https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/chernye/
Он был так стар, что всегда мерз, и поэтому единственный не скрывался от жары в этом городе: напротив, холод так изъел его, что он постоянно был облечен в смешанные меха; грели его и лоснящиеся бобры, и рыжие куницы, и волки, и горностаи. Лицо его казалось ветхой изнанкой этого нагромождения шкурок.
Давно этот старец обходился без слов, считая это пустой суетой: он все курил, и только дым исходил из его сморщенных уст. Но тут он встал со своего резного кресла, сделал несколько шагов к фонтану, отягощенный пушной рухлядью, и произнес: ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ.
Голову достали, и, к изумлению горожан, она оказалась из чистого золота: золотая голова рыцаря в остром золотом шлеме, с золотой бородой, с суровым и вытаращенным лицом. Так произошло чудо. Тело рыцаря осталось плотским и тленным, поэтому его спешно предали земле, а голову поместили в сокровищницу ратуши – с тех пор золотая голова на фоне синего потока стала знаком Тугреве, а под изображением на гербе пишут слова старца, который все не мог согреться: ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ.
2004
ЖЕЛТЫЙ КОНВЕРТ
У одной семьи был дед-фронтовик, который с ними никогда не общался. Жил один, замкнуто.
Семья же была шумная, многодетная, жили сумбурно, с весельем и ссорами – в общем, очень почеловечески, только денег все не хватало. Про деда же знали, что он далеко не беден, хотя тот и обитал в скромной однокомнатной квартире и никакой роскоши себе не позволял.
Иногда в семье вспоминали про деда, хотя толком его никто не знал, но все же родственные связи…
Иногда им хотелось как-то помочь старику, скрасить его одиночество, думали, что, наверное, ему было бы любопытно посидеть среди маленьких правнуков и правнучек… А иной раз, напротив, задумывались о том, что не худо бы и деду помочь им деньгами, раз у него их много, а здесь детворы навалом и множество надобностей…
Не раз приглашали его в гости, на дни рождения детей и прочее, но дед не приходил, ссылаясь на то, что он – старый нелюдим и никому не может быть интересен. Возможно, когда-то его обидели чем-то – о том не могли вспомнить.
Наконец решили пригласить его на 9 Мая: вспомнили, что он кавалер многих орденов и свято чтит память о войне. Не очень-то надеялись, что он придет, но праздновать решили по-любому, пригласили еще гостей, накрыли настоящий праздничный стол в большой комнате: для такого случая достали из шкафа крахмальную скатерть, которая вся сияла и хрустела, расставили хрус тальные бокалы, фужеры… Цветы и салаты – все празднично пестрело на столе. Готовили все вместе, с детской помощью, дети расставляли бокалы, раскладывали вилки и ножи, толкались, смеялись, роняли приборы под стол, возбужденные атмосферой торжества. Кидались мячиком и уронили его в салат, переживали, что сладкий пирог пригорел… Спорили, какие класть салфетки – белые, матерчатые, или красные, бумажные, с утятами во фраках. Решили в пользу белых, солидных – все же День Победы. Пришли друзья, и тоже с детьми, с мелкими подарками. Уже в прихожей началась радостная суета, женщины рассматривали красивые платья друг на друге, девочки хвастались бусами, мальчики стреляли друг в друга из пластмассовых пистолетов. Стали рассаживаться за стол, разбили бокал – к счастью, конечно. В этой суматохе про деда как-то забыли. Но тут раздался звонок в прихожей, и он вошел, держа в руках маленький квадратный торт. Дети притихли, с любопытством разглядывая старика, про которого знали, что это «прадедушка», но видели его впервые.
Он был невысокого роста, худой, в коричневом костюме, с орденами и медалями на лацканах пиджака.
Его усадили на почетное место во главе стола, налили ему коньяку. Старик был немногословен, держался как-то загадочно, неподвижно.
Ел и пил мало, молчал. Поначалу от этого за столом возникали неловкие паузы, повисало напряженное молчание, но постепенно разговор вернулся в изначальное состояние, дети перестали робеть и снова стали носиться по комнатам с пистолетами и мячами, с калейдоскопами и прочей веселой дребеденью, женщины болтали, мужчины курили и шутили… Выпили, конечно, за День Победы и лично за деда, за его подвиги времен войны.
