— Спасибо, Галя, — сказал Алексей, пристально глядя на девушку. — Дай я помогу тебе снять куртку. Здесь тепло… А тебе в последний месяц и погреться было негде.— Как у тебя хорошо! — Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. — Знаешь, я часто представляла тебя в этой каюте. Вот и не удержалась, — она виновато улыбнулась, — прибежала… Скажи, очень плохо на участке?— Да, плохо. Мы отстаем от всего строительства. Трудно с вытаскиванием и переброской труб. Но в то же время отказ от подводных работ оправдал себя.— И что же теперь?— Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.— Кого-то? — спросила Галя.— Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.— Почему меня?— Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно!Алеша усадил Галю перед собой на стул, все так же пристально глядя на нее, но не замечая ее состояния.— Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу толком объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!Алеша рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи и от избытка внезапно нахлынувших сил встряхнул ее.Галя слабо сопротивлялась:— Алешка! Ключицу сломаешь.— Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже— тем лучше! Большему научимся… — Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. — Разные с женщинами могут быть отношения. Я горжусь, необыкновенные они у нас с тобой, а вот с Женей…Галя нахмурилась, но Алеша продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:— Может быть, так и должно быть. Любовь — я твердо в это верил, — она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо задевающие за душу слова придумывать, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?Галя сидела с низко опущенной головой.— Люблю, — тихо проговорила она.— Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это…Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко Взор надменный и отдал поклон.Обратясь к кавалеру, намеренно резко Ты сказала: «И этот влюблен».И сейчас же в ответ что-то грянули струны, Исступленно запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным…— Забыл дальше… — и Алеша развел руками.— Любимые стихи не учат, — сказала Галя. — Захочешь — не забудешь.— Пожалуй, — согласился Алеша. — А ты кого любишь?Галя даже вздрогнула.— Когда-нибудь прочту… любимое.Резко зазвонил телефон. Алеша помедлил, потом с досадой снял трубку. Выражение лица его сразу изменилось:— Слушаю, Василий Васильевич. Я ждал вашего звонка. Сейчас приду.Алексей встал и выразительно посмотрел на Галю.— Откажешься от вытаскивания труб? — спросила она.— Отказаться… от самородков? От твоих самородков? — Алексей заглянул Гале в глаза и взял ее руки в свои. — Никогда!Минуту они простояли молча. Потом Алексей повторил очень тихо, едва слышно:— Никогда.Стоя в дверях каюты, Галя, светло улыбаясь, взглядом провожала Алексея, быстро шагавшего по коридору. Лыжный костюм подчеркивал его ладную фигуру спортсмена.…В салоне капитана собрались Ходов, Федор и дядя Саша. Парторг строительства смотрел в темный иллюминатор. Федор разглядывал на столе карту. Ходов, заложив руку за согнутую спину, расхаживал по салону.— Пришли? — обернулся он к Алексею. — Прошу прощения, если оторвал от дел. Но именно о делах хочу говорить. Я уже поставил в известность парторга ЦК партии товарища Петрова и капитана Терехова о том, что вызван в Москву для личного доклада Волкову. Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден доложить об окончании опыта.— Какой опыт вы считаете законченным? — нахмурился Алексей.— Опыт затруднения строительства с помощью вытаскивания труб. Вот сводки. Полюбуйтесь, — Ходов потряс перед Алексеем бумаги.— Я их знаю.— А я их выучил наизусть. Позор! Ваш участок подводит все строительство. Неужели вам еще не ясно, что порочная идея перестроить метод строительства без коренного изменения механизации провалилась?— Вы знаете, что нам все же удалось приспособить многие механизмы, мы изменили способ опускания труб, отказались от подводных работ.— Прошу прощения, вы тратите на новый способ больше времени, чем на старый. Монтаж трубчатых блоков на льду затруднен, требует работы на морозе. Вы совершенно не справились с переправкой труб на передний край участка. Доставленные трубы оказываются непригодными для новой глубины. Их приходится или обрезать, или надставлять. Появились новые операции! И это называется рационализация! Пока вы добились только вот чего, — Ходов опять потряс перед Алексеем злополучными сводками. — Когда же это вас чему-нибудь научит?