Прежде чем стать Танкистом, он долго учился в секретной военной школе, участвовал в многочисленных испытаниях тактических и стратегических микро-конструкций и отличался высокой степенью сообразительности и отличной подготовкой. Однако в интересах секретности ему нередко приходилось притворяться глупым искусственным человечком, гномическим зомби из колбы. Но сам-то он никогда не забывал, что его зачала живая спящая женщина ростом с кузнечика, и родила она его тоже во сне, в щели древесного ствола в таинственном и жарком лесу, в тысячу раз более насыщенном, сочном и влажном, чем этот сосновый бор. Отцов же своих дети сна не должны были знать, не знали их и матери этих аристократов – женщины, что не проснулись до самого конца совокупления.
Танкист спрыгнул на горячую землю, раздвинул стебли убитой зноем травы, мельком взглянул на группу генералов и быстро зашагал вперед по тонкой тропинке. Тропинка светлой нитью стекала по выгоревшему склону косогора, петляла между камней (которые казались Танкисту ослепительно белыми скалами, иногда заслоняющими небосклон), огибала бугры и расщелины, временами исчезала в буераках, но генералы (с помощью очков-биноклей) видели, что струится эта тропинка к застывшему далеко от них, в чаще леса, Еноту – тропинка обрывалась у самого его брюшка. Именно к Еноту и шагал Танкист. И чем дальше удалялся он, тем старательнее приближали его образ «умные» очки генералов.
И вот эти очки уже показывали крупным планом, как Танкист приблизился к застывшему Еноту, ловко уцепился за мех, полез вверх по темной полосе, достиг правой ноздри обездвиженного Енота и быстро и легко всосался в нее. Когда Танкист скрылся в правой ноздре Енота, Румянцев, не удержавшись, разразился коротким легким торжествующим смехом. Он на миг обернулся к генералам, сдвинув очки на загорелый лоб, по которому струились прозрачные струйки пота, – его глаза светились счастьем, а у самих глаз собрались лучики-морщинки, разбегающиеся светом по почти молодому лицу… но тут же он снова надвинул очки и продолжил увлеченно наблюдать за происходящим.
Енот изнутри был роскошен. Танкист скользнул внутрь и огляделся. Все в Еноте было ему зна комо, как его собственное маленькое тело. Если бы в Еноте царила непроницаемая тьма, Танкист уверено действовал бы здесь вслепую: он превосходно помнил расположение каждого рычажка, каждой кнопки… Но в Еноте не было темно: сдержанно и разноцветно мерцали экраны приборов и панели управления, создавая таинственный праздничный эффект. Нет, здесь было не так, как в тесных и душных танках прошлого, в этих жестянках, готовых каждую минуту стать саркофагами или «медным быком» для танкиста. Нет, в Еноте было просторно маленькому человечку, ему делалось здесь хорошо на душе. Создатели танка тонко учли как особенности сознания микро-народца из джунглей, так и странное полусознание лабораторных человечков. Здесь было, как в небольшом храме, торжественно и тихо (звуки поступали сюда через специальные наушники, имеющие форму цветов), и только жужжание редкой пчелы, некстати проснувшейся, иногда нарушало церковную тишину. Стены храма дышали, излучали глубокое, ровное тепло и уют – ведь Енот был во многом живой, хотя и искусственный, то есть создал его не Бог, а Румянцев. Хорошо спалось пчелам в маленьких ульях – эти крошечные золотые пчелы были влюблены в сон, и пробуждались они лишь по боевому сигналу, пробуждались для короткого полета с последующим приземлением на Полосу.
Ульи были оформлены как маленькие капища, их крыши обросли божками, полудрагоценными и резными, лихие очи божков светились искусственными опалами и топазами, они растопырили свои детские, но когтистые ручонки, на их ладошках из красного и черного дерева линии жизни богов свивались в тонко высеченные спирали и свастики…
Боюсь, обвинят меня в излишней детализации, скажут, что упиваюсь деталями Енота изнутри, но если бы знали, с помощью каких сложных, не вполне проверенных аппаратов добывается каждая из этих деталей (эти аппараты по своей сложности могут соперничать с аппаратами Енота), если бы знали, с каким трудом составляется данное описание, то разрыдались бы от благодарности за эти детали, имеющие оборонное значение.
И все же невозможно описать Енота изнутри, поскольку не поддается описанию воздух, наполняющий его, теплый и ароматный, несущий в себе едко-сладкое благоухание меда… Да, мы знаем, что лабораторные человечки почему-то обожали пчел – возможно, они узнавали себя в их упорядоченном существовании, в их дисциплине, в структурах сот… Мы также знаем, что народ микролюдей из джунглей считал мед божественным проявлением – и это роднило два народа: народ джунглей и народ из колб.
