Эйбер — волшебник. Он использует карты, чтобы перемещаться с места на место. Потому-то ему и не пришлось открывать дверь, чтобы попасть сюда.
— Хорошо нарисовано, — сказал я, беря карту и разглядывая ее. Эйберу удалось передать не просто внешний вид, но и самый дух этой комнаты. У меня вдруг возникло ощущение, будто я могу сделать всего один шаг — и оказаться в соседней комнате. Я поспешно перевел взгляд с карты на ее хозяина.
— Я рад, что тебе понравилось, — сказал Эйбер, слегка напыжившись от гордости. — Но я бы сказал, что живопись — лишь один из моих многочисленных талантов.
— А есть еще такие карты, как эта?
— Нет, такую я пока что сделал всего одну.
Я не стал возвращать карту Эйберу; вместо этого я бросил ее на поднос с полотенцами.
— Надеюсь, ты не станешь возражать, если я оставлю ее себе.
Я намеренно произнес это не как вопрос — как утверждение. Я совершенно не был заинтересован в том, чтобы Эйбер или кто бы то ни было — появлялся у меня без предупреждения.
— Ничуть. — Эйбер пожал плечами. — Я делал ее для твоей колоды, так что она в любом случае принадлежит тебе. Всегда нужно иметь на примете несколько безопасных местечек, куда можно было бы смыться при необходимости.
— Ну, тогда… тогда спасибо.
— Да не за что. — Он указал на шкатулочку, которую я так и держал в руках. — Давай, взгляни на остальные.
Я промешкал мгновение, любуясь выложенным на крышке перламутровым драконом — судя по всему, это тоже была работа Эйбера, — потом открыл замочек и откинул крышку. Изнутри шкатулка была выстелена бархатом, и в ней лежала небольшая стопка карт изображением вниз. На оборотной стороне красовался золотой лев, в точности такой же, как и на картах Фреды.
Я достал карты и развернул их веером. На первый взгляд их тут было около двадцати пяти. Большая часть — портреты, в основном такие же, что и в колоде Фреды. Я вытащил карту с изображением Эйбера. Тут он выглядел еще более героическим. В одной руке у него был окровавленный меч, а в другом — отрубленная львиная голова. Да, этот парень от скромности не умрет.
— Потрясающе, — сказал я.
— Спасибо за комплимент.
— Как-нибудь попозже, когда у нас будет побольше времени, ты мне покажешь, как ими пользоваться.
И с этими словами я сложил карты в шкатулку, положив сверху ту, с изображением моей спальни.
— Так ты не в курсе… — начал было он. — Извини! Я думал, ты знаешь. Сегодня утром кто-то воспользовался моей картой. Мне на миг показалось, будто я вижу тебя и Фреду в каком-то экипаже.
— Это и был я, — сознался я. — Но это вышло случайно. Я не знал, что делаю.
Эйбер пожал плечами.
— Это несложно. Просто берешь карту, смотришь на нее и сосредотачиваешься. Если на ней нарисовано какое-то место, оно начинает расти до нормального размера, и ты входишь в карту, будто в дверь. Просто шагаешь вперед и оказываешься там.
— А если человек?
— Тогда ты сможешь с ним поговорить, — объяснил Эйбер. — Но только в том случае, если он тоже хочет с тобой разговаривать. Если контакт установлен, то любой может помочь собеседнику пройти к нему.
— Карта работает в обе стороны?
— Именно так. — Эйбер кивнул. — Просто протягиваешь руку, твой собеседник ее берет, и ты шагаешь вперед. Быстро и просто.
— Я б сказал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой! — слегка скептически произнес я. Зачем человеку трястись на коне или в экипаже, если можно так легко и просто путешествовать при помощи какой-то карты? Фреда говорила, ты любишь всякие шутки. Небось, ты и сейчас меня разыгрываешь?
