Ее изгибы и стремительные полеты вокруг шеста (за которые она, видимо, и получила свое прозвище Хиральда, что означает «флюгер») – все это вызывало в зале восторженные крики, множество жадных и восхищенных мужских глаз впитывало в себя движения этого танца, но пристальнее других смотрела на танцующую команданте Аура, потому что как бы жадно не смотрел на женщину мужчина, другая женщина смотрит на нее все равно гораздо пристальнее.
Аура заметила, что и ее друг Хуан Кайо смотрит на Хиральду, как все другие, – с поглупевшим от восторга лицом. Команданте считала ревность (наряду с завистью) главной из буржуазных страстей, приводящих в движение скользкие машины Капитала, но странная, легкая боль все же коснулась ее сердца. Впрочем, это была не ревность – нечто другое, более странное. Она и сама была очарована этой танцовщицей, но не ее ослепительной красотой, а узнаванием – она точно знала, что никогда не видела эту девушку прежде, и тем не менее Аура узнавала в ней все. Она ее знала.
Она предугадывала каждое ее движение за секунду до его совершения. Весь этот танец отражался в глубинах ее тела потоками предвосхищающих конвульсий. Внезапно Хиральда оказалась рядом с ней, она вся изогнулась и заглянула ей прямо в лицо. Аура услышала ее голос – хрипловатый и нежный, Хиральда произнесла:
– Я тебя знаю. Ты – женщина.
Что-то болотное и жаркое было в этом голосе, в этом слегка шепелявом, как бы неумелом, но страстном выговаривании слов. Нечто от тех мокрых джунглей, где недавно чуть не погиб отряд Ауры.
Аура кивнула. Она хотела что-то сказать, но не смогла – у нее не было языка.
Хиральда повернулась к Хуану Кайо, который смотрел на нее во все глаза, усмехнулась, провела рукой по его щеке. Затем она снова повернулась к Ауре и прошептала ей прямо в ухо то ли насмешливо, то ли страстно:
– Это твой мужчина. Я знаю. У него на детородном органе родинка в форме маленькой пятиконечной звезды. Поэтому вы называете эту вещь «советской ракетой». Правда? – она снова усмехнулась, отпрянула и продолжала танец.
Аура оледенела. Они действительно в шутку называли член Хуана «советской ракетой ближнего радиуса действия» или же ракетой «Земля – Воздух». Аура была уверена, что эти интимные шуточки известны только им двоим. Неужели Хуан – любовник этой женщины и предатель их тайного языка? Это казалось бредом: последние годы Аура не расставалась с Хуаном практически ни на минуту, а танцовщица была так молода. Когда они успели? И где?
И вдруг она окончательно узнала эту танцовщицу.
Знание пришло из глубины – из джунглей, от индейских селений, гнездящихся в крови Аурелианы Толедо. Юная танцовщица была ее языком – ее сбежавшим языком. Вот откуда эта победоносная влажность, эта гибкость. Хиральда подмигнула ей в танце.
Аура никогда не сомневалась в силе «яба». Теперь она видела, как «яба» разворачивает свой спектакль. Аура опрокинула рюмку с ромом, судорожно закурила сигарету. «Яба» была силой, и эта древняя сила внезапно встала на пути ее борьбы.
Раньше она побеждала во всех схватках, ей удавалось выпутываться из самых опасных ситуаций.
Но она никогда еще не сталкивалась в поединке с «яба». Она должна победить и в этом бою. Это – ее долг перед Революцией.
Кто-то тронул ее за плечо. Она оглянулась. За ней стоял Дон Гино и манил ее и Кайо за собой.
Их уложили спать в одной из комнат этого дома – комната, видимо, предназначалась для про дажной любви, судя по огромной красной кровати в форме сердца. Кайо и Аура были так измотаны, что заснули немедленно, стоило их головам соприкоснуться с подушками этого сердца. Но через час Аура проснулась – что-то пробудило ее.
Она открыла глаза и увидела над собой лицо Хиральды.
Глаза ее блестели в темноте, длинные волосы струились с плеч и достигали лица Ауры. Это щекочущее и благоуханное прикосновение и пробудило ее.
Танцовщица наклонилась, и ее влажные губы слились с губами Ауры – странность этого поцелуя трудно описать. У них был один язык на двоих, и в бреду ночи невозможно было определить, кому он принадлежит – он бродил по двум их сомкнувшимся ртам, затем Аура ощутила прикосновение этого языка к своим глазам, он пробежал по ее ключицам, плечам, скатился к соскам, твердым и темным. Голое тело Хиральды свилось с ее телом в один свиток, Аура ощущала это юное тело совершенно родным, она знала его на микроуровне, и сладкое дыхание этой девушки она, казалось, вдыхала еще до своего рождения, в округлой и поющей вечности. Рука Хиральды раздвинула ноги предводительницы партизанского отряда, и язык танцовщицы покатился вниз, как лавина. …cette beaute va pencher tonta l'heure comme une avalanche… – эта красота покатится вниз, как лавина, – вспомнилась Ауре чья-то французская фраза, неведомо где услышанная или прочитанная.
