, так же, как и я.Она яростно замотала головой. Ей удалось высвободить одну руку, и с близкого расстояния она ударила его по щеке, оставив на ней пару глубоких царапин.На сей раз он не засмеялся.– Ах ты дрянь, – спокойно сказал он без всяких признаков гнева в голосе. Продолжая одной рукой прижимать Фелисию к себе, он отпустил ее подбородок и, размахнувшись, ударил ее по щеке с такой силой, что она вскрикнула от неожиданности. Боль была такой острой, будто ее ударили кнутом. Она почувствовала, как у нее застучали зубы и глаза наполнились слезами.– Подонок! – вырвалось у нее.– Конечно, – сказал он и, подняв руку, ударил ее снова и на этот раз еще сильнее. Голова Фелисии дернулась; на мгновение ей показалось, что у нее сломана шея. Не успела она повернуть голову, чтобы проверить, как Марти поднял ее на руки и понес к дивану, не обращая внимания на удары и пинки, которые она обрушила на него, бросил ее на подушки и навалился сверху.Закрыв глаза, Фелисия тяжело дышала, чувствуя, как тело Марти давит на нее. Его тело было крепким, мускулистым, неподатливым. Где-то до дороге к дивану Фелисия потеряла свои туфли, так что ее пинки уже не могли причинить Куику никакого вреда. Она перестала вырываться, вспотев от напряжения. Потом совершенно неожиданно, когда она открыла глаза и увидела его лицо совсем близко, она ощутила жар совсем иного рода. Щеки ее по-прежнему горели, в спине и в ногах она чувствовала боль, но она узнала возбуждение, которое испытывала много лет назад с Гарри Лайлом. Теперь, как и тогда, физическая боль и напряжение борьбы как бы освобождали ее от чувства вины. Что бы сейчас ни случилось, в этом не было ее вины: он заставил ее силой.– Ты испортишь мне платье, – спокойно сказала она. – И я думаю, тебе тоже не плохо бы раздеться.Куик осторожно поднялся, опасаясь подвоха с ее стороны, но потом понял, что победил.– Иди туда, – сказал он, указав на дверь спальни.Фелисия вошла в комнату, сняла платье, расправила все складки и аккуратно повесила его на стул. Она огляделась и сразу поняла, что эта комната ей знакома. Однажды она проводила ночь в этом отеле с Гарри Лайлом после посещения «Ковент-Гардена», то ли в этом самом номере, то ли в точно таком же – а может быть, все спальни в «Клариджез» были одинаковы? Она сняла серьги и браслет и положила их на прикроватный столик рядом с маленькими золотыми часиками, подарком Робби… Если бы Робби уделял ей больше внимания, она не оказалась бы здесь, решительно сказала она себе.– Боже, как ты хороша! – услышала она возглас Марти с порога.– Задерни шторы, – велела она ему. Он покачал головой.– Я хочу видеть тебя.Она подошла к окну и сама задернула занавески, потом опустила тяжелые шторы.– Я не в том возрасте, чтобы быть на ярком свету, Марти, – сказала она. – Для этого тебе нужны твои олимпийские чемпионки по плаванию.– Ты гораздо красивее, поверь мне. Я уж знаю. – Он с ловкостью жонглера принес бутылку шампанского и два бокала, и один подал ей.Фелисия сделала один глоток, села на кровать и начала снимать чулки.– Мне, конечно, очень приятно это слышать, но после тридцати, я думаю, каждая женщина должна кое-что скрывать.– Не снимай чулки, – хриплым голосом попросил Марти.– Почему?– Мне так нравится.– Ну, сегодня ты этого не получишь. Я ненавижу ложиться в постель в белье. Это неудобно, а потом чулки могут порваться. А мне надо будет возвращаться в них домой. Когда-нибудь я, возможно, сделаю как ты хочешь, но сегодня тебе придется брать меня такой, как я есть. – Она сняла с себя все, аккуратно сложила белье и скользнула под одеяло. – Снимай этот нелепый халат и иди сюда, – велела она ему. – Надеюсь, у тебя не холодные ноги. Я терпеть не могу мужчин с холодными ногами.– Пока никто не жаловался.– Бедняжки, я думаю, они просто боялись. Или, может быть, они не имели ничего против холодных ног.Куик посмотрел на свои ноги, будто размышлял, каким образом их согреть.Фелисия рассмеялась, в восторге от его замешательства. В считанные минуты они поменялись ролями. Это была, конечно, игра, в которой она преуспела. Язвительные замечания и насмешки были ее единственным оружием против Гарри Лайла, и они были не менее эффективны, чем его кулаки. Иногда она применяла их слишком смело или неправильно оценивала его настроение. Тогда они действовали на него, как бандерильи на быка; если бы она не задернула шторы, Марти Куик мог бы и сейчас разглядеть следы этих столкновений.По улыбке Марти Фелисия поняла, что его терзают противоречивые чувства: с одной стороны ему не нравится, что над ним смеются, а с другой его привлекает новизна ощущения, и последнее, по крайней мере, сейчас перевешивает чашу весов.Он сбросил халат – изысканное изделие из шелка с пейслийским рисунком Пейслийский рисунок – имитирует узор кашмирской шали: сложный рисунок типа «огурцы».

