— До послезавтра еще дожить надо, а у нас человек живет не прописанным.
— Он же ученый, Геннадий Николаевич, вовсе не из этих… Ну, про которых сообщать надо.
— Видали мы таких ученых! Так тебя затрахал, что синячищи под глазами в полщеки. Иди, на себя в зеркало посмотри, бесстыжая! — махнул рукой директор.
На свое место Геннадий Николаевич попал после выхода на пенсию — друзья помогли устроиться. Последние десять лет он служил на Севере в службе охраны режимных объектов. Переписывал бумажки, собирал донесения и рапорты — работа тихая и спокойная, выслуга — с тройным зачетом, не то, что в столицах. Нынешняя работа была намного хлопотливей, требовала постоянной настороженности и внимания, а, самое главное, — понимания, кому надо услужить, кому помочь, а кого отфутболить, чтобы дорогу забыли. Директор гостиницы был нужным человеком, нужнее многих начальников в Москве и заработки у него соответствовали его уровню. Хотя, приходилось делиться. Иногда Геннадий Николаевич подсчитывал отстегнутые «наверх» деньги и горестно вздыхал: если бы не надобность делиться, его двухэтажный кирпичный дом был бы давно достроен. Но с другой стороны понимал: не поделится — и месяца в должности не усидит! Чтобы уволить и повода искать не надо: работа — сплошные нарушения. Возьми любое и увольняй за милую душу. Или сажай!
«А в общем ничего страшного. Ну, не прописали гостя — бывает. В крайнем случае — бутылка, другая, к тому же не из своих платить. Конечно, если за гостем ничего не тянется, но судя по всему — не должно. Из крайисполкома звонили, что гость из кооператоров. Большую силу взяли ребята! Обещали, что все оплатят. Ну и пусть платят, коли денег — куры не клюют. Тысчонки две на расчет накину! Нет две — много, полторы — в самый раз будет» — думал Геннадий Николаевич. Сердился он больше для порядка. Танька дуреха прозевала, сама и влетит, если что не так сложится.
«Обойдется!» — решил Геннадий Николаевич и по дороге на инструктаж очередной смены, зашел в бар.
— Налей-ка мне кофейку с пятью каплями, — велел он буфетчице.
— "Арарат" кончился, есть грузинский, но хороший — «КВК», — сказала та, показывая этикетку.
— Давай, попробуем, — выпив полчашки, Геннадий Николаевич будто невзначай спросил: — Вчерашний Танькин хахаль, как показался?
— Не нахальный! Что не дашь — всем доволен.
— Откуда — не говорил?
— Вроде, москвич.
— Хорошо, денег не бери — потом рассчитаюсь — и обслуживай, как я велел. Если перейдет меру — скажи мне, — окончательно успокоившись, сказал директор.
* * *
Сведения о проживании Горлова в Адлере поступили на учет в ЦАБ ОВД города Сочи почти через неделю, всего за день до его отъезда. Все это время он жил никем не замеченным и напрочь выпал из поля зрения Ленинградского УКГБ, будто растворился бесследно.
2.10. Винна ягода по сахару плывет
На несколько дней для Горлова наступил зрелый и развитой коммунизм. Служащие пансионата были вежливы и предупредительны, постельное белье менялось ежедневно, в ресторане и в баре у него не брали деньги, даже чаевые.
— Жаловался, что Котов тебе отпуск испортил? Вот и отдохни по-человечески, как белые люди на диком Западе. Лови кайф и расслабуху, коли карта выпала. Ты нам нужен веселым, здоровым и трудоспособным. А про деньги не бери в голову, считай — это аванс. Ты меня знаешь: должок не заржавеет — из первой получки вычту, — успокоил его по телефону Цветков.
— Домой мне позвонил? — спросил Горлов, договорившийся с Ниной, что если Цветков будет спрашивать, где он, то, значит — с ним все в порядке.
— Жена сказала, что ты в деревне. Знала бы, где ее муж оттягивается! Говорят, что ты весь женский персонал в пансионате отбарабанил. Взять бы, да и заложить тебя, конспиратор хренов!
— Не заложишь!
— Почему? — удивился Цветков.
— Наши своих не закладывают, — ухмыльнулся Горлов.
— Люблю я тебя, Боря, за четкость: говоришь коротко и по делу. Короче, отдыхай, ни о чем плохом не думай, а через пару недель документы поспеют — и за работу.
Насчет персонала Цветков преувеличил. Горлов ни с кем, кроме Тани, не встречался, а та пришла на следующий день и, выйдя утром из ванны, без смущения сказала:
— Наверное, придется простынь замыть! Вчера было можно, а сегодня — уже нельзя. У меня всегда так — в самый неподходящий момент, до чего ж я невезучая.
Два дня Горлов потратил, чтобы положить деньги на аккредитивы — держать при себе почти тридцать тысяч было страшно, могли украсть или, если бы обнаружила милиция, — задавать вопросы. Он оформлял аккредитивы на мелкие суммы в разных сберкассах. Три тысячи послал почтовым переводом жене, рассчитав, что к моменту получения уже будет дома.
