В комнате мужа – на западной, более темной, с деревянными балками на потолке, преобладали африканские мотивы. Салли не нравились все эти мертвые животные на стенах, так что супруги пользовались этой комнатой только тогда, когда муж не был за границей, а за границей он бывал почти каждый второй месяц в течение всей их семейной жизни. Семейная жизнь продолжалась восемнадцать месяцев, до тех пор, пока Салли не достигла первого финансового рубежа, обозначенного в тщательно проработанном брачном контракте. Восемнадцать месяцев означали восемнадцать миллионов долларов плюс дом. Для Салли это были большие деньги, а для Жан Люка Трюдо – так, мелочь на карманные расходы. Настоящей удачей для Салли было то, что она предусмотрительно получила восемнадцать миллионов не деньгами, а акциями компании мужа, которые тут же поступили в открытую продажу, и раз, два и готово! У нее вдруг оказалось сорок шесть миллионов долларов. Салли могла получать еще по четверти миллиона долларов каждый последующий месяц, а Жан Люк был не самым плохим из возможных мужей: богатый, преуспевающий, довольно красивый и очень щедрый по отношению к своей третьей, самой молодой, жене. Но Салли не была счастлива. О ней говорили, что она вообще никогда не бывает счастлива. Салли и не пыталась отрицать это. На то, чтобы не быть счастливой, она имела основания.Салли вошла в свою гардеробную, повесила халат на спинку стула и надела тонкие колготки. Потом, нагая от талии, она молча разглядывала себя в трюмо, подняв руки. Тело повернувшейся двадцатидевятилетней женщины, казалось, бросало вызов самому земному притяжению. В створке, рассчитанной на полный рост, Салли увидела то, что все еще оставалось заметным после стольких лет: розоватый шрам длиной в два с половиной дюйма несколько ниже грудной клетки. Она пощупала шрам кончиками пальцев, сначала слегка, потом нажала сильнее и, наконец, так сильно, что это причинило ей боль. Салли вообразила, что снова пытается остановить кровь. Прошло много лет, но шрам все еще не исчез. Его можно было удалить с помощью косметической хирургии, но это уничтожило бы самое важное и постоянное напоминание о том, что она все-таки выжила после нападения. К сожалению, ее первый брак не сохранился.К великому сожалению, не выжила и ее дочь.– Сегодня нужно что-нибудь погладить, мисс Салли?Услышав голос, Салли инстинктивно закрыла груди руками, но в гардеробной она была одна. Дина стояла за закрытой дверью.– Пожалуй, нет, – ответила Салли, надевая халат. Когда шаги уходившей Дины затихли, Салли открыла дверь и отправилась в ванную комнату, чтобы привести в порядок волосы и наложить косметику. Потом вернулась в гардеробную подобрать себе одежду, и это заняло больше времени, чем обычно, поскольку Салли хотелось, чтобы наряд оказался точно таким, какой был нужен. Она остановилась на костюме «Шанель» с блузкой персикового цвета и новых туфлях «Феррагамо». Весь этот ансамбль завершался ниткой жемчуга и серьгами с жемчужинами. Платиново-бриллиантовая свадебная диадема Салли (два ряда драгоценных камней общим весом в четыре карата) казалась, как всегда, излишней, но она надела и ее. Салли намеревалась запрятать ее куда-нибудь подальше после развода, но сегодня диадема понадобится для дела.Салли отступила назад и в последний раз посмотрела на себя в зеркало – внимательно и долго. Впервые за многие годы она позволила себе по-настоящему, а не притворно слегка улыбнуться.– Сегодня твой день, девочка.Взяв кошелек, она направилась вниз и вышла через переднюю дверь в крытый гараж, где стоял ее «мерседес» с опущенным верхом. Волосы у нее были причесаны на французский манер, но Салли добавила к своему наряду еще белый шарф и темные очки, чтобы походить на принцессу Грейс. Она села за руль, включила двигатель и направилась по кирпичной дорожке к железным воротам. Ворота открылись автоматически, и Салли выехала на улицу.В своем районе она ехала не так быстро, и в лицо ей светило теплое южное солнце Флориды. День был прекрасен, даже по стандартам Майами. Семьдесят градусов по Фаренгейту, небольшая влажность и голубое безоблачное небо. Еще в детстве, совсем маленькой девочкой, Салли постоянно мечтала жить на Венецианских островах. Они располагались в заливе, тесно прижатые друг к другу, наподобие огромных камней для перехода с континентальной части на более крупный из островов самого Майами-Бич. Дома на набережной были мечтой каждого лодочника. Многие из них с видом на круизные суда внизу и на разноцветную линию горизонта центральной части Майами, находящейся позади. В сущности, мечта Салли осуществилась, когда она стала хозяйкой дома площадью в девять тысяч квадратных футов посреди этого городского рая.«Будь осторожна с тем, чего желаешь».Салли остановилась, заплатила дорожную пошлину и продолжила путь по Венецианскому мосту. Несколько пожилых кубинцев ловили рыбу на майамском конце моста прямо под надписью «РЫБНАЯ ЛОВЛЯ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНА». Сейчас Салли находилась севернее деловой части Майами, в районе не самом безопасном, хотя теперь здесь происходили перемены. В недалеком прошлом она сделала бы огромный крюк только для того, чтобы объехать эти места.Салли пересекла бульвар Бискейн, быстро сделала несколько поворотов и остановилась на светофоре. Въездной пандус на межштатном шоссе был впереди. Единственный объездной путь по дюжине улиц, идущих с востока на запад, располагался над ее головой. Со всех сторон к Салли доносился шум скоростной дороги, постоянный гул бесчисленных легковых машин и грохот грузовиков. Обычно она рассчитывала скорость так, чтобы все время попадать на зеленый свет, особенно ночью, но это удавалось не всегда. В одно и то же время, как по часам, бездомные парни появлялись из своих картонных лачуг, находившихся под эстакадой. У них были грязные тряпки и пластиковые водяные пистолеты с мутной водой. Казалось, что эти парни собирались помыть ветровые стекла всех машин в мире. На этот раз их было двое. Один подошел к Салли, а другой – к «СУВ» Спортивно-универсальная машина (англ.)