с шалевым воротником из черного муара – в таком халате Ноэль Кауард мог бы появляться на сцене.Прошло довольно много времени с тех пор, как Фелисия в последний раз видела мужское тело, не считая Робби, конечно, поэтому вид Марти вызвал у нее определенное любопытство. Он был волосат – но в конце концов, об этом не трудно было догадаться по густым волосам на тыльной стороне его ладоней и тому факту, что несмотря на ежедневное бритье, у него на лице всегда была синеватая щетина. Но самое главное – у него было сильное, мускулистое тело, очень широкое в плечах, с плоским животом и хорошо развитой грудной клеткой молодого мужчины. Ей удалось увидеть его тело лишь на короткий миг перед тем, как он забрался к ней под одеяло, обхватил ее руками и прижался губами к ее губам, так что она не смогла бы подразнить его, даже если бы попыталась.Ноги Марти были горячими как печка.Она позволила себе расслабиться, успокаивая себя тем, что уже давно никто не хотел ее так сильно, и что давно она сама не чувствовала себя такой восхитительно порочной и свободной…
Они лежали в полумраке спальни и допивали шампанское; Фелисия курила.– Мне пора идти, – сказала она.– Конечно.Ее успокоило то, что Марти, кажется, не счел нужным просить ее остаться. К тому же она подозревала, что он был рад проводить ее и вернуться к своим делам.– Кто такая Сильвия? – спросила она.– Ты читала мою почту. – В его голосе не было удивления.– Ты же знаешь: если не хочешь, чтобы женщина читала твою почту, ты должен спрятать все письма, прежде чем оставлять ее одну в своей гостиной.– Наверное, я стал забывать об этом. Вот что значит быть холостяком. Если хочешь знать, Сильвия была моим шофером.– Для шофера она удивительно точно выражает свои мысли.– Я бы сказал, что она обладает многими талантами.– Она, кажется, считает, что ты поступил с ней несправедливо.– Послушай, я – полковник, а она – капрал. Как мы выиграем войну, если офицер не сможет перевести своего подчиненного на другое место службы, не выслушивая жалоб с его стороны?– Понимаю. Она что, не справлялась со своими обязанностями?– Не в этом дело. Просто она стала досаждать мне, вот и все.– И много здесь таких «сильвий»?– Мне полагается только один шофер, Лисия.– Бедняжка. Но я хотела узнать – у тебя много девушек? Я стою в конце очень длинного списка, или он не очень длинный?– Средний. Это война, и мы все должны идти на жертвы.– Это верно. Что значит «средний»? Десять? Двадцать? Конечно, это не мое дело, я понимаю.– Он постоянно меняется. Сейчас у меня есть несколько девушек. Может быть, полдюжины.– Это слишком скромно, Калибан, дорогой, для такого мужчины, как ты. А что бы ты сказал, если бы я попросила тебя бросить их ради меня?– Я бы сразу же сказал: иди ты ко всем чертям! Но если подумать, мы, вероятно, могли бы прийти к соглашению.– Все равно ты не стал бы говорить мне правду, я думаю. Ты сказал бы, что бросил их, а сам продолжал бы с ними спать, пока меня не было поблизости, верно?Куик не спеша сделал глоток шампанского.– Вероятно, – добродушно согласился он. – Большинство моих жен задавали мне тот же вопрос. Слушай, ты ничего мне не должна, я ничего не должен тебе. Слава Богу, ты замужем, и по-прежнему спишь с Робби. Я же не требую у тебя перестать это делать.– И не можешь требовать. Он все-таки мой муж.– Вот именно. Сказать по правде, я иногда размышлял о том, что произошло между вами тогда, когда ты забыла свою роль.– Это был трудный период в нашей жизни.