— Вовсе нет! — возмутился Эйбер. — Я говорю чистую правду! Я всегда говорю правду. Просто мне зачастую никто не верит!
Я, не сдержавшись, фыркнул.
— Именно так и говорят лучшие лжецы.
— Разве ты меня знаешь, чтобы так говорить, Оберон? А как же презумпция невиновности?
— Ладно, тогда объясни еще раз, как ты попал сюда.
— Я воспользовался картой с изображением твоей спальни, — терпеливо повторил Эйбер, указав на карту, которую я положил в шкатулку. — Минуту назад я был у отца в кабинете. А, кстати, хорошо, что напомнил: я, собственно, явился сказать, что он желает видеть тебя. Тебе лучше поторопиться. Папа не любит, когда его заставляют ждать.
Я рассмеялся.
— Да, некоторые вещи не меняются! Сколько я помню свое детство, Дворкин всегда терпеть не мог ждать; ему равно трудно было стоять в очереди к пекарю или дожидаться окончания моего урока по чистописанию, чтобы можно было заняться со мной чем-нибудь стоящим, например фехтованием или военной тактикой.
— Итак, — продолжал я, — если я сосредоточусь сейчас на папиной карте, он проведет меня к себе в кабинет? Вот так вот просто возьмет и проведет?
Нет, вряд ли я когда-нибудь научусь этому фокусу. Почему-то мне казалось, что это ужасно трудно.
— Конечно. Только я бы не советовал проделывать этот номер с папой — разве что у тебя не будет другого выхода. Он не любит, когда его отвлекают во время работы. Иногда у него там проходят всякие тонкие эксперименты, и если ты случайно чего-нибудь такое испортишь… Ну, скажем мягко, характер у него тот еще.
— Спасибо за предупреждение, — сказал я. Я прекрасно знал, что имеет в виду Эйбер, говоря об отцовском характере. Однажды на рынке какой то солдат, габаритами вдвое превосходивший Дворкина, оскорбил мою мать. Так Дворкин голыми руками излупцевал его до полного бесчувствия. Если бы четыре стражника его не оттащили, то он и убил бы дурака. Мне нечасто приходилось видеть Дворкина в гневе, но картина всякий раз была ужасающая.
И вправду, похоже, что некоторые вещи не меняются.
— Позволь, я тут докончу свои дела, — сказал я, поворачиваясь к зеркалу, и вновь взялся за бритву. — А потом, если тебе нетрудно, покажи мне дорогу.
— С удовольствием.
— Анари обещал прислать мне какую-то одежду. Может, ты бы мог его поторопить?
— А может, вон то она и есть?
Эйбер ткнул пальцем в сторону дверного проема, и я с удивлением обнаружил, что на стуле рядом с кроватью лежат белье, коричневые штаны в обтяжку и зеленая рубаха.
— Я, наверно, совсем уже ослеп, — сказал я, покачав головой. — Не я готов поклясться, что пять минут назад ее там не было!
Эйбер рассмеялся.
— Ну ладно, ты меня подловил. Это я ее туда положил. Я, когда ушел от отца, сперва заглянул к себе в комнату, чтоб прихватить твои карты. В коридоре мне попался Инвиниус, и я велел передать тебе, что я принесу для тебя кое-какую одежду. А он, видно, напрочь об этом позабыл.
Я с облегчением расхохотался.
— Так значит, я еще не спятил!
— Нет… по крайней мере, я на это надеюсь! Слушай, а почему ты не позволил ему себя побрить?
— Это с его-то дрожащими руками? Ни за что!
— Ну, да, он, конечно, стареет. — Эйбер пожал плечами. Вид у него был несколько виноватый. — Надо все-таки катко сказать Анари, что пора искать нового цирюльника.
— Думаю, это было бы неплохо. Я катко вовсе не мечтаю, чтобы мне перерезали горло.