Майский благоуханный вечер лился в открытую дверь балкона, золотой закат пылал, отража ясь во всех стеклах, дробясь в хрустале ваз и бокалов.
Постепенно темнело, и комната наливалась свежими сумерками, но никому не хотелось зажигать свет – так хорошо было сидеть в синеве догорающего весеннего дня, пить вино, беседовать…
Огоньки сигарет то и дело вспыхивали в сумерках.
Про деда немного подзабыли – он неподвижным, темным силуэтом сидел во главе стола.
Не успел день догореть, как роскошный салют озарил небо разноцветными огнями. Дети и взрослые высыпали на балкон, дети кричали «Ура!», приветствуя каждый букет огней, взмывающий в темно-синее небо, и им отвечали из дворов и окон сотни других голосов, тоже кричащих «Ура!».
Крик «ура» поднимался из темных дворов, где уже зацветали деревья, и было так сладко и таинственно сливаться в крике с множеством невидимых людей. Салют отражался в окнах ближайших домов, букетиками огней повисал в детских зрачках, расширенных от восторга.
Когда последний залп отзвучал, и в небе остались только прозрачные дымные очертания угасших видений, все вернулись в комнату и увидели, что деда за столом нет. Пока все смотрели салют, он тихо ушел. Возле его тарелки на скатерти лежал желтый конверт. Его взяли в руки, он был чуть влажный, и на желтой бумаге конверта проступали какие-то красновато-бурые пятна. Конверт открыли – в нем находился очень тонко отрезанный (точно по размеру конверта), плоский, как страница, кусочек сырого мяса.
2004
ПОДВИГ МОДЕЛИ
В 2039 году американские войска заняли Москву. Мы не станем в этом коротком рассказе описывать все, что этому событию предшествовало и сопутствовало. Началось все с усиления охраны американского посольства, которое подверглось до этого жестоким и разрушительным нападениям.
Охрану посольства усилили батальоном морской пехоты США, а вскоре американцы и их союзники полностью контролировали столицу.
Российское государство сохранило лишь формальную независимость.
Москва сдалась без боя, даже в атмосфере праздника, словно все – правительство, духовенство, банкиры, нищие, рабочие, торговцы – только этого и ждали. И праздник продолжался: огромные национальные символы России реяли над Кремлем, созданные лазерными проекциями – гигантская матрешка висела над кремлевскими соборами, необозримый снеговик высился над храмом Христа Спасителя, над Лубянкой возникали и таяли образы русского лубка. Колоссальный сводный концерт мировых звезд гремел и сверкал, песня «I love you, Russia!» звучала повсеместно, светские приемы следовали один за другим…
Какие-то жалкие и отчаянные попытки сопротивления были подавлены быстро и тихо. В столицу лишь смутно доходили слухи о восставшем Питере, о разбомбленных городах Южной России.
Но в Москве говорили: «Мы им не нужны. Они всего лишь хотят контролировать месторождения из нефти и газа, а нам – взамен – они готовы дать свободу и веселье».
Отчасти те, кто так полагал, не ошибались. Но лишь отчасти.
Роскошно праздновалось в Москве 4 июля 2039 года – дата эта к тому времени объявлена была Днем Освобождения Земли. В числе прочих мероприятий праздника устроили специальный показ мод для особо отличившихся американских офицеров и командного состава. Должен был присутствовать на показе и командующий американским контингентом в России Джон Коуэлл.
В огромном зале по синему подсвеченному подиуму двигались back and forward прекрасные девушки.
Самые красивые, самые юные и успешные модели Москвы были выбраны для этого шоу «Military Kiss» («Военный поцелуй»). Одежда, естественно, откликалась на темы войны и военных, но все изящно переосмысленное, словно война превращалась в цветы, распускающиеся на девичьих телах. На подиуме доминировали защитные цвета, камуфляж, а также ярко-серебристые детали шлемов и мини-скафандров. Зал же был весь в белом – в том году ввели белоснежную летнюю форму для всех офицеров и генералов США.