Погода стояла мерзостная: не переставая ни на минуту, лил дождь с резким, пронизывающим ветром. От сырого воздуха и постоянно промокшей одежды Горлов мерз, будто в сильный мороз. Его все время знобило, и он отогревался только у себя в номере.
Паническая тревога, охватившая его после странного обыска в Репино стала глуше, но совсем не отступила. Добавлял беспокойство и отказ Цветкова продолжать работу по медицинским приборам. Не дураки же в министерстве: отлично понимают, что разговоры про конверсию — просто сотрясение воздуха, и лечебные лазеры никому не нужны, кроме Сергея. Тему могут закрыть уже в конце первого квартала, а ничего другого на примете нет. Это значит, что его сектор сократят вместе с сотрудниками и с ним самим — без финансирования и утвержденной тематики держать их не будут.
В конце недели ветер переменился, на небе появились голубые просветы, а в пятницу утром Горлов проснулся от солнечного света. Наскоро позавтракав, он вышел к морю. Над камнями пустого пляжа клубился пар, и после дождливой серости минувших дней море сияло и переливалось. Правда, совсем недалеко в предгорьях густились фиолетовые, почти черные тучи, а в разрывах белели снегом вершины гор, но на побережье было тепло и солнечно; если бы не голые деревья можно было представить, что сейчас лето. Горлов подобрал сломанный деревянный лежак и до обеда лежал на солнце, раздевшись до пояса. Он почти задремал, но помешал постоянный гул от близкого аэродрома. Самолеты садились и взлетали один за другим, оставляя в небе узкие белые полосы.
Перед уходом Горлов не выдержал и, раздевшись догола, с разбега нырнул в воду. Обожгло холодом до ломоты в висках, он выскочил на берег и едва согрелся, натянув одежду на мокрое тело. Уже по пути в пансионат он почувствовал беспричинную радость, все тело будто покалывало иголками. Проходя под деревом, Горлов неожиданно для себя подпрыгнул и, ухватившись за ветку, раскачался и далеко прыгнул, как в детстве.
Пообедав, он выпил в баре кофе и пошел гулять. Было так тепло, что он вышел в одном пиджаке, но на пляж не вернулся — лицо уже покраснело от солнца, и можно было обгореть. Около газетного киоска Горлов остановился — продавщица выглядела симпатичной.
— "Правды" нет, «Россия» продана, хоть «Труд» остался? — вспомнив старый анекдот, спросил он.
— И «Труд» уже кончился, нам центральных газет совсем мало дают, а «Известий» уже месяц не было, — серьезно ответила продавщица.
— Давайте, что есть, — сказал Горлов.
— "Советская здравница", «Вечерний Сочи» — позавчерашний, но в него можно фрукты заворачивать, — и «Правда Кубани»…
— Давайте все! Если не прочитаю — раздам казакам на самокрутки, — пошутил Горлов. — А что вы после работы делаете?
— С женихом в кино пойду, у нас свадьба скоро, — смутившись, заулыбалась она, и Горлов догадался, о чем она подумала.
Пристроившись на скамейке, Горлов полистал газеты. Судя по ним, политические бури гудели и завывали совсем в другой стране. В Краснодаре все было спокойно. Много писали о подготовке техники к посевной, о передовиках сельского хозяйства и недостатках организации социалистического соревновании в сочинских столовых. Читать было нечего, и газеты были скучными, как десять лет назад. Не торопясь, Горлов дошел до кинотеатра. Показывали «Маленькую Веру», он посмотрел бы фильм во второй раз, но не захотел стоять в очереди.
Когда Горлов дошел до конца набережной и повернул обратно, горизонт заволокло дымкой, а с моря наползли низкие облака. Солнце еще светило сквозь радужное марево, но в сотне метров от берега над неподвижной гладью выстлался густой белый туман.
Горлов чувствовал гложущую и непонятную самому отрешенность. Он подумал, что никогда в жизни не был один столько времени подряд. В командировках его всегда окружали сослуживцы, даже в гостиницах и общежитиях его почему-то селили в многоместные номера. Отпуск он всегда проводил на даче с женой и детьми, а рядом постоянно мельтешили соседи. Да, он никогда не оставался наедине с самим собой! От этой мысли ему стало неуютно и грустно.
Тем временем пелена тумана достигла берега, поднялась и укрыла все вокруг, а впереди, дальше десяти-пятнадцати метров все терялось в белесой мгле.
Он прозевал переход под железной дорогой, через который нужно было попасть в пансионат, и, только повернув обратно, заметил сидевшую на скамейке женщину. Она напоминала нахохлившуюся птицу — голова ушла в воротник пальто, а руки были спрятаны в рукавах. Он и сам не знал, почему вдруг решил остановиться. Она подняла голову, — ее глаза на мгновение блеснули, — и сразу отвела взгляд. Горлов был уверен, что она его узнала.
— Пойдемте ужинать, Лариса, — протянув ей руку, сказал он.
Она чуть помедлила, но все же встала навстречу.
— Мы где-то встречались? — неуверенно спросила она.