Я быстро закончил бриться. Все это время я изучал брата. Эйбер стоял у окна, созерцая окрестности. Похоже, он ничуть не удивился, застав меня живым. Кроме того, ему, похоже, нравится мое общество; кажется, он страдает от одиночества. Тогда его, пожалуй, можно сбросить со счетов — все-таки друзей люди не убивают, особенно если эти друзья, как я, ничего особенного собой не представляют и никаким могуществом не обладают.
А значит, Эйбер становится первым моим потенциальным союзником.
Я плеснул водой в лицо и насухо вытерся полотенцем. Потом посмотрел на себя в зеркало и потер подбородок. Да, бывает и лучше. Ну да ладно, пока сойдет. А завтра нужно будет подстричься — если, конечно, удастся найти настоящего цирюльника.
Я принялся быстро одеваться. Да, глаз у Анари верный. Одежда почти в точности, как на меня. Ну, может, чуть-чуть узковата в плечах и чуть широковата в талии, но с поясом будет нормально.
— Ты немного похож на него, — сказал вдруг Эйбер, когда я натягивал сапоги.
— На кого.
— На Тэйна. Это его вещи.
Тэйн… Еще один мой пропавший брат. Я повнимательнее взглянул на свое отражение. Да, в этом наряде я и вправду похож на изображение Тэйна на карте.
— Фреда думает, что Тэйн мертв, — сказал я. — А ты как считаешь?
Эйбер пожал плечами.
— Не знаю. Характером он пошел в отца. А скрылся невесть куда после стычки с Локе. Думаю, он вполне способен засесть где-нибудь и лелеять планы мести.
— А из-за чего они сцепились?
— Понятия не имею. Локе об этом ничего не говорил.
Одевшись, я потянулся за мечом. Но Эйбер покачал головой.
— Оставь, — сказал он. — Отец не разрешает входить к нему в кабинет при оружии.
Я пожал плечами и подчинился. Тварь, прикинувшаяся Инвиниусом, мертва… может, второй попытки сегодня уже и не будет. А появившись без меча, я недвусмысленно продемонстрирую, что ничего не боюсь. Нельзя показывать врагу — или врагам, — насколько это происшествие выбило меня из колеи.
— Ну, веди! — сказал я.
— Может, попробуешь с картой? — предложил вдруг Эйбер.
— Ты же сказал…
— Папе, конечно, не понравится, если ты вломишься к нему подобным образом. Но я сделал карты всех интересных мест замка… и большинства интересных обитателей. — Он рассмеялся. — Видишь ли, иногда это еще полезнее.
— Могу себе представить. Так ты знаешь какое то интересное местечко неподалеку от отцовского рабочего кабинета, верно?
— Ну, да. Рядом с главным залом имеется уборная. А оттуда до дверей кабинета каких-нибудь тридцать шагов.
— Нет, — сказал я, покачав головой. Хоть мне и хотелось поэкспериментировать с магией, момент был неподходящий. — Джунипер огромен. И если мы будем скакать по нему, как мартовские зайцы, я так никогда ею и не изучу. Давай лучше пройдемся. Заодно и познакомимся поближе. А ты покажешь мне замок.
— Как хочешь. — И, поведя плечом, Эйбер вышел в коридор. — Вот мои комнаты, — сказал он, указывая на двустворчатые двери, расположенные прямо напротив моих. — Слева покои Дэвина, за ними — Мэттьюса. Комнаты Локе, Аланара и Титса справа. Напротив них — покои Фенна, Тэйна и Ковнера. Наши сестры живут этажом ниже.