Angels of Freedom – Ангелы Свободы – так в прессе называли эти фигуры слепящей белизны, с золотыми буквами V (valor) на груди.
Чем дольше шел показ, тем меньше одежды оставалось на девичьих телах, ведь стояло жаркое московское лето, и камуфляжные куртки быстро сокращались до топов, военные штаны, усеянные громоздкими карманами, сворачивались в узкие шорты, в юбочки, в темные трусики с военными эмблемами. Под конец девушки вышли совершенно обнаженными, в одних тяжелых военных ботинках, в шлемах с рациями, с приборами ночного видения, с имитациями базук и огнеметов в руках… Изящество стройных тел контрастировало с роскошной громоздкостью оружия. Это вызвало горячие аплодисменты зала. Многие уже присматривали себе любовниц и негромко переговаривались, сравнивая красоту своих избранниц.
До начала показа девушки (никому не было более шестнадцати) собрались в комнате для переодеваний.
Среди вороха одежд они, голые, встали в кружок, затеплив в центре свечу. Аня Панина, пятнадцатилетняя красавица с пронзительными синими глазами, открыла томик стихов Ахматовой и тихо произнесла:
– Питер сражается. Каждая улица, каждый дом… Старики и дети встали на защиту нашей страны. Взрослые обоссались или их купили. Наши девочки и мальчики гибнут… Вот что я прочту вам:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что свершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет!
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не страшно остаться без крова,
Но мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!
Свободным и чистым тебя пронесем
И внукам дадим, и от плена спасем.
Навеки.
Воцарилось недолгое молчание, только метался и потрескивал огонек свечи в центре круга из девушек. Затем – как по команде – вспыхнул свет, и все засуетились, готовясь к показу. Все девушки знали, что должно произойти.
В конце подиума обнаженная Аня Панина вскинула тонкую руку и в руке блеснул якобы бутафорский пистолет. Музыка смолкла.
– ПОШЕЛ НА ХУЙ, ГРИН ГО! – прозвенел на весь зал ясный девичий голос. С этими словами Аня выстрелила в грудь генерала Коуэлла. Смуглое мужественное лицо запрокинулось всеми своими морщинами и аккуратными сединами, кровь хлынула на белый мундир с орденами за Ливию и Корею.
Выстрел Ани Паниной стал сигналом к восстанию всей России. Народ проснулся.
Что стало с девушками – неизвестно. Все они исчезли в тот же день раз и навсегда.
После Освобождения это место назвали Площадью Моделей.
В центре площади установлен бронзовый подиум, на самом конце которого – стройная фигура обнаженной девушки в шлеме и военных ботинках.
Она целится из маленького пистолета кудато в блаженную пустоту.
По тротуарам вокруг днем струится поток прохожих, ночью бродят влюбленные парочки, а Аня Панина все целится из своего пистолета, и у каждого в сердце нет-нет да и вспыхнет ее звонкий детский голос: ПОШЕЛ НА ХУЙ, ГРИНГО!
Москва, 2004
ЖИВОЙ ГРОБ
…И гробы извергнут своих мертвецов.
Апокалипсис Жил-был живой гроб. Если вы думаете, что имеется в виду некий человек, которого метафорически можно описать как «живой гроб» (нечто вроде евангельских фарисеев), то имейте в виду: речь совсем не об этом. Также речь не о китах или других животных, поедающих трупы. Живой гроб не был человеком, китом или гиеной – он был гробом. Впрочем, природа этого существа нам совершенно неизвестна: откуда он взялся, из какого мира или с какой планеты принесло его – неведомо.
А может быть, и наш земной мир порождает изредка таких существ – то ли случайно, то ли в качестве шалости – кто знает? Но, возможно, это был хитрый инопланетянин-трансформист, проникший к нам на Землю и увлекшийся идеей стать гробом – вероятно, это напоминало ему как-то жизнь на родной планете или занятия его в родных краях. Об этом мы тоже ничего не знаем. Знаем только, что он обожал быть гробом.
