Не стара
йтесь меня обмануть, я знаю, что вы видите, но не бойтесь, никому не скажу. Сп
ите, спите. Не верите мне. Верю. Потому что я жулик. Сказала же, верю. Тогда по
чему не хотите сказать правду. Завтра поговорим, а сейчас спите. Ну да, а бу
дет оно, завтра. Мы не должны думать о плохом. Я должен думать, иначе за меня
будет думать лихорадка. Жена доктора вернулась к себе, прошептала мужу н
а ухо: На рану смотреть страшно, наверно, это гангрена. Едва ли, слишком уж б
ыстро. Так или иначе, ему очень плохо. А нам, спросил доктор, намеренно повы
сив голос, мы мало того что слепые, так еще и связаны по рукам и ногам. С четы
рнадцатой в левом ряду койки донесся ответ: Меня, доктор, никто не свяжет.

Шло время, один за другим слепые засыпали. Кое-кто натягивал на голову оде
яло, словно хотел, чтобы тьма, настоящая, черная тьма, решительно покончил
а с белесой мутью, плавающей перед глазами. Три лампы, подвешенные высоко,
не достанешь, лили с потолка грязновато-желтый свет, не дающий теней. Соро
к человек спали или пытались заснуть, вздыхали, бормотали спросонок и, бы
ть может, видели во сне то, что хотели увидеть, и, быть может, говорили: Если
это сон, не хочу просыпаться. Часы у всех остановились: кто забыл завести,
а кто решил, что ни к чему это теперь, и только на запястье у жены доктора ещ
е двигались по циферблату стрелки. Было начало четвертого. Вор очень мед
ленно приподнялся, присел в кровати, опираясь на локти. Ногу он не чувство
вал, там оставалась одна только боль, все прочее ему уже не принадлежало. К
олено почти не сгибалось. Он свесил здоровую ногу вниз, перенес на нее тяж
есть тела, потом, взявшись обеими руками за бедро больной, попытался спус
тить и ее. В тот же миг волчья стая боли пронизала тело по всем направления
м, чтобы сразу же вслед за тем убраться в свое логово, где ей было еще чем по
дкормиться. Опираясь на руки, подтягиваясь, он пядь за пядью передвигал с
вое тело по кровати от изголовья к ногам. Когда добрался до спинки, пришло
сь передохнуть. Дышалось трудно, как в приступе астмы, бессильно падала н
а грудь голова. Через несколько минут, когда выровнялось дыхание, он нача
л медленно подниматься, становясь на одну ногу. Он знал, что от второй толк
у никакого не будет, куда ни пойдешь, ее ненужным балластом придется тащи
ть за собой. Все плыло перед глазами, и неудержимая дрожь, в медицине имену
емая потрясающим ознобом, колотила его так, что лязгали зубы. Хватаясь за
железные спинки кроватей, переползая от одной к другой, продвигался он м
еж спящими. Волоком, как неподьемную кладь, перетаскивал больную ногу. Ни
кто не проснулся, никто не спросил его: Куда собрался в такой час, а и спрос
или бы. он знал, что ответит: Отлить, лишь бы только жена доктора не окликну
ла, потому что ей врать не хотелось и обманывать ее Ц тоже, а раз так пришл
ось бы сказать, что он задумал: Гнить здесь больше не собираюсь, муж ваш, ко
нечно, сделал все, что было в его силах, но, знаете, когда я, бывало, на дело ше
л, машину угонять, я же не просил кого-то угнать ее для меня, ну, вот и здесь с
амому надо, когда они увидят, на что я похож, сообразят, что мне очень плохо,
вызовут карету да свезут в больницу, наверняка есть больницы только для
слепых, одним пациентом больше, одним меньше Ц разницы никакой, там займ
утся моей ногой, полечат ее, я слыхал, что даже приговоренным к смерти оказ
ывают медицинскую помощь, операцию делают, если аппендицит или там еще ч
то, а уж потом только казнят, чтоб, как говорится, здоровеньким на тот свет
пошел, вот и со мной так будет, потом, если надо, пусть опять сюда сажают, мне
это все равно. Он проковылял еще немного, стиснув зубы, чтобы не стонать, н
о все же не сумел сдержаться и придушенно взвыл, когда, уже у самых дверей,
потерял равновесие и ступил на больную ногу. Это вышло из-за того, что сби
лся со счета: думал, что будет еще пара кроватей, а шагнул в пустоту. Рухнул
на пол и затих, замер, пока не убедился, что никого не разбудил. Потом его ос
енило, что лежачее положение слепцу пристало больше: если ползти на четв
ереньках, легче найти дорогу. Так он выбрался в вестибюль и остановился, ч
тобы обдумать, как теперь поступить: подать ли голос с крыльца или подобр
аться к самой ограде, держась за натянутую веревку, ее еще наверняка не уб
рали. Он отчетливо сознавал, что, если попросит помощи издали, могут сейча
с же завернуть назад, но смущало, что после всех этих мучений, испытанных,
несмотря на мощную поддержку железных кроватей, единственной опорой ем
у теперь будет всего лишь тонкая, свободно провисающая веревка. Через не
сколько минут ему показалось, что решение найдено: Поползу на четвереньк
ах, подумал он, под веревкой, а время от времени буду поднимать руку, прове
рять, не сбился ли с пути, это ведь то же самое, что машины угонять, Ц на каж
дый случай найдется свой способ. Внезапно и без зова проснулась в нем сов
есть и с суровым упреком вопросила, как это у него рука поднялась на машин
у несчастного слепца. Я сейчас так влип не потому, попытался возразить он,
что машину угнал, а потому, что довез его до дому, вот тут я, конечно, маху да
л. Но дешевой софистикой совесть не проймешь, и доводы ее были ясны и прост
ы: Слепец есть лицо неприкосновенное, слепцов грабить нельзя. Да я, строго
говоря, его и не грабил, машину он в кармане не носит, и в темном переулке пу
шку я ему ко лбу не приставлял, отбрехивался обвиняемый. Кончай демагоги
ю разводить, огрызнулась совесть, ползи куда полз.
