Как та бедная женщина. — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь!Она стала кричать и биться: стучала голыми коленками, скреблась в крышку гроба, вопила, пока не сел голос.Она не осмеливалась думать о том, что лежало под ней. Металлическая пряжка пояса упиралась в спину, она чувствовала скелет под истлевшей одеждой, костлявые ребра касались ее плеч. Она снова и снова кричала, заглушая собственные всхлипывания и кошмарную вонь гнилой плоти.— Помогите! Помоги-ите… Господи… Ну пожа-алуй-ста…Она плакала, ногти слезли до мяса, легкие устали и горели огнем, мозг раскалывался от ужаса. Она не может умереть вот так, не хочет быть прижатой к мертвому телу, к этой вонючей плоти и тряпкам. Ее передернуло, она представила себе червей, слизней и других мерзких тварей, копошащихся в этих мертвых разложившихся мышцах и внутренностях под ней.— Выпустите меня… Умоляю… Выпустите меня отсюда!Вне себя от ужаса, она заколотила сильнее. Адреналин в крови подпрыгнул до предела.Вам! Она услышала неприятный треск. Боль пронзила ногу. Она всхлипывала, с трудом дыша остатками зловонного воздуха.Бесполезно. Ей не выбраться.— Почему? — кричала она, всхлипывая. — Почему я? Успокойся, Роберта. Вспомни о своей вере. Устремись мыслями к Отцу нашему. Он поможет тебе. Он с тобой. Он не оставит тебя. Она ощупала ребра, голые груди, добралась до ложбинки на горле, но, проведя по шее кровавыми пальцами, поняла, что ни цепочки, ни крестика нет. Тот, кто раздел ее, снял с нее и цепочку, и драгоценное обручальное кольцо.— Проклятый ублюдок, — прошипела она. Слезы отчаяния хлынули из глаз. Она закашлялась. Кровь застыла от страха, и в руке появилась странная боль. В груди что-то сжималось, давило. Верь в Господа Бога. Он с тобой. Роберта, не теряй веры своей. Боль прожгла ее, но она цеплялась за слова, которые успокаивали ее в детстве. Она начала тихо напевать:— Иисус меня хранит, мир Ему принадлежит… Что за черт ? Пение? Старуха поет? Супергерой снова надел наушник, отогнав грузовик в темную аллею за своим домом. На верхних этажах не было света, а внизу — темно, как в аду. Он заглушил двигатель за серым фургоном, покрытым мхом.— Мы слабы, а Он силен, и меня так любит Он… — продолжала Роберта Питере.Как будто ей это поможет.Супергерой слушал ее неожиданно сильный, чистый голос, голос женщины, которая больше не трясется от страха, но громко заявляет о своей вере песней, которую явно выучила еще ребенком.Как будто она готова принять смерть и встретить Творца.Супергерой от досады закусил верхнюю губу. Он узнал слова и мелодию. Сам эту песню когда-то пел. Сколько раз его заставляли петь эту дурацкую песенку после особенно жестоких побоев? И что хорошего это ему принесло?Где был Бог, когда больно было ему?Прислушивался и был готов прийти на помощь? Что-то такого Супергерой не помнил.— Давай, давай, — недовольно пробормотал он, как будто женщина могла его слышать. — Пой, пусть твои жалкие легкие задохнутся.— Да, Господь любит меня… — Тут чистый голос Роберты Питере надломился. — Да, Господь любит…И дальше ничего.Она больше не издавала звуков.Не просила пощады.Не всхлипывала безудержно.На лице у него болезненно натянулась кожа. Он опустил окно и сплюнул. Кто бы мог подумать, что старуха так послушно покорится своей судьбе, возможно, даже с нетерпением ожидая перехода в мир иной, надеясь с улыбкой проплыть сквозь Жемчужные Врата?