— Летели из Краснодара в Ленинград, вы согнали меня с места, я и нахамил, но после мы помирились. А через месяц я увидел вас в Москве, в ресторане «Прага». Много раз собирался вам позвонить, но так и не решился — у вас очень ревнивый муж.
— Не помню, чтобы я давала свой телефон, — удивилась она.
— Ваша знакомая сказала, я наизусть запомнил, — Горлов неуверенно назвал номер и по ее взгляду понял, что не ошибся. Он взял Ларису под руку и сквозь толстую ткань форменного пальто почувствовал ее грудь и гибкость тонкой талии.
— Поужинайте со мной. Пожалуйста! — попросил Горлов.
— Хорошо, — согласилась она. — Только надо предупредить, здесь рядом гостиница «Аэрофлота», всего на одну минутку.
— Как я вас из окна не увидел? Это же напротив, через поляну.
— Мы только сегодня прилетели. Обратный рейс — завтра, но в такой туман не выпустят, застрянем надолго.
Они дошли до ее гостиницы и Горлов остался на улице, глядя в большое окно вестибюля, как она улыбается, разговаривая с кем-то по телефону.
— У соседки по комнате роман со вторым пилотом. Представляете, как она обрадовалась, что меня не будет до вечера?
— Поэтому вы и сидели у моря одна-одинешенька? — спросил Горлов.
— И ужасно замерзла! А вы — настоящий рыцарь, спасли меня от холодной смерти, — засмеялась она. — Если серьезно, я была просто ошарашена. Вы сказали: «Пойдемте, Лариса, ужинать», будто мы век знакомы. Если бы что-то другое, что говорят в таких случаях, какую-нибудь глупость, к примеру, что это — судьба…
— Вы бы сделали вид, что не знаете меня?
— Скорее всего.
— Интересно, кому было бы от этого хуже, — весело сказал Горлов, пропуская ее в двери гостиницы. — Давайте по рюмочке, чтобы согреться.
Они подошли к стойке, и буфетчица ничем не показала, что знает Горлова.
— Две рюмки коньяка с лимоном, — попросил он.
— Хорошего не осталось, только из директорского запаса, — глядя в сторону, сказала буфетчица. Ей, видно, не понравилось, что Горлов пришел с женщиной.
— Коньяк и правда хороший, — Лариса выпила первой и чуть сморщилась, положив в рот кружочек лимона.
— За туман над морем! — сказал Горлов, поднимая рюмку.
— У меня перерыв! Еще что-нибудь надо? — сердито спросила буфетчица.
— Спасибо, мы пойдем ужинать, — ответил Горлов и вынул авторучку, чтобы расписаться на счете.
— Приятного аппетита! — недовольно буркнула буфетчица.
— Где можно вымыть руки? — спросила Лариса.
Горлов предложил подняться к нему, и она молча кивнула, видимо, о чем-то задумавшись.
— Вам будет неудобно идти в ресторан, — сказала она.
— Почему? — удивился Горлов.
— Я в форме, и переодеться не во что.
— Вы не поверите, но мне наплевать, кто как одет. Ерунда это…
— Вовсе не ерунда. Любой женщине важно, как она выглядит. Для некоторых это важнее всего.
Горлов думал, что, увидев его номер, она удивится, но этого не случилось. Вынув из бокового кармана маленькую сумочку, она отдала ему пальто и закрылась в ванной.
Он позвонил в ресторан, чтобы накрыли на двоих.
— Давайте все самое лучшее, на ваш вкус, — ответил он администратору. — И скажите, чтобы ансамбль играл потише.
Он достал из сумки галстук и белую рубашку. Под пиджаком было незаметно, как она смята. Посмотрев в зеркало, Горлов огорчился, что нет времени отутюжить брюки.
— Я готова, — сказала Лариса. Она сделала другую прическу: темно-каштановые волосы с одной стороны были собраны заколкой, а с другой касались плеча. Синий костюм с золочеными крылышками «Аэрофлота» был без единой морщинки, такого же цвета, как ее глаза.
Он смотрел, как она идет через комнату, и почувствовал, что пересохло в горле.
— Немного вина? — скрывая смущение, он достал из буфета открытую вчера бутылку и наполнил два бокала.
— Вы определенно хотите, чтобы я опьянела? — вино в ее руке было густо-малиновым в середине и светло-красным и прозрачным по краям. Она отпила совсем немного.
— Пьянеть приятно, если вместе и поровну, — сказал он.
2.11. Эта ночь без лица и названья
У входа в ресторан Горлов придержал тугую дверь, пропуская ее вперед.
— В общественное место мужчина должен входить первым, — укоризненно сказала Лариса.
— Добро пожаловать! — торжественно возвестил встретивший их администратор, показывая накрытый стол. Ожидавший сбоку официант чиркнул спичкой и ловко поджег свечи. Полупустой зал остался за чертой светового круга, а глаза Ларисы показались Горлову совсем черными.
Он хотел удивить, как их обслуживают, но она не обратила внимания на его шикарный номер и невероятно дорогую еду, будто было ей не в диковинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68