Ну, естественно, хитрый гроб скрывал, что он живой – иначе кто бы стал хоронить в нем своих мертвецов? Казался он совершенно обычным гробом, как-то умел затесаться среди других гробов, настоящих, мертвых (точнее – неодушевленных), лежал среди них неподвижно и твердо, но в нужный момент умел так вывернуться, чтобы первым попасться под руку работникам ритуальных дел (так именуют их в нашем обществе, как будто нет в нем других ритуалов, кроме похоронных), и первым оказывался в грузовике и «ехал на дело». Ма шину потряхивало на ухабах, вздрагивал и гроб – на самом деле он внутренне весь дрожал в предвкушении главной своей радости. И вот наступал предвкушаемый момент: его открывали и бережно укладывали в него холодное тело. В этот момент душа гроба трепетала, как трепетать может разве что девичье сердце в тот миг, когда рука мужчины впервые обнажает ее тело, раздвигает ее ноги, и она понимает, что вот-вот в ее сокровенные телесные владенья вступит тот гость, для коего эти владенья и устроены так, как устроены они.
Гроб являлся бесполым существом, но разновидность его упоений, кажется, ближе к женским ощущениям от физической любви: его открывали, он принимал в себя… Мы с удовольствием называли бы его в женском роде, но нам не позволяют правила русского языка, в котором слово «гроб» относится к роду мужскому. Это и к лучшему: в дальнейшем мы увидим, что мужские радости отдачи и выплеска были ему целиком и полностью присущи, так что можно считать этот гроб гермафродитом.
Гроб любил не всех мертвецов, он предпочитал молодых девушек и военных. Вообще, к мужчинам относился прохладно, недолюбливал стариков и старух, но делал исключение для тех, что воевали, особенно если хоронили их в полной форме, при орденах и регалиях. Трудно сказать, почему он так обожал все военное, почему так млел от униформ, от золотого шитья, от ружейных выстрелов над свежей могилой. Возможно, на планете, откуда он происходил, шла вечная война – конечно, мы не знаем, был ли он и в самом деле инопланетянином, но ведь и на нашей планете постоянно идет война, так что страсти этого гроба могут считаться страстями вполне земными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Давно этот старец обходился без слов, считая это пустой суетой: он все курил, и только дым исходил из его сморщенных уст. Но тут он встал со своего резного кресла, сделал несколько шагов к фонтану, отягощенный пушной рухлядью, и произнес: ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ.
Голову достали, и, к изумлению горожан, она оказалась из чистого золота: золотая голова рыцаря в остром золотом шлеме, с золотой бородой, с суровым и вытаращенным лицом. Так произошло чудо. Тело рыцаря осталось плотским и тленным, поэтому его спешно предали земле, а голову поместили в сокровищницу ратуши – с тех пор золотая голова на фоне синего потока стала знаком Тугреве, а под изображением на гербе пишут слова старца, который все не мог согреться: ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ.
2004
ЖЕЛТЫЙ КОНВЕРТ
У одной семьи был дед-фронтовик, который с ними никогда не общался. Жил один, замкнуто.
Семья же была шумная, многодетная, жили сумбурно, с весельем и ссорами – в общем, очень почеловечески, только денег все не хватало. Про деда же знали, что он далеко не беден, хотя тот и обитал в скромной однокомнатной квартире и никакой роскоши себе не позволял.
Иногда в семье вспоминали про деда, хотя толком его никто не знал, но все же родственные связи…
Иногда им хотелось как-то помочь старику, скрасить его одиночество, думали, что, наверное, ему было бы любопытно посидеть среди маленьких правнуков и правнучек… А иной раз, напротив, задумывались о том, что не худо бы и деду помочь им деньгами, раз у него их много, а здесь детворы навалом и множество надобностей…
Не раз приглашали его в гости, на дни рождения детей и прочее, но дед не приходил, ссылаясь на то, что он – старый нелюдим и никому не может быть интересен. Возможно, когда-то его обидели чем-то – о том не могли вспомнить.
