Далее, в-четвертых, я прикажу объявить всенародную войну…
— Ты уже говорил: повсеместное изведение тараканов! А что будет первым и вторым?
— Во всех гостиницах Советского Союза установят двуспальные кровати, а женщинам строжайше запретят разговаривать, пока они там не окажутся!
— Я не права! Ты будешь очень мудрым правителем, и благодарный Советский народ еще при жизни воздвигнет твои монументы по всей стране: от Москвы до самых, самых окраин, — сказала Лариса и легко поцеловала его в уголок губ.
— Не надо по всей стране! Достаточно одного: на Васильевском острове, между шестой и седьмой линиями. У Среднего проспекта, где начинается бульвар, — обнимая ее, ответил Горлов.
— Ты создан для Советской власти, не понимаю, как она до сих без тебя держится!
— По инерции держится! Сохнет без меня старушка Софья Васильевна, на последнем издыхании страдалица!
— А без шуток, чтобы ты стал делать, если б получил власть? — свет падал на нее сбоку, и Горлов подумал, что никогда не видел ее такой красивой, как в эту минуту.
— Я бы сразу обменял ее, в первый же день, — сказал Горлов. — Обменял бы не раздумывая — годы власти на миг любви!
Стенки и перекрытия в гостинице беспрепятственно пропускали грохот ресторанного оркестра, звон посуды, ругань и другие звуки мужского застолья сверху, снизу и откуда-то с боков, но Горлов различил их только глубокой ночью. Между сдвинутыми кроватями оставалась широкая расселина, из нее несло сырым холодом, и продольные доски больно впивались в бока. Было тесно, но он не хотел передвигаться на свою половину и ворочался, стараясь не потревожить Ларису.
Под утро Горлову показалось, что наступила тишина, но вскоре он расслышал треск и шорох в трубах, томительное журчание воды в соседнем номере, и где-то под потолком в углу застрекотал сверчок.
Этого не могло быть — откуда взялся здесь сверчок? — но стрекот не стихал, он будто усиливался, глуша другие звуки.
«Это не сверчок, это швейная машинка. Надо сказать, чтобы выключили», — медленно думал Горлов, не заметив, как подступил сон.
4.8 Не обманешь — не получишь!
Он проснулся от бьющего в глаза яркого света. Небо за окном было неправдоподобно синим, и в столбах солнечного света, как мошкара, роились пылинки.
— Тебе уже звонили, спрашивали когда прислать машину, — Лариса куталась в махровый халат, который всегда возила с собой, и выглядела невеселой. — Все-таки зря я поехала, боюсь, что придется переклеивать обои, девчонки-маляры совсем молоденькие, только год работают. Приехали по лимиту из Пскова, ветер в голове.
— Без тебя наклеят и переклеят, а Володя проследит — он парень надежный, твои девчонки в него сразу втрескаются. Ему, кстати, жениться пора, — вставая, ответил Горлов.
— А мне? Мне тоже пора, — отвернувшись к окну, сказала Лариса.
— Сперва разведись, а мужа потом найдешь, — попробовал пошутить Горлов, но тут же замолчал, заметив у нее на лице слезы.
— Мне муж не нужен. Мне нужен ты. И что с Мишей делать? Ты не представляешь, как я по нему скучаю. И он по мне. Позавчера встретила его у школы, а когда прощались у него были такие глаза. Еле стерпела, пока он ушел, и разревелась в три ручья прямо на улице. Раньше, когда надолго улетала, я всегда знала, что он меня ждет, и у него все хорошо. Пока Мишка был маленький, он всегда высматривал меня в окно и бежал встречать. Когда я входила в прихожую, он уже стоял там с тапочками в руках. Я снимала сапоги, садилась на табуретку, и он одевал мне тапочки. Попыхтит, натянет на одну ногу, шагнет назад и оглядит. Так смешно при этом сопел.
— Не огорчайся, все будет хорошо, — сказал Горлов, и ему вдруг захотелось погладить ее по голове, как он всегда гладил Машу, когда ту кто-нибудь обижал. Он посмотрел вокруг и ему стало неуютно.
«Надо срочно куда-то переезжать. Наверняка, на заводе есть что-нибудь поприличней», — решил он.
Неожиданно в дверь постучали. Это был тот шофер, что вчера вез их из Архангельска.
— Уж обед скоро, Николай Афанасьич с утра ждет, — добродушно проворчал он, сделав вид, что не заметил Ларису.
— Надо позавтракать, — сказал Горлов.
— Понятное дело, — ухмыльнулся шофер, и Горлов подумал, что ему не меньше пятидесяти. — Кому завтрак, а кому отобедать некогда. Гоняют, вишь ты, туды-сюды со с самого, со спозаранку.
— Пойдемте с нами, заодно и пообедаете, — предложил Горлов, заметив, что Ларисе это не понравилось, но менять было поздно.
В ресторане уже было людно, разговаривать при постороннем не хотелось, а официант долго не подходил. Лариса молчала, и Горлов чувствовал, что она раздражена и едва сдерживается.
