двор этот калиткой или, скорее, потерной, соединялся в то время с косой, отлого спускавшейся к Сене, — мы назовем ее набережной, не зная, как назвать ее иначе.
— Что там происходит? — спросила мадам Маргарита своим очаровательным голосом, воспетым всеми поэтами того времени; голос этот становился еще мягче, когда она говорила с подчиненными, а не с равными себе.
Снизу ей ответили, и она расслышала, потому что высунулась из окна; другие же четверо находившиеся в комнате, занятые своими делами или чем-то озабоченные, не уловили ни слова.
Только Мария Стюарт, пропев последнюю ноту, обернулась к принцессе Маргарите, как бы спрашивая у нее, с кем и о чем она говорит, потому что сама Мария слышала только последние слова — те, что произнесла принцесса.
— Моя милая маленькая королева, — ответила Маргарита на немой вопрос, — попросите за меня прощения у моего любимого племянника дофина за мой неподобающий поступок.
— О прекрасная тетушка, — сказал Франциск, не дав Марии Стюарт время вставить хоть слово, — мы знаем, что все ваши неподобающие поступки — просто очаровательные фантазии, а потому заранее извиняем их, хотя, находясь у вас в гостях, мы вряд ли имеем право прощать или порицать.
— Что же вы такое сделали, мадам? — спросила Диана де Кастро, поднимая от книги глаза, затуманенные мечтами, что были навеяны в равной степени как воспоминаниями и надеждами, так и чтением.
— Я позволила впустить к нам двух итальянских бродячих торговцев; они говорят, что не хотят показывать сокровища из своих коробов никому, кроме нас. Кажется, один продает драгоценности, а другой — ткани.
— О милая тетушка, вы хорошо поступили! — воскликнула юная королева Мария Стюарт, хлопая в ладоши, как ребенок. — Из Флоренции привозят такие красивые драгоценности, а из Венеции — такие прекрасные ткани!
— Не послать ли за госпожой де Валантинуа? — спросила, вставая, Диана де Кастро.
Принцесса Маргарита остановила ее.
— Не лучше ли будет, прекрасная Диана, — сказала она, — сделать сюрприз нашей дорогой герцогине? Выберем сначала две-три вещи ей в подарок, если выбор у этих торговцев так богат, как они говорят, а потом и самих торговцев к ней пошлем.
— Вы, как всегда, правы, мадам, — ответила Диана де Кастро, целуя принцессе руку.
Маргарита повернулась к Елизавете.
— Может быть, и ты хоть чуть-чуть улыбнешься, милое мое дитя? — сказала она.
— Чему же мне улыбаться? — спросила Елизавета, поднимая на Маргариту полные слез глаза.
— Улыбаться людям, что любят тебя, дитя мое, — чему же еще?
— Я улыбаюсь, видя, что я пока еще среди людей, что любят меня. Но плачу при мысли, что мне придется с ними расстаться…
— Ну же, мужайся, сестра! — сказал дофин Франциск. — Какого черта! Может быть, король Филипп Второй не так страшен, как о нем говорят; потом, когда ты думаешь о нем, ты представляешь себе старика; но подумай-ка хорошенько, он же совсем молод, ему всего тридцать два года, как раз столько, сколько Франсуа Монморанси, который женится на сестрице Диане… и ты же видишь, сестрица Диана вовсе не жалуется!
Елизавета вздохнула:
— Я бы без жалоб пошла замуж за одного из бродячих торговцев, что сейчас придут, но с жалобами иду замуж за короля Филиппа Второго.
— Хорошо, — сказала юная королева Мария, — нам покажут сейчас прекрасные ткани, и ты порадуешься. Только вытри глаза, а то ты ничего не увидишь.
Она подошла к Елизавете, отерла ей глаза платком, а потом попыталась осушить их поцелуями.
— Ну вот, — сказала она, — я слышу шаги торговцев. Елизавета постаралась улыбнуться.
— О, — сказала она, — если среди их тканей есть черная парча, затканная серебром, для моего подвенечного платья, вы мне ее оставите, хорошо, сестрицы?
В эту минуту дверь отворилась и все увидели, что в передней стоят двое мужчин, одетых как разносчики, и на спине у каждого большой ящик — в них обычно ярмарочные торговцы носят товар, называя их коробами.
— Простите, ваше высочество, — сказал придверник, обращаясь к принцессе, — но, может быть, там, внизу, плохо расслышали?
— Плохо расслышали? А в чем дело? — спросила принцесса.
— Они говорят, что вы позволили этим двум людям к вам подняться.
— Они говорят правду, — ответила Маргарита.
— Значит, эти люди могут войти?
— Конечно.
— Входите, люди добрые, — сказал придверник, поворачиваясь к торговцам, — и постарайтесь не забывать, где вы находитесь!
— О, будьте шпокойны, дружище, — ответил тот, кто показался младшим — красивый розовощекий блондин, рыжебородый и рыжеусый, — не в первый раж нам приходится бывать у приншев и приншеш.
— Вот и прекрасно, — воскликнул дофин Франциск, — и спрашивать не надо, откуда они!