Горячая и влажная лавина докатилась до живота, проникла в пупок, и покатилась дальше, вниз, к широко раздвинутым смуглым ногам предводительницы. Язык проник в нее, юркий и нежный, танцующий и исследующий, живой и кристально-ясный, как мокрое пламя. Ауре пришлось закусить свои губы, чтобы не закричать от наслаждения – оргазм потряс ее тело и взметнул ее дух в какое-то сияющее небо, откуда (с боль шой высоты) она увидела море, бескрайнее и спокойное.
«Как давно я не видела моря…» – подумала она с легкой печалью (и как могла объявиться эта отстраненная печаль в эпицентре оргазма?), и на горизонте – там, где море смыкалось с небом, – она различила красную точку. Она настроила зрение, как настраивают бинокль, и увидела, что это крошечный далекий красный флаг, свободно и радостно развевающийся над морем…
В этот момент губы Хиральды вдруг оказались у ее уха, и Аура услышала ее шепот. С нежной насмешкой, со странной, почти проститутскою лаской, танцовщица прошептала:
– Ты ведь всегда хотела сделать это сама… Но не могла дотянуться. А вот теперь дотянулась… – раздался тихий смешок, и с этим смешком Аура провалилась в сон.
Она проснулась на рассвете – Дон Гино тряс ее за плечо.
– Вставайте, команданте. Нам пора ехать в Корте Сиеста.
Аура огляделась. Хиральды нигде не было, рядом крепко спал Хуан Кайо. Она не стала его будить – сегодня он должен вернуться в отряд, чтобы принять на себя командование. Пускай выспится.
Она быстро встала, надела на себя свою мужскую одежду и прошла в кабинет Дона Гино. Там на стеклянном столе уже белели несколько аккуратных дорожек кокаина.
– Вам надо подкрепиться, команданте, – сказал Дон Гино, приглашающим жестом указывая на кокаин. – Вам нужна сила. Путь предстоит неблизкий.
Я навел справки о яба-хохо. Та, что жила в Корте Сиеста, умерла. Но есть там ее ученица.
О ней хорошие отзывы. Подкрепитесь, и мы выезжаем немедленно. Я отвезу вас. В таких делах нельзя терять время.
Аура кивнула, взяла из рук Дона Гино пластиковую трубочку, втянула в себя кокаин. Вообщето она презирала наркотики, но сейчас ей действительно требовалась сила. Она помнила, как раньше приятно немел от кокаина кончик языка.
Теперь онемела только верхняя губа, легкая заморозка тронула передние зубы.
Они выехали вдвоем, в машине Дона Гино.
Путь до Корте Сиеста был долог. Их несколько раз останавливали военные патрули, но Дон Гино быстро договаривался с ними. У него имелись высокопоставленные покровители в армии и в правительстве.
Их пропускали. Ехали без ночевок, подбадривая себя кокаином. Наконец они добрались до места, разыскали нужную женщину. Это была индианка примерно одного с Аурой возраста, с довольно суровым и замкнутым лицом. Они остались наедине с этой индианкой, в маленькой комнате, где ничего не было, кроме гамака и нескольких плетеных стульев. Индианка, конечно, слышала о легендарной команданте Ауре. Она наполнила глиняную миску водой, стала водить пальцами по водяной поверхности, глядя на дно миски. Затем высыпала туда некоторое количество соли, окрашенной в ярко-оранжевый цвет.
Снова стала трогать воду, сидя с бесстрастным и неподвижным лицом.
– Это не наше «яба», – наконец произнесла она. – Такого «яба» нет в наших краях. Я не могу снять заклятие. Слушай: ты воюешь с людьми, их поддерживают гринго. В последнее время гринго влезают здесь в каждую щель, они растворили себя в нашем воздухе. Гринго не так просты, как кажутся.
Они хитрые, как аллигаторы. Они воюют не только деньгами и оружием. Они изучили магию, которая досталась нам от предков. Они стали знать «яба». Ты слышала про дона Карлоса Кастанеду?
Это гринго, которого когда-то послали, что бы он разведал о «яба» в Мексике. Он был первым гринго, который стал делать «яба». Он написал об этом книги для гринго. За ним последовали другие.
Добрались они и до наших краев. «Яба», которое схватило тебя, это «яба-гринго». Оно отличается от нашего, хотя основано на том знании, которое они украли у нас. Такое «яба» трудно снять.
Но нет «яба», на которое не найдется «яба-хохо», разрушителя заклятий. Тебе нужен «яба-хохо», который был бы гринго. Я знаю одну женщину, она очень стара, она – гринго, она «яба-хохо». Она на нашей стороне, она поможет тебе. Она снимет с тебя «яба-гринго», если ты доберешься до нее. Эта женщина живет в Лагоне, ее зовут донья Долорес.
Поезжай туда, и поспеши – она очень стара.
Спроси о ней у нищих, которые сидят у входа в собор Санта Мария Иммаколата в Лагоне. Они отведут тебя к ее дому.
Аура вышла от колдуньи и протянула Дону Гино записку. Прочитав слово «Лагон», тот нахмурился.