Наконец решили пригласить его на 9 Мая: вспомнили, что он кавалер многих орденов и свято чтит память о войне. Не очень-то надеялись, что он придет, но праздновать решили по-любому, пригласили еще гостей, накрыли настоящий праздничный стол в большой комнате: для такого случая достали из шкафа крахмальную скатерть, которая вся сияла и хрустела, расставили хрус тальные бокалы, фужеры… Цветы и салаты – все празднично пестрело на столе. Готовили все вместе, с детской помощью, дети расставляли бокалы, раскладывали вилки и ножи, толкались, смеялись, роняли приборы под стол, возбужденные атмосферой торжества. Кидались мячиком и уронили его в салат, переживали, что сладкий пирог пригорел… Спорили, какие класть салфетки – белые, матерчатые, или красные, бумажные, с утятами во фраках. Решили в пользу белых, солидных – все же День Победы. Пришли друзья, и тоже с детьми, с мелкими подарками. Уже в прихожей началась радостная суета, женщины рассматривали красивые платья друг на друге, девочки хвастались бусами, мальчики стреляли друг в друга из пластмассовых пистолетов. Стали рассаживаться за стол, разбили бокал – к счастью, конечно. В этой суматохе про деда как-то забыли. Но тут раздался звонок в прихожей, и он вошел, держа в руках маленький квадратный торт. Дети притихли, с любопытством разглядывая старика, про которого знали, что это «прадедушка», но видели его впервые.
Он был невысокого роста, худой, в коричневом костюме, с орденами и медалями на лацканах пиджака.
Его усадили на почетное место во главе стола, налили ему коньяку. Старик был немногословен, держался как-то загадочно, неподвижно.
Ел и пил мало, молчал. Поначалу от этого за столом возникали неловкие паузы, повисало напряженное молчание, но постепенно разговор вернулся в изначальное состояние, дети перестали робеть и снова стали носиться по комнатам с пистолетами и мячами, с калейдоскопами и прочей веселой дребеденью, женщины болтали, мужчины курили и шутили… Выпили, конечно, за День Победы и лично за деда, за его подвиги времен войны.
Майский благоуханный вечер лился в открытую дверь балкона, золотой закат пылал, отража ясь во всех стеклах, дробясь в хрустале ваз и бокалов.
Постепенно темнело, и комната наливалась свежими сумерками, но никому не хотелось зажигать свет – так хорошо было сидеть в синеве догорающего весеннего дня, пить вино, беседовать…
Огоньки сигарет то и дело вспыхивали в сумерках.
Про деда немного подзабыли – он неподвижным, темным силуэтом сидел во главе стола.
Не успел день догореть, как роскошный салют озарил небо разноцветными огнями. Дети и взрослые высыпали на балкон, дети кричали «Ура!», приветствуя каждый букет огней, взмывающий в темно-синее небо, и им отвечали из дворов и окон сотни других голосов, тоже кричащих «Ура!».
Крик «ура» поднимался из темных дворов, где уже зацветали деревья, и было так сладко и таинственно сливаться в крике с множеством невидимых людей. Салют отражался в окнах ближайших домов, букетиками огней повисал в детских зрачках, расширенных от восторга.
Когда последний залп отзвучал, и в небе остались только прозрачные дымные очертания угасших видений, все вернулись в комнату и увидели, что деда за столом нет. Пока все смотрели салют, он тихо ушел. Возле его тарелки на скатерти лежал желтый конверт. Его взяли в руки, он был чуть влажный, и на желтой бумаге конверта проступали какие-то красновато-бурые пятна. Конверт открыли – в нем находился очень тонко отрезанный (точно по размеру конверта), плоский, как страница, кусочек сырого мяса.
2004
ПОДВИГ МОДЕЛИ
В 2039 году американские войска заняли Москву. Мы не станем в этом коротком рассказе описывать все, что этому событию предшествовало и сопутствовало. Началось все с усиления охраны американского посольства, которое подверглось до этого жестоким и разрушительным нападениям.
Охрану посольства усилили батальоном морской пехоты США, а вскоре американцы и их союзники полностью контролировали столицу.