А потом, смеясь, вполголоса сказал:
— Тетушка Маргарита, может быть, это переодетые послы, явившиеся посмотреть, не обманули ли их герцога, утверждая, что вы самая очаровательная принцесса в мире?
— Во всяком случае, — ответила Маргарита, — они мои будущие подданные, и вы не сочтете неуместным, чтобы я к ним так и отнеслась.
И, повернувшись к торговцам, она добавила:
— Входите же, друзья мои!
— Ну, проходи же! Ражве ты не слышишь, что эта прекрашная дама, да благошловит ее Бог, приглашает наш войти?
И, чтобы подать пример товарищу, первый торговец — розовощекий, белокурый и рыжебородый — вошел в комнату.
За ним вошел его товарищ.
Это был человек лет тридцати — тридцати двух, крепкого сложения, черноглазый, чернобородый; несмотря на грубое платье темного цвета, вид у него был исключительно незаурядный.
Увидя его, принцесса Маргарита едва сдержала восклицание, уже готовое сорваться с губ, и сделала столь заметное движение, что оно не ускользнуло от взгляда белокурого торговца.
— Что ш вами, прекрашная дама? — спросил он, ставя короб на пол, — не подшкольжнулишь ли вы, чашом?
— Нет, — улыбаясь, ответила Маргарита, — просто увидев, как ваш друг с трудом снимает с себя короб, я невольно сделала движение, чтобы ему помочь.
— Наверное, это был бы первый раж, когда руки прекрашной приншешы кошнулишь бы короба бродячего торговца! — сказал первый разносчик, казалось решившийся один поддерживать разговор, — правда, надо вам шкажать, парень этим делом жанимается вшего нешколько дней, так что он еще неловок… так, Беппо?
— Вы итальянец, мой друг? — спросила Маргарита.
— Si, signora note 45 — ответил по-итальянски чернобородый разносчик.
— И откуда вы?..
— Из Венеции; мы приехали через Флоренцию, Милан и Турин. Прибыв в Париж, мы узнали, что в столице будут большие празднества в честь заключения мира и свадьбы двух знаменитых принцесс, и мы решили — я и мой товарищ, — что, если сумеем попасть к их высочествам, то наше дело сделано.
— Вот видите, когда он может говорить на яжыке швоей штраны, то он шправляется почти так же хорошо, как я!
— А мне на самом деле сказали, — снова заговорил черноволосый торговец, — что здесь две или три принцессы владеют итальянским языком как родным.
Маргарита улыбнулась; ей, казалось, очень нравилась речь этого человека, говорившего на пьемонтском наречии, то есть на языке крестьян, с каким-то неизъяснимым изяществом.
— Да, — ответила она, — вот моя любимая племянница Мария, — она говорит на всех языках и, конечно, на языке Данте, Петрарки и Ариосто… Подойди, Мария, подойди и попроси этого доброго человека рассказать тебе, что нового в пленительной стране, где, как говорит поэт «Ада», раздается «si».
— А не найдется ли ждешь прекрашной приншешы, которая говорила бы по-шавойшки? — спросил белокурый разносчик.
— Найдется! — сказала Маргарита.
— Вы говорите по-шавойски?.. Не может быть!
— Я не говорю по-савойски, — ответила Маргарита, — но хотела бы выучить этот язык.
— И вы правы, это прекрашный язык!
— Но вы нам обещали чудеса, — сказала юная королева Мария на самом чистом тосканском наречии, которое когда-либо звучало от Пизы до Ареццо, — и хотя мы принцессы, мы еще и женщины… Не заставляйте же нас так долго ждать!
— Видно, ты еще плохо знакома с болтунами, которые являются к нам из-за гор! — сказал дофин Франциск. — Послушать их, так в их коробах — семь чудес света! А когда они их открывают, там оказываются кольца с горным хрусталем, филигранные диадемы и римский жемчуг! Поспеши, друг, а то тебе же хуже будет: чем дольше ты нас заставишь ждать, тем мы станем разборчивее.
— Что говорит синьор принц? — спросил темноволосый торговец, будто ничего не расслышав.
Принцесса Маргарита повторила по-итальянски слова юного дофина, смягчив те выражения, что могли задеть темноволосого торговца, — она, видимо, взяла его под свое покровительство, как пьемонтца.
— Я жду, — ответил торговец, — чтобы прекрасная и печальная юная дама, что сидит на балконе, тоже подошла к нам. Я много раз замечал, что драгоценные камни обладают волшебным свойством осушать с прекрасных глаз слезы, пусть даже самые горькие.
— Слышите, милая Елизавета? — промолвила принцесса Маргарита. — Встаньте же, подойдите! И возьмите пример со своей сестры Дианы: она, кажется, старается рассмотреть драгоценности сквозь крышку короба!
Елизавета нехотя встала, подошла к своему брату Франциску и устало прижалась бледным личиком к его плечу.
— А теперь, — сказал насмешливо Франциск, — закройте глаза, чтобы не ослепнуть при виде этих сокровищ!