Супергерой был полностью опустошен. Он со злостью сорвал с себя наушник. И ради этого он столько трудился? Ради этого разрабатывал план, строил козни? Чтобы она вот так охотно приняла смерть? Блин! Кроме первых всхлипов, криков и нескольких ударов в обшивку гроба, реакция Роберты Питере его не устроила.Совсем не то, что Барбара Маркс. Когда он слушал Бобби Джин, как она себя называла, то наслаждался, получал почти сексуальное удовольствие. То, что она была такой похотливой, чувственной при жизни, делало ее смерть захватывающей. Даже сейчас, когда он вспоминал ее вопли, его тело откликалось.Но сейчас… жалобный плач и детская библейская песенка не принесли никакого удовольствия. Не беспокойся на этот счет. Старуху ждала расплата. Она ждет и других. Будет еще много. Впереди и такие, которые порадуют тебя еще больше, чем Барбара Джин. Имей терпение. Он вылез из грузовика, закрыл дверцу и безошибочно направился в темноте к заднему входу в старый дом, где он жил. Вдоль поломанной кирпичной дорожки вились толстые плети плюща, по ногам хлопали листья папоротника, в нос бил резкий запах земли. Он достал ключи и вошел в темное помещение. Его личное пространство. Никто не подозревал, что он живет глубоко в недрах старого особняка, даже владельцы не знали, что у него есть ключи от этой части дома. Что было просто превосходно.Он не стал включать свет, а на ощупь пробрался вдоль старых полок и кирпичных стен.Сегодня он снова прослушает записи. Сравнит их. Засечет время… узнает, как долго умирали его жертвы. Нагнувшись, он нырнул в свою комнату, включил свет и прошел к бюро, куда положил нижнее белье Роберты Питере — обширные трусы костлявой старухи. Но не белые — цвета лаванды, и пахнут так, будто она хранила их в ящике с пакетиком лаванды. Белье шелковое, несомненно, дорогое.Он вынул магнитофон из кармана и вставил кассету в плеер. Снова он слушал ее приглушенные крики — ага, все-таки она молила о пощаде — и улыбнулся, подумав о других… как он насладится их муками. Нет, он больше не будет так разочарован. Надо еще столько всего сделать, стольким отомстить, а еще записки… Надо постараться писать их так, чтобы полиция шла по одному следу и не распылялась. Он улыбнулся, развернув альбом и взглянув на оставшихся жертв. Они будут в ужасе. Они узнают, как подвели его. Они поймут, за что обречены перед смертью пройти через ад.Он-то постарается. Глава 8 — Знаешь какого-нибудь хорошего юриста? — спросила Морисетт на следующее утро, войдя в кабинет Рида.— На кого опять собралась в суд подавать?— На Барта. Этот идиот, мой бывший адвокат, ни хрена не делал. Если Барт хочет вызвать меня в суд — пожалуйста, но тогда я берусь за дело всерьез. — Она уселась на стул, скрестила ноги и нахмурилась, сердито выбивая дробь ногой. — В конце концов, он ведь отец детей. Почему он думает, что ускользнет от уплаты? — Прежде чем Рид успел ответить, она продолжила: — И у него хватает наглости тащить меня в суд! Господи, чем я заслужила себе в мужья такого кретина? Неудачник, хренов сукин сын, вот он кто. Как ты думаешь, сколько примерно мужиков в мире? Три-четыре миллиарда, и из всех потенциальных вариантов дети у меня именно от этого! Надо провериться, что-то у меня с головой, наверное. — Она запустила руку в колючие волосы и медленно выдохнула, как будто хотела таким образом выпустить гнев. Помедлив, она добавила, уже гораздо спокойнее: — Ладно, хватит о моей так называемой личной жизни. Что нового, кроме того, что тебя отпинали от дела Гробокопателя?— Гробокопателя? Значит, ты читала «Сентинел». Это было утверждение. Весь город, да и все графство читало статью на первой полосе. Рид потянулся к ящику за антацидом и высыпал две таблетки.