Российское государство сохранило лишь формальную независимость.
Москва сдалась без боя, даже в атмосфере праздника, словно все – правительство, духовенство, банкиры, нищие, рабочие, торговцы – только этого и ждали. И праздник продолжался: огромные национальные символы России реяли над Кремлем, созданные лазерными проекциями – гигантская матрешка висела над кремлевскими соборами, необозримый снеговик высился над храмом Христа Спасителя, над Лубянкой возникали и таяли образы русского лубка. Колоссальный сводный концерт мировых звезд гремел и сверкал, песня «I love you, Russia!» звучала повсеместно, светские приемы следовали один за другим…
Какие-то жалкие и отчаянные попытки сопротивления были подавлены быстро и тихо. В столицу лишь смутно доходили слухи о восставшем Питере, о разбомбленных городах Южной России.
Но в Москве говорили: «Мы им не нужны. Они всего лишь хотят контролировать месторождения из нефти и газа, а нам – взамен – они готовы дать свободу и веселье».
Отчасти те, кто так полагал, не ошибались. Но лишь отчасти.
Роскошно праздновалось в Москве 4 июля 2039 года – дата эта к тому времени объявлена была Днем Освобождения Земли. В числе прочих мероприятий праздника устроили специальный показ мод для особо отличившихся американских офицеров и командного состава. Должен был присутствовать на показе и командующий американским контингентом в России Джон Коуэлл.
В огромном зале по синему подсвеченному подиуму двигались back and forward прекрасные девушки.
Самые красивые, самые юные и успешные модели Москвы были выбраны для этого шоу «Military Kiss» («Военный поцелуй»). Одежда, естественно, откликалась на темы войны и военных, но все изящно переосмысленное, словно война превращалась в цветы, распускающиеся на девичьих телах. На подиуме доминировали защитные цвета, камуфляж, а также ярко-серебристые детали шлемов и мини-скафандров. Зал же был весь в белом – в том году ввели белоснежную летнюю форму для всех офицеров и генералов США.
Angels of Freedom – Ангелы Свободы – так в прессе называли эти фигуры слепящей белизны, с золотыми буквами V (valor) на груди.
Чем дольше шел показ, тем меньше одежды оставалось на девичьих телах, ведь стояло жаркое московское лето, и камуфляжные куртки быстро сокращались до топов, военные штаны, усеянные громоздкими карманами, сворачивались в узкие шорты, в юбочки, в темные трусики с военными эмблемами. Под конец девушки вышли совершенно обнаженными, в одних тяжелых военных ботинках, в шлемах с рациями, с приборами ночного видения, с имитациями базук и огнеметов в руках… Изящество стройных тел контрастировало с роскошной громоздкостью оружия. Это вызвало горячие аплодисменты зала. Многие уже присматривали себе любовниц и негромко переговаривались, сравнивая красоту своих избранниц.
До начала показа девушки (никому не было более шестнадцати) собрались в комнате для переодеваний.
Среди вороха одежд они, голые, встали в кружок, затеплив в центре свечу. Аня Панина, пятнадцатилетняя красавица с пронзительными синими глазами, открыла томик стихов Ахматовой и тихо произнесла:
– Питер сражается. Каждая улица, каждый дом… Старики и дети встали на защиту нашей страны. Взрослые обоссались или их купили. Наши девочки и мальчики гибнут… Вот что я прочту вам:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что свершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет!
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не страшно остаться без крова,
Но мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!
Свободным и чистым тебя пронесем
И внукам дадим, и от плена спасем.
Навеки.
Воцарилось недолгое молчание, только метался и потрескивал огонек свечи в центре круга из девушек. Затем – как по команде – вспыхнул свет, и все засуетились, готовясь к показу. Все девушки знали, что должно произойти.
В конце подиума обнаженная Аня Панина вскинула тонкую руку и в руке блеснул якобы бутафорский пистолет. Музыка смолкла.
– ПОШЕЛ НА ХУЙ, ГРИН ГО! – прозвенел на весь зал ясный девичий голос. С этими словами Аня выстрелила в грудь генерала Коуэлла. Смуглое мужественное лицо запрокинулось всеми своими морщинами и аккуратными сединами, кровь хлынула на белый мундир с орденами за Ливию и Корею.