– А Робби действительно интересуют женщины? Я хочу сказать, у меня создалось впечатление, что в нем тогда было не слишком много страсти по отношению к тебе. Да и сейчас, пожалуй, тоже. Конечно, он – англичанин, а англичан бывает трудно понять, когда дело касается секса. Мужчин, я имею в виду. Женщины везде одинаковы.– В этом отношении у Робби все нормально. Может быть, мы перестанем говорить о нем?Куик лежал рядом с ней на спине, положив ей руку на плечо, в расслабленной позе мужчины, который только что занимался сексом. Он мог чувствовать себя вполне довольным, подумала Фелисия. Там, где ему не хватало утонченности – а ему ее действительно не хватало, – он восполнял этот пробел своей жизненной энергией. Он обращался с ней как со шлюхой, силой заставляя ее принимать позы, которые ему нравились, хватал ее так сильно, что она была уверена, что на бедрах и ягодицах у нее должны были остаться синяки. Каждый сустав, каждая мышца ее тела болела, но приятно, и она, которая никогда не потела, до сих пор была влажной от пота.Она старалась почувствовать свою вину, презрение к себе, отвращение к тому, что она сделала – позволила Марти сделать, даже поощряла его, – но ничего не почувствовала. На время все ее демоны успокоились, она освободилась от мыслей об «Отелло», от своих проблем с Робби. В первый раз с тех пор, как Робби начал отдаляться от нее, она испытала полное отсутствие всяких мыслей, которое было самым большим, единственным состоянием покоя, которое она знала. Она не могла отрицать, что с большим удовольствием нашла бы этот покой с Робби, чем с Марти Куиком, но Робби больше не мог ей его дать или не хотел.Марти был уже в движении: он сел, начал поглядывать на часы, бросать нетерпеливые взгляды на телефон, своим поведением давая понять, что он не может проводить в постели больше положенного времени. Взглянув на прикроватный столик, Фелисия увидела многочисленные предметы, свидетельствовавшие о бессонных ночах Марти: стопки журналов и газет, бутылочки с лекарствами, многие из которых принимала и она сама – и которые, по ее мнению, были совершенно бесполезными, – блокноты и карандаши, полуразгаданные кроссворды. Для Куика, подозревала она, бессонница не была связана с тем, что он не мог спать, просто он не хотел тратить время на сон.– Чертовски странно, – сказал Марти, – говорить сейчас о Робби, верно? Мы постоянно говорим о нем, все мы. Ты, я, твой друг Чагрин, Тоби Иден – когда бы мы ни собрались вместе, первое, о чем мы говорим – это Робби Вейн. Что он собирается ставить? Как он ладит с Фелисией? Получит ли он рыцарское звание? Так же и ты. Ты все время говоришь о нем, постоянно думаешь о нем, а он думает о тебе? Нет. Его мысли заняты его работой, верно? Я давно заметил, что когда Робби с кем-нибудь разговаривает, он улыбается такой улыбкой, будто ему нравится этот человек и интересно то, о чем тот говорит, но если присмотреться, его глаза пусты, как взгляд маленькой сиротки Анни. Персонаж серии американских комиксов о приключениях девочки-сироты, которая постоянно попадает в разные неприятные истории.

Он просто отсутствует. Он и с тобой ведет себя так же?– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она, недовольная тем, что он вернул ее к реальности, – но это не так.– Перестать рассказывать мне сказки, – сказал он. – Я видел его с тобой. Это притворство. Очень убедительное, не спорю, но в постели оно не действует, не так ли?– Я не хочу говорить об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62