— Никки Жилетт в своем лучшем стиле, — нахмурилась Морисетт. — Господи, как я ненавижу прессу.Рид не стал комментировать это заявление. Его взгляды на четвертую власть были широко известны. А Никки Жилетт он не любил еще и персонально. Не будь она журналисткой, он бы счел ее красивой. Сложена как спортсменка, с крепкой попкой, небольшими грудями и стройными ногами, упрямая и целеустремленная. А еще у нее были светло-зеленые глаза и брови, которые умели цинично изгибаться.— Как она получила информацию?— Упоминался ты. Он фыркнул.— Утечка в управлении.— Шутишь, что ли? Эта контора — настоящее решето. Где Макфи?— Не знаю. Я больше этим делом не занимаюсь. Морисетт выдавила первую улыбку за утро.— Да ну на хрен. Ты официально не занимаешься этим делом, но это же тебя не остановит.— Разумеется, остановит, — произнес он бесстрастно. — Я действую строго в рамках закона.— Господи, что творится-то. — Она повернулась на стуле и ногой закрыла дверь. И когда та захлопнулась, Морисетт серьезно спросила: — Барбара Маркс была беременна. Ребенок твой?Сердце сжалось. Он отвернулся.— Я не знаю.— Но мог быть твоим.— Да. — Он стиснул зубы. Не хотелось об этом вспоминать.— Господи, Рид, о чем ты только думал? В наши дни? Без презерватива?Он не ответил, просто выглянул в окно, где утренний свет пробивался сквозь грязные стекла, а на карнизе сидели голуби.— Эх, мужики! — громко вздохнула она и снова запустила пальцы в волосы. — Лучше бы сигаретой, честное слово. И ты тоже ? — Ясно, ясно, лекций тебе читать не надо.— Это точно. Не стоит. Морисетт тряхнула головой.— Ладно, говори, что мне делать? — Внезапно она снова стала деловой. Собралась. Скулы затвердели, губы решительно сжались.Он был выше ее на две ступеньки. Ош? были странной парой. Многие детективы заключали пари, сколько еще продлится их сотрудничество. Ставки были против них, но они продолжали работать.— Тебе нужно заняться официальной частью. Запросы на подпись. Звонки в управление. Ну и так далее.— А ты что будешь делать?— Работать над другими делами, естественно.— Да что ты. — Морисетт фыркнула. — Ладно, значит, так и сделаем. Окано отберет у тебя значок, если узнает, что ты все еще этим занимаешься. Даже в качестве консультанта.— Но я этим не занимаюсь.— Ну конечно.Рид не спорил. Постучалась пожилая секретарша, вошла и положила на стол пачку корреспонденции.— Доброе утро.— Доброе утро, — ответил Рид. — Как жизнь, Агнес?— Все то же, все так же. — Ее глаза скользнули по столу. — Я смотрю, вы пообщались с прессой.— Слава — тяжкое бремя.— Да уж. — Посмеиваясь, она вышла.Рид поморщился, снял ленту с пачки и начал листать.— Хотелось бы узнать, когда можно поговорить с мальчишкой из больницы.— С Прескоттом Джонсом?— Да. Проверь, как он и пускают ли к нему посетителей. Может, сумеем поговорить с ним несколько минут.— Ты хотел сказать — может, я сумею поговорить с ним.Рид снова поморщился.— Ну да. Есть вероятность, что он видел убийцу. В конце концов, это единственная зацепка. Найди фотографию Маркса и покажи парню. И еще раз проверь алиби Джерома Маркса. — Он продолжал разбирать почту. — Да, говорила ли ты с кем-нибудь с работы Барбары Джин? Это ювелирный магазин Хекслера рядом с хлопковой биржей.— Уже собираюсь. Еще я начала составлять список ее друзей. Как насчет родственников?— Есть брат, кажется. Может, еще тетка. Брата зовут… — он перелистал конверты, — Вик, или Вэл, или…— Вин. Винсент Ласситер. Его я уже обнаружила, но он пропал без вести. Телефон отключили неделю назад. И он сколько-то отсидел. Угон машины, распространение и хранение, ничего особенного.