– Лагон глубоко в джунглях и, говорят, в тех местах хозяйничают «контрас» – правые герильеро, – сказал он. – Ехать туда опасно. Но делать нечего – едем.
И снова они тряслись в джипе Дона Гино по лесным дорогам. На подъезде к Лагону люди с автоматами остановили их. Это были уже не правительственные войска. Дон Гино пытался договориться с ними, но они связали им руки за спиной, завязали глаза, затолкали в грузовик и повезли кудато.
Когда с глаз Ауры сняли повязку, она обнаружила себя на веранде деревянного дома, перед ней в кресле-качалке сидел человек в форме полковника, с черной маской на лице. Он курил сигарету.
– Ты женщина? – спросил он.
Аура кивнула.
– Что ты делаешь здесь в мужской одежде?
Кто ты? – спросил полковник.
Аура открыла рот и жестами показала, что у нее нет языке. Потом опять же жестами попросила дать ей бумагу и карандаш.
– Я стала жертвой «яба», – написала она. – У меня исчез язык. Я из столицы, меня зовут Роза Гелен, я пела в ночном клубе. Еду в Лагон, чтобы найти «яба-хохо» по имени донья Долорес.
– Я знаю донью Долорес, – сказал полковник.
– Она сильная «яба-хохо», но зачем тебе язык? Ты – красивая женщина, стань моей третьей женой. Родишь мне пару детей. Язык тебе не нужен, я люблю молчаливых. Тебе повезло: здесь мало красивых женщин. Я делаю тебе хорошее предложение.
– Я замужем, – написала Аура.
– За этим толстяком, с которым мы тебя задержали?
Его больше нет.
– Нет, не за ним, – написала Аура.
– Все это неважно. Ты будешь сидеть взаперти и обдумывать мое предложение. Времени у тебя сколько угодно. Пойдем.
Двое солдат вывели ее во двор, полковник шел следом. Посреди двора лежал мертвый Дон Гино.
Полковник перевернул толстый труп носком сапога.
– Этому человеку не нужно было дальше жить, – сказал он. – Он нюхал слишком много кокаина, это очень вредно для мозга. Он стал совсем глупым, сам хотел умереть. Мы ему помогли.
Ауру заперли в чем-то вроде сарая. Потекли темные дни плена. Через несколько дней полковник зашел к ней, держа в руках газету. Это была коммунистическая газета, нелегально издаваемая в соседней стране. Полковник был без маски. Он оказался светловолосым, довольно молодым.
– Здравствуй, команданте Аура, – сказал он, бросая ей газету, – твой самец забыл тебя. Твое место заняла молодая красотка.
На первой странице газеты была большая – почти во всю полосу – цветная фотография: Хуан Кайо и Хиральда в камуфляже, с поднятыми вверх автоматами. Заголовок гласил: «Новые победы в джунглях. После смерти команданте Ауры ее отряд возглавила бесстрашная красавица – Хиральда Веньо. Она вдохнула в отряд новую жизнь, напоминающую о подвигах 70-х годов XX века».
Внизу была маленькая черно-белая фотография Ауры в берете с подписью: "Она умерла за Революцию" ».
Полковник засмеялся:
– Тебе нравится эта газета? Возьми ее себе, раз уж ты умерла за Революцию. А ей идет униформа.
Я мог бы расстрелять тебя немедленно или отдать моим солдатам. Они соскучились по любовным забавам, жизнь здесь суровая. Но я этого пока не сделаю: мое предложение в силе. Не вздумай только пытаться обмануть меня: тогда умрешь мучительной смертью. Думай, команданте.
Он ушел. Ее кормили скудно, но давали много наркотиков. И она полюбила их. Время от времени полковник приносил ей газеты, в которых рассказывалось про подвиги «отряда Хиральды».
Слышала она про них и по радио. Хиральда стала фетишем всей страны. Она стала флагом Революции.
Ауру забыли. Но ей стало безразлично. Она все лежала в гамаке, жуя chimo. Она понимала, что деградирует. Но ее это не волновало: она существовала ради борьбы, ради отряда, а борьба, оказывается, неплохо шла и без нее – отряд одерживал одну победу за другой. Значит, она могла забыться, уйти в свои сны. А сны ее сделались невероятными, затягивающе длинными, колдовскими.
Она слышала голос джунглей, это вековечное чав канье, пересыпанное криками птиц. В ней просыпалось индейское безвременье – ей снились аллигаторы и гигантские муравьи, и во сне она отрывала им головы и съедала их, как делали ее предки, и просыпалась с этим сытным мучнисто-масляным привкусом на губах…
Через три недели, наполненные тьмой, вонью, наркотиками и снами, она согласилась стать третьей женой полковника Суареса, одного из мелких командиров «контрас», окопавшихся в этих глухих местах, в окрестностях Богом забытого Лагона.
А еще через месяц она была беременна. Она жила теперь в просторной комнате почти без стен, где висели три гамака – ее и двух других жен полковника.
Эти две женщины (обе индианки), хотя и обладали языками, все время молчали, но относились к ней хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26