— Я учусь. Все время учусь, Василий Васильевич, и в том числе у вас.Дядя Саша отошел от иллюминатора, пряча в усах улыбку.Ходов согнул узкую спину и, заложив за нее руки, спросил:— Вы, что же, все еще, прошу прощения, настаиваете на продолжении своего провалившегося опыта?— Я настаиваю на завершении нашего опыта и на переходе всего строительства на новый метод, который мы разработаем.— Это упрямство! — Ходов впился в Алексея холодным взглядом.— Может быть, это упорство, Василий Васильевич? — вмешался дядя Саша. — И, пожалуй, хорошее упорство. А?Ходов закусил губу.— В Москве я вынужден буду доложить, что переброска, равно как и вытаскивание труб, не обеспечена специальными машинами. Строительство не сможет перейти на новый метод при существующей механизации. Заменять труд машин человеческими мускулами, возвращаться на десятилетия назад мы не будем. Об этом своем решении я и считал необходимым поставить вас, Алексей Сергеевич, в известность. Работы на вашем опытном участке смогут продолжаться, как я полагаю, лишь до моего возвращений из Москвы. На это время, поскольку инженер Карцев все еще будет занят только своим опытным участком, руководство строительством возлагаю на вас, товарищ Терехов. Тебя, товарищ Петров, как парторга ЦК, прошу помочь. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Душа будет болеть за всех.Говоря это, Ходов пожал всем руки. Сутуля узкую спину, он пошел к выходу. Было слышно, как он закашлялся на палубе.Федор, Алексей и дядя Саша остались в салоне. Дядя Саша пристально смотрел на Алексея, стараясь уловить в его взгляде растерянность. Но он заметил только решительность и упорство. Довольная улыбка снова спряталась в усах дяди Саши.— Нашему Василию Васильевичу, Алеша, нельзя отказать ни в резкости, ни в справедливости суждений. Партийный комитет обсуждал положение на строительстве. Дела на вашем опытном участке потому идут плохо, что вопрос вы решили только наполовину.— Да, вы правы, дядя Саша, — задумчиво сказал Алексей. — Мы еще продолжаем решать этот вопрос, вот почему было бы преждевременно прекратить опытные работы и поиски решения.Дядя Саша сел к столу и, поставив подбородок на руку, скрывшуюся в его густой бороде, сказал:— Боюсь, что за последнее время ты, Алеша, все свои силы отдавал не поискам новых решении, а текущим заботам: как бы не отстать еще больше на опытном участке.— Да, это правда, — согласился Алексей.— Самое трудное место — это транспортировка. Что же ты думаешь об этом?Алексей немного смутился.— Я думал… думал о том, чтобы прокладывать специальную полынью, доставлять трубы кораблем…— Не выйдет, — прервал до сих пор молчавший Федор. — Ледоколов не хватит. Прикидывал. Из портов не доставишь.— Пожалуй, ошиблись мы, что поручили тебе руководить опытным участком, — продолжал дядя Саша.Алексей вспыхнул.— Надо было оставить тебе свободу мысли, чтобы ты не подгонял своих опытников, а смотрел бы на приемы их работы со стороны, критиковал бы их, находил бы новые решения.— Понимаю, дядя Саша, — сказал Алексей, опустив голову. — Конечно, самое трудное — критиковать себя.— И отказываться от своего, — добавил дядя Саша.— Алексей, мы советовались, — сказал Федор, выколачивая трубку. — Пока прав Ходов. Ты оказался в плену у своих первоначальных мыслей. Когда пробиваешься через тяжелые льды, никогда не идешь прямым путем. Все ищешь нового пути.Дядя Саша и Федор не сказали Алексею ничего обидного, они не сказали ему, казалось бы, и ничего значительного, но они добились от него именно того, чего хотели. Алексей выскочил из салона капитана, как из бани. Вытирая потное, красное лицо, он побежал к своей каюте.«Ехать на участок, немедленно! На минуту представить себе, что ничего не знаешь, видишь все впервые! Критически осуждать и отвергать все, пусть даже предложенное самим. И того же потребовать от других. А то все свелось к слепому и усердному выполнению раз принятого».Рывком открыв дверь в свою каюту, Алексей увидел там заснувшую Галю. Она сидела у стола, уронив на него голову с рассыпавшимися черными волосами.В первое мгновение Алексей смутился. Он хотел разбудить спящую девушку и вдруг почувствовал желание поцеловать ее волосы, пока она спит. Но Галя проснулась и сразу же заметила в Алексее перемену, Его возбужденное лицо сияло внутренним светом.Она спросила его взглядом.— Хочешь поехать со мной на участок? — предложил он.Гале смертельно хотелось спать, но она вскочила, счастливая, готовая ехать куда угодно. Глава двенадцатая. ЛОМАЯ ВСЕ… К ночи разыгралась пурга.