, стоявшей прямо перед ней.Шины «СУВ» взвизгнули, и она рванула на красный свет, оставив Салли перед светофором в обществе мойщиков окон. Утро было уже в самом разгаре, однако в тени эстакады оно казалось совсем ранним. Межштатное шоссе номер 395 и эстакады, ведущие к нему, перекрещивались над головой Салли, словно железобетонные ребра. Мойщик окон Салли использовал иную тактику, чем тот, кто мыл «СУВ». Он подошел к машине не сбоку, как парень у «СУВ», а спереди, так что Салли не могла поехать на красный свет, не сбив своего мойщика.– Не нужно, спасибо! – крикнула она.А он продолжал приближаться, прицеливаясь в нее из своего водяного пистолета. Другой мойщик вернулся в свою хижину под эстакадой, уступив «мерседес» своему конкуренту.– Я же сказала, не надо, спасибо.Парень прошел к самой передней части автомобиля и стоял так близко к нему, что мог сорвать стоящее на капоте украшение. Внезапно темнота расступилась. Теперь их освещал рассеянный солнечный свет, облака словно слегка сдвинулись, чтобы позволить солнечным лучам пробиться сквозь паутину верхних эстакад. Самый длинный и светлый луч задержался на большом бриллиантовом кольце Салли, и оно засверкало, как фейерверк. В любой другой день она могла бы незаметно убрать руку с руля и положить ее себе на колено. Но только не сегодня.Парень пристально разглядывал Салли сквозь ветровое стекло. Потом медленно поднял руку и прицелился прямо в лицо Салли. Она ждала, что на стекло упадет струя грязной воды, но струи не было. Вскоре Салли поняла, что мойщик держит не водяной пистолет.Она похолодела, остановив взгляд на черном отверстии в конце полированного металлического ствола. Это продолжалось какую-то долю секунды, но Салли охватило такое чувство, будто она плавно покидает собственное тело и наблюдает со стороны, как развивается действие. Подсознательно Салли видела вспышку выстрела, видела, как разбилось ветровое стекло, как голова откинулась назад, а тело упало вперед и кожаное сиденье обагрилось кровью. Как загудел сигнал, когда она ударилась лицом о рулевое колесо и осталась в этом положении, Салли уже не слышала. Второй раз в этот день она увидела на своем лице непритворную улыбку.С единственным хлопком револьверного выстрела, который эхом отозвался от железобетонных сооружений, прекратился наконец кошмар ее земного существования. 3 Когда Джек Свайтек въехал на свою подъездную дорожку, солнце уже садилось. Он жил на Ки-Бискейн, острове, в основном находившемся в тени, которую отбрасывал на воду деловой центр Майами, хотя, в сущности, располагался как бы на другом конце света. По другую сторону залива, за распластавшимся огромным городом и еще дальше, где-то за Эверглейдс, пушистые розовые, оранжевые и ярко-красные полосы постепенно растворялись во тьме наступающей ночи. И лишь когда все краски неба исчезли, до сознания Джека вдруг дошло, какой сегодня день. Ровно год назад они с Синди начали бракоразводный процесс, которым завершилась их пятилетняя совместная жизнь.– С чем тебя и поздравляю, – сказал сам себе Джек. Адвокат, выступающий в суде по уголовным делам, Джек готов был взяться за любую интересную работу. Поэтому же он отказывался от ведения таких дел, которые его не интересовали. В результате получалось так, что Джек делал то, что ему нравилось, но больших денег за это не получал. Доходы никогда не были его целью. Первые четыре года после окончания юридического института он провел в Институте Свободы, в обществе идеалистов, которые защищали людей, приговоренных к высшей мере наказания. В то время отец Джека, Харри Свайтек, был губернатором Флориды и ярым сторонником смертной казни, твердой рукой насаждал закон и порядок. Деятельность Джека ему не нравилась, но так уж сложилось. Четырех лет неистовых споров с отцом оказалось слишком много, и, чтобы его не считали мягкотелым либералом, Джек полностью изменил направление, сделал себе имя и считался справедливым, но агрессивным федеральным прокурором. С должности федерального прокурора Джек ушел на приемлемых условиях, но по прошествии почти двух лет все еще пытался найти свое место в частной практике. Буквально все, начиная с запутанного дела о разводе до мертвого клиента в ванне, служило ему в эти годы своеобразным «развлечением», и он твердо решил дать своей частной фирме шанс выстоять, прежде чем снова изменить направление своей профессиональной деятельности.