Наконец официантка принесла отпечатанное на машинке меню в потрескавшейся дерматиновой папочке. Выбор был скуден, Горлов всем заказал одинаково: консервированную салаку, омлет из яичного порошка, бутерброды с плавленым сыром и кофе с молоком. Другого не было, и сливочного масла тоже не оказалось.
— Мне бы еще это… соточку! — неожиданно попросил шофер.
— А как же ГАИ? — кивнув официанту, спросил Горлов.
— У нас не ГАИ, у нас, вишь ты, только ВАИ, и заместо милиции — патрули. Покажешь матросикам пропуск со спецзначком, что с завода, и завсегда не придерутся. Если уж совсем никакой, так до дома доведут, чтоб с рук на руки сдать. А ГАИ с милицией только у них, в Архангельске, и то — редко, — пренебрежительно махнув рукой, ответил шофер. — Потому соточку можно, соточка — что спичка для печки, только для согрева, чтоб карбюратор не застудить, да и со знакомством. Николай Афанасьич сказал, что я вас долго возить буду. В Архангельск на экскурсию съездим, в Холмогоры, откеда Ломоносов родом. Туда всех гостей возим, и зачем — не пойму! Деревня-деревней, на санях ездят, избы бревенчатые, да пиво в чайной раз в год. Другое дело у нас! Наш Северодвинск на особом, вишь ты, положении, и снабжение здесь лучше, чем где, по высшей категории, все свободно есть.
— Лучше, чем в Москве? — в первый раз за все утро улыбнулась Лариса.
— По Москве не скажу, а чем в Питере — навзгляд лучше!
— Чем же лучше? — заинтересовалась Лариса.
— А вы проглянитеся по магазинам: крупы всякие, апельсины недавно разобрали, а макароны — всегда! Сгущенка, тушенка, сайра в масле и прочее — бери, сколько хошь! Хошь по десять банок, никто слова не скажет. Не то, что в каких других местах, где убейся, а больше банки в одни руки не дадут. К соседу теща приезжает, так она подсолнечное масло к себе в Архангельск ведрами возит. На той неделе я ехал и ее захватил, а она крышку плохо привязала, и полведра выплеснулось. Я еле отскреб, до сих кабина запахивает маслицем-то. Также возьми промтовары: аккурат перед Новым Годом югославские сапоги завезли. У вас в Питере за такими в очередях до смертоубийства давятся, спекулянты по полтыщи дерут, а у нас — пожалуйста, сто сорок, госцена — и целый месяц лежали себе спокойно, пока командированные не раскупили. А если взять по осени — только КПП проедешь — грибы-ягоды вдоль дороги прям-таки под ноги лезут. Чужих-то к нам не пускают, а нашим все не собрать, никаких рук не хватит.
— Я КПП не заметил, когда ехали, никто нас не останавливал, — заметил Горлов.
— Кто ж мою машину остановит? — удивился шофер. — Знают, что я из ОРС'а, ненужных людей не повезу.
После завтрака у Ларисы снова испортилось настроение, но она старалась не показывать.
— Езжай, я пока в магазины загляну, где спокойно лежит по госцене югославская обувь, масло можно брать ведрами, и вообще все есть. Когда еще доведется увидеть такое чудо? — провожая Горлова к машине, сказала она.
Николай Афанасьич оказался толст, плешив и неуемно энергичен. Увидев Горлова, он всплеснул руками и без предисловий закричал, что со станции звонили еще вчера, и машина с грузчиками ждет с утра, но без Горлова экспедитор к вагону близко не подпускает.
— Мы уж ночью наладились, только на пути выехали, так он тут, как тут, да еще берданкой грозится. Так и не пустил к вагону, даже патруля подлец не испугался: «Не дам и не подходи!».
— Доверенность-то не забыл? Давай ее сюда, оприходуем! — простецки улыбаясь, Николай Афанаьсич протянул руку. — Сейчас пообедаем, а после сразу на станцию. Без меня управишься?
— А вы кто по должности? — несколько опешив, спросил Горлов.
— Я заместитель начальника ОРС'а, меня в Москве все министерство знает. Как, что достать, сюда звонят: дескать, помоги, Вересков. И помогаю! И мне помогают.
— Мне ОРС не нужен и вы не нужны, я не к вам приехал! Мне нужен директор или главный инженер. А главный технолог — в первую очередь, — Горлов уселся сам, так и не дождавшись приглашения. Он не понимал, почему работать с ним поручили ОРС'у.
— Так вагон же стоит! Разгружать надо, железная дорога неустойку выставит, — радушно улыбаясь, объяснил Николай Афанасьич.
— Вам-то какое дело?
— Не скажите! Весь ОРС без квартальной премии оставить — за это не похвалят.
Горлов достал копию договора поставки и найдя нужный раздел понял, что его обманывают.
— Платить не вам, а нам. По договору право на груз переходит с условием франко-склад получателя. Продукты принадлежат нам, пока их не перегрузят к вам на склад, — разозлившись, Горлов кинул договор на стол. — Читайте на второй страницы, где условия поставки.