Темнобородый торговец как будто ждал этого приглашения — он открыл свой короб, и женщины, как они ни привыкли к виду самоцветов и драгоценностей, вскрикнули от восторга и, ослепленные, как и говорил дофин, отпрянули.
VII. УКРАШЕНИЯ И СВАДЕБНЫЕ ПЛАТЬЯ
Можно было сказать, что принцессы каким-то волшебством перенеслись в копи Голконды или Вишапура: во всех четырех отделениях короба огнем горели алмазы, синими, зелеными и красными всполохами блестели сапфиры, изумруды и рубины, а среди них ослепительно сияли необычайной матовой белизны жемчужины всех форм и размеров.
Принцессы удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг друга, в состоянии ли они будут заплатить за украшения, предложенные им простым бродячим торговцем из Италии.
— Ну, что ты на это скажешь, Франциск? — спросила Мария Стюарт у дофина.
— Я? — переспросил восхищенный принц. — Ничего не скажу — я просто любуюсь.
Темноволосый торговец сделал вид, что он ничего не слышит, и, как будто догадавшись, о чем шла речь перед самым его приходом и какое влияние имеет Диана де Пуатье на весь этот мирок королевских отпрысков, сказал:
— Сначала подумаем об отсутствующих; те, кто близко, на это не обидятся, а те, кто далеко, будут за это признательны.
С этими словами торговец погрузил руку в своей волшебный сундук и извлек оттуда сказочную диадему; при виде ее зрители восхищенно ахнули.
— Вот, — продолжал торговец, — совсем простая диадема, но, благодаря тому, что делал ее великий мастер, она, мне кажется, вполне достойна той, кому предназначается. Это, как видите, три переплетенных в любовный узел полумесяца; в их обрамлении изображен прекрасный пастух Эндимион, он спит; а вот богиня Диана в перламутровой колеснице с бриллиантовыми колесами — она приехала навестить его спящего… Скажите, — продолжал торговец, — разве одну из знаменитых принцесс, которых я вижу здесь, не зовут Диана де Кастро?
Диана, забыв, что перед ней просто бродячий торговец, поспешно подошла и, поскольку предмет искусства или редкая драгоценность бросает царственный отблеск на ее владельца, ответила вежливо, как принцу:
— Это я, мой друг.
— Так вот, благороднейшая принцесса, — поклонился ей торговец, — это украшение было сделано Бенвенуто Челлини по заказу герцога Козимо Первого Флорентийского. Я проезжал через Флоренцию; этот убор продавался, и я купил его, надеясь выгодно перепродать при французском дворе, где, как я знаю, есть две Дианы, а не одна. Скажите, разве он не пойдет мраморному лбу госпожи герцогини де Валантинуа?
Диана де Кастро вскрикнула от радости:
— Ах, матушка, дорогая матушка! Как она будет довольна!
— Диана, — воскликнул дофин, — ты скажешь ей, что ей это дарят ее дети Франциск и Мария!
— Раз уж монсеньер произнес эти два прославленных имени, — сказал торговец, — пусть он соблаговолит разрешить мне показать вещи,, приготовленные мною для тех, кто носит эти имена, в желании по мере слабых своих сил угодить им. Посмотрите, монсеньер, это ковчежец из чистого золота, принадлежавший папе Льву Десятому, и в нем не обыкновенные реликвии, а частица честного креста Господня; он сделан по рисунку Микеланджело мастером Николо Браски из Феррары; рубин, вправленный над углублением, которое предназначено для святого причастия, был привезен из Индии знаменитым путешественником Марко Поло. Эта драгоценная вещь — вы извините меня, монсеньер, если я заблуждаюсь, — предназначалась мной юной, прекрасной и прославленной королеве Марии Стюарт; она должна неустанно напоминать ей в стране еретиков, где ей придется царствовать, что нет другой веры, кроме католической, и лучше умереть за эту веру, как Иисус Христос, частица драгоценного креста которого хранится в этом ковчежце, чем отречься от нее, ради того чтобы возложить на голову тройную корону Шотландии, Ирландии и Англии.
Мария Стюарт уже протянула руки, чтобы принять это драгоценное наследие пап, как вдруг Франциск в сомнении остановил ее.
— Мария, — сказал он, — остережемся, ведь, наверное, этот ковчежец стоит больше, чем выкуп за пленного короля!
По губам торговца скользнула усмешка; должно быть, он хотел сказать: «Не так уж дорог выкуп короля, если его вообще не платить, как это сделал ваш дед Франциск Первый», но он сдержался и ответил:
— Я купил его в кредит, монсеньер, и, поскольку полностью доверяю покупателю, готов продать его в кредит.
И ковчежец перешел из рук бродячего торговца в руки королевы Марии Стюарт; она поставила его на стол и опустилась на колени, но не для того чтобы помолиться, а для того чтобы вдоволь полюбоваться им.
Франциск, тень этого прелестного существа, пошел было за ней, но торговец остановил его.
— Простите, монсеньер, — сказал он, — но я кое-что приобрел и исключительно для вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127