– Эй, Тео! – крикнул он через лужайку.Тео, казалось, не слышал его. Он деловито чистил свое суденышко для спортивной ловли рыбы длиной в двадцать четыре фута, подвешенное за шлюпбалки над водой. Джек не стыдился своего взятого в аренду простенького дома только потому, что этот дом стоял прямо у воды и имел собственный причал. Это было третье арендуемое им жилище со времени развода, результат поисков приличной берлоги для бездетного разведенного мужчины, лишенного пагубных привычек и почти не питающего интереса к любовным интрижкам. Перед этим у Джека был так называемый «Мэклдом», простое шлакобетонное сооружение с тремя спальнями, одной ванной комнатой, с маленькой прозрачной верандой и, само собой разумеется, без центрального кондиционирования воздуха. В начале 1950-х годов братья Мэкл построили множество таких стандартных пляжных домов, главным образом предназначенных для ветеранов Второй мировой войны и их молодых семей. В ту пору Ки-Бискейн, маленькое болото, не привлекало внимания, поэтому дома Мэклов были чуть ли не самыми дешевыми жилищами, а заключительная цена на них не превышала двенадцати тысяч долларов. Теперь же эти дома продавались по цене двенадцать тысяч долларов за фут прилегающей к ним береговой линии. Примерно каждый третий или четвертый день представитель проектной организации пытался проникнуть на бульдозере в гостиную Джека с планом новой застройки в руках. Его «Мэклдом» был последним из подобных домов, расположенных на самом берегу.–Эй, Тео!Никакого ответа. Работы с лодкой под громкую музыку было вполне достаточно, чтобы Тео очутился в ином мире. Поскольку сам Джек лодки не имел, он позволил Тео распоряжаться пирсом как своим. Это было бесценным даром для Тео, который по вечерам открывал собственный бар, буквально сутками ловил рыбу и спал в своей лодке. Тео относился к тем редким людям, которые, казалось, никогда не стареют. Это, однако, не означало, что каждый прожитый год не сказывался на нем. Он просто не желал стареть, отчего его присутствие в доме становилось забавным. Иногда.Когда Джек приблизился к Тео, тот поливал палубу лодки из шланга.– Поймал что-нибудь? – справился Джек.– Ни хрена, – ответил Тео, продолжая чистку.– Как говорят, рыбная ловля еще не означает...Тео повернул шланг в сторону Джека и хорошенько промочил его костюм.– ...наличие улова, – закончил фразу Джек. Он промок до костей, но не показывал вида и просто обтер лицо.– Знаешь, Свайтек, иногда из тебя так и прет...– Мудрость?– Да. Это как раз то, что я собирался сказать. Мудрость.Похоже, что нужно быть настоящим гением, чтобы говорить колкости бывшему каторжнику, который к тому же держит в руках шланг.Джек стряхивал воду со своего светлого, в полоску, костюма.Тео спустился из лодки, улыбнулся и обнял Джека по-медвежьи, с такой силой, что тот повис в воздухе. Тео, высокий, как первостатейный баскетболист, обладал мышцами бокового защитника футбольной команды.Джек удивленно отпрянул назад.– Это еще за что?– Поздравляю с годовщиной, дружище.Джек не мог понять, откуда Тео узнал о первой годовщине развода, но потом решил, что, наверное, невзначай упомянул об этом.– Едва ли в данном случае есть повод для поздравлений.– Да брось ты. Не обиделся, что я тебя слегка обрызгал?– Ты вообще-то какую именно годовщину имеешь в виду? – спросил Джек.– А ты какую?– Сегодня исполняется ровно год с тех пор, как мы разошлись с Синди.– Синди? Кому, к черту, нужна эта Синди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44