Выстрел Ани Паниной стал сигналом к восстанию всей России. Народ проснулся.
Что стало с девушками – неизвестно. Все они исчезли в тот же день раз и навсегда.
После Освобождения это место назвали Площадью Моделей.
В центре площади установлен бронзовый подиум, на самом конце которого – стройная фигура обнаженной девушки в шлеме и военных ботинках.
Она целится из маленького пистолета кудато в блаженную пустоту.
По тротуарам вокруг днем струится поток прохожих, ночью бродят влюбленные парочки, а Аня Панина все целится из своего пистолета, и у каждого в сердце нет-нет да и вспыхнет ее звонкий детский голос: ПОШЕЛ НА ХУЙ, ГРИНГО!
Москва, 2004
ЖИВОЙ ГРОБ
…И гробы извергнут своих мертвецов.
Апокалипсис Жил-был живой гроб. Если вы думаете, что имеется в виду некий человек, которого метафорически можно описать как «живой гроб» (нечто вроде евангельских фарисеев), то имейте в виду: речь совсем не об этом. Также речь не о китах или других животных, поедающих трупы. Живой гроб не был человеком, китом или гиеной – он был гробом. Впрочем, природа этого существа нам совершенно неизвестна: откуда он взялся, из какого мира или с какой планеты принесло его – неведомо.
А может быть, и наш земной мир порождает изредка таких существ – то ли случайно, то ли в качестве шалости – кто знает? Но, возможно, это был хитрый инопланетянин-трансформист, проникший к нам на Землю и увлекшийся идеей стать гробом – вероятно, это напоминало ему как-то жизнь на родной планете или занятия его в родных краях. Об этом мы тоже ничего не знаем. Знаем только, что он обожал быть гробом.
Ну, естественно, хитрый гроб скрывал, что он живой – иначе кто бы стал хоронить в нем своих мертвецов? Казался он совершенно обычным гробом, как-то умел затесаться среди других гробов, настоящих, мертвых (точнее – неодушевленных), лежал среди них неподвижно и твердо, но в нужный момент умел так вывернуться, чтобы первым попасться под руку работникам ритуальных дел (так именуют их в нашем обществе, как будто нет в нем других ритуалов, кроме похоронных), и первым оказывался в грузовике и «ехал на дело». Ма шину потряхивало на ухабах, вздрагивал и гроб – на самом деле он внутренне весь дрожал в предвкушении главной своей радости. И вот наступал предвкушаемый момент: его открывали и бережно укладывали в него холодное тело. В этот момент душа гроба трепетала, как трепетать может разве что девичье сердце в тот миг, когда рука мужчины впервые обнажает ее тело, раздвигает ее ноги, и она понимает, что вот-вот в ее сокровенные телесные владенья вступит тот гость, для коего эти владенья и устроены так, как устроены они.
Гроб являлся бесполым существом, но разновидность его упоений, кажется, ближе к женским ощущениям от физической любви: его открывали, он принимал в себя… Мы с удовольствием называли бы его в женском роде, но нам не позволяют правила русского языка, в котором слово «гроб» относится к роду мужскому. Это и к лучшему: в дальнейшем мы увидим, что мужские радости отдачи и выплеска были ему целиком и полностью присущи, так что можно считать этот гроб гермафродитом.
Гроб любил не всех мертвецов, он предпочитал молодых девушек и военных. Вообще, к мужчинам относился прохладно, недолюбливал стариков и старух, но делал исключение для тех, что воевали, особенно если хоронили их в полной форме, при орденах и регалиях. Трудно сказать, почему он так обожал все военное, почему так млел от униформ, от золотого шитья, от ружейных выстрелов над свежей могилой. Возможно, на планете, откуда он происходил, шла вечная война – конечно, мы не знаем, был ли он и в самом деле инопланетянином, но ведь и на нашей планете постоянно идет война, так что страсти этого гроба могут считаться страстями вполне земными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26