В потускневшем свете прожекторов носились, то взвиваясь, то стелясь по льду, снежные струи. Стрел подъемных кранов совсем не было видно. Казалось, что канаты, зацепив трубы, свешиваются прямо с низкого неба.Денис сам руководил вытаскиванием труб на опытном участке. Денисюком, как и его товарищами, владела одна мысль: во что бы то ни стало добиться выполнения нормы, догнать остальные участки строительства.Снятые радиаторы лежали на льду в наметенном уже над ними сугробе.— Вира! Вира! По-отянем! — осипшим басом кричал Денис.Начавшаяся пурга беспокоила его. Где тут перекрыть задание, нагнать потерянное за последние дни! Лишь бы дневное задание как-нибудь выполнить. Труб из запасов Алексей не давал. Нужно было обязательно самим перебросить к полынье извлеченные изо льда трубы и там спустить под лед. А с переброской, особенно в пургу, было труднее всего. Тридцатиметровые трубы укладывали на несколько полозьев и тащили тракторами. В торосах тракторы то и дело застревали. Денис создал специальную аварийную бригаду под руководством пришедшего к нему на помощь Витяки. Эта бригада должна была вытаскивать застрявший трактор.Витяка, казавшийся тучным в меховой одежде, но сильно осунувшийся, трудился самоотверженно, дважды поморозился, сильно зашиб ногу и все-таки не выходил из строя. Он проклинал пургу, проклинал трубы.Все это он только что высказал Денису, вернувшись с торосов.— Перелезать надо через них, как через стены, — жаловался Виктор.Вверху, в снежной сетке, виднелся спускающийся вертолет. Виктор так и застыл с запрокинутой головой.«Геликоптер… стены… перелетевший через них Майк! Эврика! Так ведь это же идея!»— Геликоптер! — закричал не своим голосом Витяка. — Его-то мне и надо.— Кого? Алексея? — спросил Денис.Но Витяка, не отвечая, бегом направился к лежавшим на снегу недавно вытащенным трубам.Вертолет опустился на снег. Денис шел навстречу вышедшим из кабины Алексею и Гале.— Дениска! В своих мехах ты совсем медведище! — смеялась Галя, снимая рукавицу и пожимая огромную руку Дениса.— Как работа? — кратко спросил Алексей, идя рядом с Денисом.Денис махнул рукой и крякнул:— Собираем да разбираем, вроде как беличье колесо. То радиаторы поставим на трубы, то снова их снимаем, чтобы трубы тягать…Алексей остановился, наблюдая за работой и мысленно повторяя слова Дениса: «собираем да разбираем…» Действительно, ведь сколько раз приходится одни и те же трубы ввинчивать и вывинчивать, притом на морозе! Так ли это неизбежно? Не в этом ли кроется решение задачи?Алексей чувствовал, что сегодня он воспринимает все необычно. После прихода Гали в нем словно зажглись усилительные лампы, он ощущал их горение, каждая ничтожная мелочь обретала неожиданное значение. Шорох мог бы греметь.Алеша меньше всего задумывался над причиной обострения всех чувств, он просто радовался этому и жадно пользовался своим внутренним накалом. У него еще не было какого-либо определенного решения. Но он уже отметил про себя повторность одних и тех же операций. Вчера он прошел бы мимо этого, сегодня это казалось недопустимым, уродливым…Галя с Денисом отстали. Алексей один шел вдоль фронта работ. Перед ним появилась невысокая фигура одного из строителей:— Не узнаете, товарищ Карцев? Мы с вами с одной трибуны выступали на подмосковном лугу.— Здравствуй! — Алексей протянул руку, вглядываясь в паренька и не узнавая. У него была плохая зрительная память, и Женя на улицах Москвы всегда толкала его локтем, когда встречались знакомые.— Эх, и вспоминают же сейчас ребята нас с вами, — продолжал паренек. — У нас на комсомольском комитете разговор был.— Вспоминают? Почему?— Я про отказ от зарплаты загнул, а вы… про радость тяжелого труда…— Тоже загнул? — спросил Алексей, чувствуя, что краснеет, как недавно в салоне.Андрюша Корнев сначала рассмеялся, потом сказал серьезно:— Замысел ваш стоит того, чтобы загнуть… Я вот все время мечтаю… Что-нибудь вроде вашего мола через океан…— Задумал что-нибудь? — поинтересовался Алексей.— Пока только хочется, да и не мне одному, — сказал Корнев и, крепко пожав руку Алексею, направился к работающим.Алексей задумчиво смотрел ему вслед: «Сколько их, таких горячих ребят! Кто знает, может быть, он или другой действительно выдвинет новую техническую идею небывалого размаха? Выдвинут, потому что выполнение таких замыслов по плечу нашему народу, нашему времени. Народ и время наше неизбежно требуют появления подобных замыслов, и они не могут не появиться…»Разговор с Корневым еще более направил мысль Алексея. Да, он обязан все время быть в творческом напряжении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57