Холодный ночной воздух освежил лицо. Как хорошо здесь дышится, подумал в
ор. Показалось даже, что и нога меньше болит, но это его не удивило: так быва
ло раньше, и не раз. Он уже стоял на крыльце, скоро должны быть ступеньки. Эт
о самое трудное, Ц спускаться головой вперед. Поднял руку, проверяя вере
вку, и двинулся. Как он и предвидел, переползать со ступеньки на ступеньку
было нелегко, особенно если нога не помощь, а помеха, что и подтвердилось в
следующий миг, уже на середине лестницы, когда рука соскользнула с камен
ной ступени и все тело, увлекаемое балластом проклятой ноги, завалилось
набок. Моментально ударила кувалдами, вонзилась сверлами, вгрызлась пил
ами боль, он и сам не знал, как сумел сдержать крик. Несколько долгих минут
лежал ничком, лицом в землю. От скользнувшего по коже быстрого ветерка вн
овь затрясло. Он был в рубашке и в трусах. Вся поверхность раны соприкасал
ась с землей, и пришедшая в голову мысль: Как бы столбняка не было, на самом
деле была глупой мыслью, потому что полз он от самых дверей палаты. Ладно,
плевать, успеют вылечить, подумал он, успокаивая себя, и посунулся в сторо
ну, чтобы дотянуться до веревки. Обнаружилась она не сразу. Вор забыл, что
перед тем, как покатился со ступеней, натянута она была строго перпендик
улярно, а инстинкт заставил его остаться на месте. Теперь включился здра
вый смысл, медленно повел его назад, пока он поясницей не ощутил каменную
грань ступеньки, поднятой рукой Ц шершавое прикосновение веревки, а душ
ой Ц ликование победителя. Это же торжествующее чувство, наверно, вразу
мило его, как двигаться, чтобы рана не терлась о землю: сел, повернулся спи
ной к воротам и начал перемещаться короткими рывками, отталкиваясь от зе
мли кулаками взамен тех утюжков, которыми в старину пользовались безног
ие на тележках. Да, спиной вперед, потому что в этом случае, как и в любом дру
гом, толкать лучше, нежели тянуть. Так и ноге легче, да и дорога, к счастью, п
од уклон. Веревку он потерять не боялся: она постоянно задевала его голов
у. Спросил себя, далеко ли еще до ворот, но понял, что так вот, по-крабьи, полз
ти задом наперед, каждый раз перенося тело на полпяди или того меньше, Ц
совсем не то, что на своих двоих, да хоть бы и на одной. Позабыв на миг о свое
й слепоте, оглянулся на ворота, чтобы понять, долго ли еще корячиться, но у
видел лишь все ту же бездонную белизну. Сейчас день или ночь, спросил он се
бя и сообразил: Если бы день, меня бы давно засекли, а кроме того, завтраком
кормили только раз, и было это много часов назад. Сам удивился, откуда это
вдруг взялась в нем способность к логическому мышлению, порадовался том
у, как стремигсльно и точно он соображает и делает выводы, почувствовал, ч
то сильно переменился, просто другой человек стал, и, если бы не эта напаст
ь с ногой, поклялся бы, что еще никогда в жизни не чувствовал себя так хоро
шо. Ткнулся спиной в нижнюю, окованную железом часть ворот. Добрался, знач
ит. Часовому, от холода спрятавшемуся в караульную будку, почудился како
й-то странный шорох, природу коего он объяснить не мог, но уж, во всяком слу
чае, не допускал, что кто-то может идти от здания клиники, должно быть, вете
р коротко шевельнул листву, легко провел ветвями дерева по ограде. Но тут
в уши часовому ударил новый, другой звук, именно что это был звук удара, и в
етру бы так не врезать. Обеспокоенный солдат вышел из будки, снял автомат
с предохранителя, взглянул в сторону ворот. И ничего не увидел. Но звук пов
торился и усилился: казалось, кто-то скребет когтями по неровной поверхн
ости. По воротам, подумал солдат. Сделал было шаг к палатке, где спал сержа
нт, но остановился, подумав, что за ложную тревогу взгреют по полной, карау
льные начальники не любят, когда их будят, даже если есть на то веские осно
вания. Снова взглянул на ворота, замер в напряженном ожидании. И увидел пр
израчно-медленно возникающее между прутьями ограды белое лицо. Лицо сле
пого. Солдат помертвел от страха и от страха же, вскинув автомат к плечу, в
упор дал очередь.