— Черт возьми, ну у тебя и скорость, — Рид даже оторвался от почты.— Я просто делаю свою работу, — усмехнулась она. — Может, тебе стоит по дружбе позвонить детективу Мон-тойе в Новый Орлеан и проверить, что там с Ласситером. Конечно, неофициально.— Конечно.— Узнать, что у него есть на Ласситера.— Хорошая мысль. — Он снова посмотрел на почту и увидел конверт.Обычный белый конверт, надписанный от руки, адресованный ему.— Вот дерьмо.Обратный адрес — Хэритидж-роуд, это за городом. Имени нет. Он перестал сортировать почту и открьш конверт. Развернул единственный листок. Там было написано:РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ.ИХ УЖЕ НЕТ В МИРЕ.БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?Он похолодел. Перечитал проклятые слова снова и снова.— Что там? — спросила Морисетт, быстро вскакивая. Заглянув ему через плечо, она прочитала сообщение. — О господи. — Она перевела взгляд на Рида. — Опять этот сукин сын.— Ты соображаешь, что делаешь? — Норм Мецгер был в такой ярости, что усы над его козлиной бородкой подпрыгивали от гнева. Он швырнул смятый номер утренней газеты на стол Никки. Она ждала взрыва, все утро ловила сердитые взгляды и видела, как он влетел в кабинет Свинна, лишь только редактор появился на работе.— Я нашла интересный подход и воспользовалась им. — Она откинулась в кресле и уставилась на него, не сдавая противнику ни дюйма. Она устала, не спала почти всю ночь из-за послания под подушкой и не собиралась терпеть эскапады Мецгера. Только не сегодня.Ткнув большим пальцем себе в грудь, он проревел:— Я должен был писать статью!— Иди со Свинном разбирайся.— Уже. Но ты ведь это и так знаешь. — Мецгер наклонился над ее столом, придвинув лицо так близко, что она почувствовала запах кофе у него изо рта. — Ты все время пытаешься охотиться на моей территории, Никки, и это тебе так не пройдет.— Охотиться на твоей территории? Хватит, Норм. Да кто ты такой, в конце концов? Джеймс Кэгни из черно-белого фильма сороковых годов про крутых парней? — Она выдавила улыбку и заметила, что он так плотно сжал губы, что они побелели. — Я уже сказала, что нашла интересный подход и воспользовалась им. Я обсудила это с Томом, и он решил запустить материал.— Ты могла бы посоветоваться со мной.— Зачем? Ты бы стал на моем месте? Он выпрямился. Посмотрел в потолок.— Нет.— Я тоже так решила.— Итак, ты хочешь работать над этим со мной? — спросил он, будто делал ей огромное одолжение. При том, что именно у нее были и источники, и факты!— Нет, я лучше одна. Он фыркнул:— Ты не считаешь, что одна голова — хорошо, а две лучше?— Так думают только мужчины из-за особенностей своей анатомии.Он бросил на нее взгляд — видимо, в его представлении, ледяной.— Слушай, Никки, ты, конечно, крута, но будь осторожнее. У нас маленькая газетка, и у жителей этого города долгая память. Ты однажды допустила ошибку, поэтому лучше убедись, что снова не попадешь в ту же ситуацию.— Не попаду, — произнесла она увереннее, чем чувствовала на самом деле, когда он отошел от ее стола.Трина откатилась от стола.— Ух ты. Похоже, чье-то хрупкое мужское самолюбие треснуло.— И потрепалось, но не разбилось. — Она посмотрела в коридор. Мецгер надевал пальто и шерстяную шапку, с шумом покидая поле битвы. — Он в ярости, потому что я его обставила.— И он этого не забудет. Мне бы не хотелось быть врагом Мепгера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48