А Енот уже резво бежал по невидимой тропке, подчиняясь командам. За ним следили очки-бинокли генералов, и в нужный момент танкист прикоснулся к заветной клавише на затылке одного из божков, и началось выделение Меда…
Мед поступал из специальных емкостей, отделанных агатами, по системе трубочек-капилляров он просачивался изнутри на поверхность Енота, пропитывая собою исключительно лишь Темную Полосу, дорожку черного искристого меха, которая тянулась от носа Енота до основания его хвоста.
Мед скапливался на кончиках темных ворсинок Полосы, покачивался (словно роса на полевых травах) крупными и мелкими янтарными каплями.
Очки-бинокли демонстрировали генералам эти сияющие капли меда подробно, как в природоведческом фильме, несмотря на то, что Енот бежал быстро и взгляду нужно было поспевать за его юркими лапками.
В нужный момент Танкист прикоснулся сморщенным пальцем к другой клавише (к зрачку одного истуканчика), и тонкая песня Пробуждения Пчел пронеслась в сладком воздухе танка. Пчелы стали просыпаться, возиться в ульях и одна задругой вылетать из Енота сквозь его чуткие ноздри.
Енот бежал, а золотые пчелы кружились над ним и приземлялись на Темную Полосу, привлеченные запахом меда. Постепенно Полоса вся покрывалась кишащими, толкающимися пчелами, становилась золотой, переливающейся, но еще оставались на ней темные участки меха, не занятые пчелами, но этих свободных участков становилось все меньше.
И чем меньше становилось этих незанятых мест на Полосе, тем напряженнее следили за Енотом генералы.
Енот бежал все быстрее, приближаясь к группе белых построек, обнесенных высоким забором – эти постройки белели в сердце соснового бора.
Это был муляж, своего рода потемкинская деревушка, построенная здесь специально для испытаний – на вид нечто среднее между военной базой и оборонным заводом.
И вот, когда последняя пчела заняла свое место на Полосе, и вся Полоса стала золотой и кишащей, наполненной увязшими в меду пчелами, – в этот момент Енот привстал, напружинился, сверкнули красным сигналом его тревожные глазки, и длинный и узкий поток пламени вырвался из его правой ноздри и ударил по группе построек.
Мощный взрыв раздался над лесом, отпрянули в ужасе светлые сосны, и огромный столп пламени взметнулся над сосновым бором.
Роскошно дрожал он и вздымался, рыжий и бледный в ярких лучах солнца, словно бы ландшафт вдруг высунул гигантский язык, дразня синее небо. Красота дневного пожара с запахом за кипающих смол – стоит ли говорить о том, как ослепительна эта красота? Испытание танка прошло успешно, точно по плану. Все получилось. Румянцев сбросил очки-бинокль на землю, пьяный от счастья, пошел к генералам в распахнувшемся белом пиджаке. Он крикнул сквозь хохот успеха, не в силах более сдерживать ликование:
– ЕНОТ, ЛИПКИЙ ТАНК!
Генералам передался его восторг, они сорвали очки, более не нужные, глаза их лучились.
– ЕНОТ, ЛИПКИЙ ТАНК! – подхватил возглас японский генерал, и его улыбающееся лицо стало похоже на рассыпавшуюся кучку румяных яблок.
– ЕНОТ, ЛИПКИЙ ТАНК! – эхом отозвался американский генерал, старый и смуглый.
– ЕНОТ, ЛИПКИЙ ТАНК! – повторил за ним китайский генерал, трясясь от довольного смеха.
– ЕНОТ, ЛИПКИЙ ТАНК! – прошептал молодой английский генерал, чьи рыжие волосы светились на солнце как отблеск лесного пожара.
ВОЙНАДНЯИНОЧИ
Одна из войн будущего будет называться «Войной Дня и Ночи». В этой войне на одной стороне будут сражаться страны, на чьих флагах изображено солнце и знаки солнца – эти страны войдут в так называемый Альянс Дня. Сразу следует сказать, что бой, в который предстоит вступить этим странам, будет неравным. Им придется вести войну со значительно превосходящими силами Ночного Лагеря, то есть с теми государствами, чьи флаги отмечены символами ночи – изображениями звезд и луны. Все прочие страны смогут сохранить нейтралитет.
Итак, на стороне Дня выступят Япония (несомненный лидер этого лагеря), а также Македония, Филиппины, Тайвань, Киргизия, Индия, Казахстан, Бангладеш, Южная Корея и еще несколько стран. На стороне Ночи будут сражаться США (звезды на фоне ночного неба), Европейский Союз (снова звезды на фоне ночного неба), многие страны ислама (полумесяц и звезды), Китай (опять звезды) и многие другие страны, пометившие себя знаками звезд и луны. Россия с ее нейтральным полосатым флагом не будет вовлечена в войну.
Суть этого конфликта состоит в следующем.