На слитный грохот выстрелов почти немедленно из палаток повыскакивали
полуодетые солдаты, несшие охрану психиатрической больницы и тех, кого т
уда поместили. Что такое, чего стрелял, уже орал сержант. Слепец, слепец, бо
рмотал часовой. Где. Вон, и стволом автомата показал на ворота. Ничего не в
ижу. Он был там, я видел. Караульные тем временем застегнулись, заправилис
ь, приладили свою сбрую, стали в шеренгу, взяв оружие к ноге. Давай прожект
ор, приказал сержант. Один из солдат вскарабкался в кузов. Через нескольк
о секунд ослепительный луч полоснул по воротам, по фасаду клиники. Нет ни
кого, видел он его, во сне ты его увидел, урод, сказал сержант и только собра
лся добавить еще несколько армейских любезностей в том же роде, как вдру
г заметил: под воротами в неистовом свете прожектора расползается черна
я лужа. Вроде бы ты его убил, сказал сержант и, вспомнив строжайшие приказы
начальства, крикнул: А ну, всем пять шагов назад, это заразно. Солдаты попя
тились в страхе, но не сводили глаз с кровавой лужи, растекавшейся по зазо
рам между камнями, которыми была вымощена дорожка. Думаешь, убил, осведом
ился сержант. Скорей всего, я выпустил весь магазин прямо ему в лицо, отвеч
ал часовой, теперь уже гордясь столь явным доказательством своей меткос
ти. В этот миг кто-то из солдат крикнул: Сержант, сержант, гляньте-ка туда. Н
а крыльце в белом сиянии мощного прожектора стояло еще больше десятка сл
епых. Ни с места, гаркнул сержант, вот только дернись кто, сито сделаю. В нес
кольких окнах соседних домов уже вспыхнул свет, замелькали испуганные л
ица разбуженных выстрелами жильцов. Эй, четверо сюда, забрали труп, крикн
ул сержант. Поскольку слепые не могут видеть, а значит, считать, на зов дви
нулись шесть человек. Четверо, я сказал, истерически завопил сержант. Сле
пцы ощупали друг друга раз и другой, двое остановились. Четверо, держась з
а веревку, побрели к воротам.

Надо найти лопату, что ли, какую-нибудь или, не знаю, заступ, яму выкопать, с
казал доктор. Было утро, они уже с большим трудом перенесли убитого за дом
положили на заваленную мусором, засыпанную опавшей листвой землю. Тепер
ь надо было предать ей тело. Только жена доктора знала, в каком оно состоян
ии: лицо и череп разворочены пулями, три дырки в шее и в груди. Знала она и то
, что во всем доме нет ничего пригодного для рытья могил. Она обошла террит
орию, предоставленную им для проживания, но ничего, кроме железного прут
а, не обнаружила. Пригодится, только этого мало. А в закрытых окнах левого
крыла, где размещались обсервационные палаты, виднелись помертвевшие л
ица людей, ожидавших, когда пробьет их час, вернее, придет та неминуемая ми
нута, когда надо будет сказать другим: Я ослеп, или когда их, пытающихся ск
рыть это, выдаст неловкое движение, поворот головы вслед за мелькнувшей
тенью, странная для зрячего спотыкливость на ровном месте. О том, что инст
рументов нет, знал и доктор, и произнес он эту фразу, подыгрывая жене, кото
рая теперь могла осведомиться: А что, если попросить солдат перебросить
нам лопату. Удачная мысль, надо попробовать, и все признали, что мысль и вп
равду удачная, и одна лишь девушка в темных очках и словечка не вымолвила
по вопросу обеспечения шанцевым инструментом, она вообще только плакал
а и бормотала: Это я виновата, и отрицать ее вину было бы глупо, но, с другой
стороны, пусть по служит ей утешением то обстоятельство, что вздумай мы п
редварять каждое наше деяние размышлением о последствиях оного, вначал
е неизбежных, затем вероятных, затем возможных, затем предполагаемых, то,
право слово, не сдвинулись бы с того места, на котором застигла нас первон
ачальная мысль. Добрые и злые плоды наших поступков и слов будут распред
еляться, надо полагать, более или менее поровну, с соблюдением известног
о равновесия, на все дни, отпущенные нам в будущем, включая даже и те, что, кр
оясь в неразличимой дымке времен, освободятся от нашего присутствия, мы
же, в свою очередь, Ц от возможности похвалить себя или осудить, причем и
ные утверждают, что это вот оно самое и есть Ц бессмертие, о котором идет
столько разговоров. Может быть, и так, но этот человек мертв и должен быть
погребен. И потому доктор с женой вызвались идти парламентерами, а безут
ешная девушка в темных очках сказала, что пойдет с ними, чтобы совесть не т
ак мучила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44