— Да, знаю, читал, как «Отче наш» выучил. Я такие договора по десятку в день подписываю, — беспечно отмахнулся Вересков. — По дружбе и тороплю, чтобы хороших людей в расходы не вводить. За простой вагонов с вас тысяч десять слупят, не меньше! А тысяча — она, как говорится, миллион бережет. Мы ваш продукт давно оплатили, вот и платежечка из банка. Так, что денежки уже ваши, а груз теперь будет нашим, за малым осталось — разгрузить и с миром, до новых встреч.
«Что-то он слишком торопит и приветлив не в меру, что-то здесь не так», -думал Горлов, пытаясь понять, в чем подвох.
— А кто вас просил оплачивать? В договоре оговорен взаиморасчет: мы вам продукты, вы нам работу. Давайте сюда заказ-наряд на разделку парохода, потом я согласую технологическую документацию, номенклатуру приспособлений с оснасткой, расценки, сроки и все такое прочее. Проверим, утвердим, составим акт и тогда все, что прибыло в вагоне — ваше.
— Какой пароход, какая оснастка? Я про это ничего не знаю. Мое дело продукт заприходовать и тебя, мил-человек, дорогим гостем принять. Это до чего ж хорошо, что наконец-то наш, русский приехал, а то сплошь Рафики, Хачики, да Салямы с Алейкумом, — отводя глаза, затараторил Вересков. — Кстати, как устроился? Все ли есть? Проживание в гостинице оплатим, я команду бухгалтерии сейчас дам, и рыбки, знаешь, всякой, велю организовать. А вечером в баньку, в нашу поморскую, таких мало где осталось. Я слышал, ты со своей приехал, а зря. Оставь ее, пусть вечерок поскучает, а я наших захвачу, комсомолочек. Одна наша двух любых стоит. Каждая поперек этого стола шире, а волосы распустит — и платья не надо, все до пяток закрывает.
— Могу я встретиться с директором? — спросил Горлов.
— Директор в отъезде.
— А главный инженер или главный технолог?
— Оба отъехали. Совсем недавно и до завтра не будут.
— Тогда проводите в отдел главного технолога, — Горлов раздраженно повысил голос.
— Не могу, это на территории, туда допуск нужен по второй форме!
Допуск у Горлова был, но говорить об этом было бесполезно. Вересков врал! Врал внаглую и даже не старался, чтобы выглядело правдиво. Горлов знал, что заказ-наряд был со всеми согласован, утвержден в министерстве и две недели назад отправлен спецпочтой в Северодвинск. Однако работа не была включена в план и, следовательно, была для завода необязательной: хочу — делаю, не хочу — не делаю. И он понимал, что заводчанам связываться с разделкой БПЛ тягомотно и невыгодно — потолки утвержденных расценок на демонтаж вооружений были смехотворны малы, а людей и производственных мощностей, как всегда не хватало даже на плановые работы. Горлов наконец догадался, что Вересков просто валяет дурака, стараясь не упустить лакомый кусок. Судя по всему, руководство завода и не собиралось разделывать пароход, тем более в договоренные сроки. С другой стороны выпускать из рук несколько вагонов с дефицитными продуктами тоже не хотелось, вот Вересков и старался.
«Они и не собираются работать с БПЛ! На худой случай могут заволокитить — то одного нет, то другого, приезжайте в следующем квартале или через год. Поэтому и перевели деньги: оплаченный и сгруженный продукт обратно не заберешь. Ведь знают гады, что заплатили за продукты в два-три раза меньше, чем мы», — наконец догадался Горлов, и ему захотелось крепко, без лишних слов врезать в улыбчивую морду сидящего напротив снабженца. Горлов знал, что проставленные в договоре цены были намного ниже закупочных, но это и было самым важным, нигде не записанным, условием сделки, о котором Цветков напрямую договаривался с директором завода, специально для этого летавшим в Сочи.
— От вас, Николай Афанасьич, можно в Ленинград позвонить? — делая вид, что со всем согласен, подобострастно спросил Горлов.
— Почему же нельзя? Можно! Пойдем в кабинет к начальнику, он сейчас в командировке, там прямой выход на Москву, а то с местного хрен дозвонишься, — обрадовался Вересков.
Кабинет начальника располагался в конце коридора и был отделан по высшему разряду — облицованные пластиком под дуб стены, высокая, до потолка прибалтийская стенка и портрет Ленина, сложенный мозаикой из кусочков дерева.
— Располагайся, как дома, звони без стеснения, — с довольным видом говорил Вересков, вытягивая с приставного столика один из телефонов. — Садись, говори, потом обедать пойдем.
— Подождите, я быстро, — сказал Горлов, набирая телефон магазина. Соединилось тут же, и по голосу он узнал своего товароведа.
— Сергей Михайлович, срочно свяжитесь с Краснодаром, пусть телеграммой отобьют переадресовку вагонов из Мурманска и Северодвинска в Ленинград на нашу контору. Приготовьте транспорт, грузчиков, место на складе и договоритесь с нашими железнодорожниками, чтобы не тянули, иначе продукты попортим, выйдет себе дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68