Мы спустились по широкой каменной лестнице и двинулись в сторону той гостиной, где мы сидели сегодня и выпивали. Встречавшиеся на пути слуги поспешно отступали, освобождая дорогу, и кланялись. Мне показалось, что некоторых я узнаю — вроде бы я их сегодня уже видел. Некоторые называли меня «лорд Оберон». Очевидно, вести о моем прибытии уже разнеслись по замку;
Но я по-прежнему смотрел на слуг со скрытым подозрением. Любой из них мог оказаться шпионом или убийцей, лишь прикидывающимся человеком. Однако же я не мог позволить себе испытывать слишком сильный страх или подозревать всех и вся. Если отныне мой дом в Джунипере, я смогу это принять — даже если вместе с этим придется принять некую опасность. Нельзя сейчас размышлять об Инвиниусе, о новых покушениях, о том, что убийцы могут преуспеть… иначе страхи возьмут надо мной верх.
Я мысленно поклялся, что еще доберусь до этих тварей. И вообще, я буду жить, как привык, наслаждаясь всеми радостями и страстями жизни. И эти гады мне не помешают!
С чего же, в таком случае, начать? Пожалуй, стоит попытаться разговорить Эйбера. Может, он расскажет что-нибудь о нашей семье и о здешней обстановке — в военном плане. Мне просто необходимо узнать об этом как можно больше. Раз вокруг Джунипера собралось столько солдат, а адские твари умудряются пробираться в самый замок, значит, война на пороге.
Наверное, следует начать с какой-нибудь приятной темы, а там постепенно перейти к более щекотливым вопросам; в общем, нужно катко преодолеть природную скрытность Эйбера. Что там говорила о нем Фреда? Она назвала его проказником и художником и еще сказала, что он может оказаться помехой, а потому не нужно, чтобы он к нам присоединялся. Похоже, живопись входит в число главных его интересов.
— Так, значит, ты сам делаешь карты? — спросил я. В большинстве своем люди любят поговорить о себе. А его талант художника — вполне подходящая тема для начала беседы.
— Совершенно верно! — Эйбер расплылся в улыбке, и я понял, что мой вопрос ему приятен. — Все говорят, что я пошел в отца — если не характером, так талантами. Насколько я понимаю, он начал рисовать карты, когда ему было примерно столько же, сколько мне сейчас, но я не думаю, чтобы он особенно долго ими занимался. Он не раз говорил, что на свете полно более интересных вещей. У него в мастерской вечно проводится десяток экспериментов разом.
Мастерская? Эксперименты? Да, в Илериуме я не замечал за Дворкином подобных интересов… или был слишком мал, чтобы их замечать.
— Да, его изделия впечатляют, — сказал я. — Чего стоит один этот экипаж, который движется без лошадей…
Эйбер насмешливо фыркнул.
— Он тебе не нравится? — озадаченно переспросил я. Мне очень понравилось путешествовать в этом экипаже. Пожалуй, лишь хорошая прогулка верхом была бы мне больше по душе.
— Не особенно, — отозвался Эйбер. — Едет он медленно, а изнутри ничего толком не видать. Говорил же я отцу — экипаж нужно делать открытым, чтобы пассажиры могли любоваться пейзажами.
— Прекрасная идея… пока дождь не пошел!
А еще мне вспомнились те чудовищные нетопыри, мимо которых мы проезжали; они тогда наверняка набросились бы на нас с Фредой, если бы мы ехали в открытом экипаже.
— В Тенях никогда не будет дождя, пока ты сам этого не пожелаешь.
— Ну, пожалуй, — небрежно бросил я. Мне не хотелось показывать, что я не понимаю, в каком же смысле моя новообретенная семья употребляет слово «тени».
Мы свернули в другой коридор, уводящий от той гостиной. Разговор также свернул на другую тему — как быстрее всего добраться до кухни, где на этом этаже караульная (там же располагались оружейная, главный обеденный зал и даже комнаты слуг). Сведений оказалось столько, что у меня голова пошла кругом. Пожалуй, пока что я никуда самостоятельно не доберусь.
В конце концов мы очутились в коротком коридоре без окон. Его охраняли два стражника с пиками. На стенах коридора висели масляные лампы, и в их свете видны были простые каменные стены и сланцевый пол с красно-белым узором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29