К тому времени увеличение объема Солнца и усиление его излучений станет не на шутку угрожать климату Земли, да и вообще продолжению жизни на планете. Страны Ночи совместными усилиями разработают проект под названием «Прозрачная Скорлупа». Согласно этому проекту, Земля должна быть заключена внутрь сферы из специального прозрачного материала (один из материалов дале кого будущего), эта Сфера будет значительно уменьшать интенсивность солнечных лучей.
В случае осуществления этого Проекта на Земле наступит Вечная Ночь – небо станет постоянно темным и усеянным звездами, а солнце утратит сияние и превратится в аккуратный светлый диск, подобный большой Луне. Люди никогда больше не увидят светлого неба и солнечных лучей.
Против осуществления этого грандиозного проекта неожиданно выступят страны Дня – на встрече лидеров этих государств в Осаке они призовут народы Земли предпочесть благородную гибель в яростных лучах Солнца подлому прозябанию в объятиях Ночи. Лидеры стран Дня поклянутся, что их страны будут сражаться до конца за отстаивание своего возвышенного идеала, за Священное Самопожертвование всего живого, за «Великий Дар Божественному Солнцу» – этим даром должна будет стать жизнь живых существ на планете Земля.
Вспыхнет война. Девизом Дневного Альянса станут слова «Утро Огня» – храбрость этих слов дышит пылким отчаянием. Союз Ночи пойдет в бой под более холодным и мудрым девизом, которым станут слова античного философа Канта «Только звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас!»
Несмотря на жестокость войны, она продлится недолго: превосходящие силы Ночи одержат трудную, но полную победу. Режимы Солнца падут, после чего по народам проигравших стран прокатится волна массовых самоубийств.
Проект «Прозрачная Скорлупа» удастся осуществить, и жизнь на Земле продлится, погрузившись в долгую, прохладную ночь.
Великий Запад выполнит свою миссию: уведет всех в синеву Ночи.
2005
ПЛАЧ О РОДИНЕ
Ребенок засыпал с трудом. Он натянул одеяло до самого носа, и блестели над краем одеяла его бессонные глаза. Он ждал дедушку.
Каждый вечер дедушка приходил к нему из своего тихого кабинета, садился в кресло возле кровати и что-то неторопливо рассказывал внуку негромким, как бы раздвоенным голосом. Иногда сказку, иногда древние истории о парусниках, превратившихся в лед, об украденных сокровищах, о героях, царях и странниках. Внук обожал эти рассказы. И только после очередного рассказа посещал его сон – и в снах его опять оживали парусники, сокровища, герои.
И вот за полуприкрытой дверью спальни послышались шаги деда, тихий шорох ветхих ног, обутых в пуховые сапоги. Дверь открылась, тень старика упала в темную комнату вместе с оранжевым прямоугольником света. Затем зажглась старинная лампа над креслом – дед сел и устремил на внука взгляд светлых глаз, воспаленных долгой работой. Свет лампы мягко обнимал его лицо, бархатные рембрантовские тени лежали в глубоких морщинах. Серебрились его седые встрепанные волосы, и таким же металлическим отблеском светилась рубашка деда из серебристой ткани.
Абажур лампы, сложенный из разноцветных стеклышек, бросал пестрые пятна в это серебро, и в ответ абажуру вспыхивали витражные пуговицы на рубашке деда.
– О чем вам рассказать сегодня, любопытные глазенки? – спросил дед с усталой улыбкой.
– Деда… Расскажи мне о том, что такое Россия, – тихо произнес внук из-под одеяла.
Дед внимательно посмотрел на внука. Возникла пауза.
– Где ты услышал это слово? – наконец спросил дед.
– Не помню, дедуля. Я слышал его несколько раз, и все хотел спросить тебя об этом. Но забывал.
Дед снова склонил голову, подбородок его коснулся груди. Некоторое время он молчал. Наконец он сказал:
– Россия. Так называлась страна, где я родился.
Моя Родина. Язык, на котором мы говорим сейчас, когда-то назывался русским языком. Теперь это название позабыто.
– Где она, эта страна?
– Ее больше нет. Как нет и других стран, которые существовали тогда.
– Куда же она исчезла, страна Россия? И куда исчезли другие страны?
Дед вздохнул.
– Это долгая история, внучек. Боюсь я не смогу рассказать тебе эту историю. Я сам ничего не знаю, не понимаю. В этой истории слишком много загадок, и, кажется, об этих загадках забудут прежде, чем они будут разгаданы.
Дед прикоснулся ладонью ко лбу, иссеченному морщинами.
– Тогда расскажи мне какая она была, эта страна, – сказал внук, – ты ведь помнишь ее?
Дед прикрыл глаза и некоторое время сидел молча. Когда глаза его вновь открылись, то смотрели они уже не на внука, а в какое-то далекое великолепное пространство, в них зажегся свежий блеск – вспыхнул отсвет давно угасшей молодости.
– Это была огромная страна, самая огромная на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26