Вам стоит только попросить, и мы сделаем все, чтобы ваше пребывание в Самаринде было приятным. И за все это всего только два дизорка за ночь, хотя жены мои не устают бранить меня за мою безумную щедрость.
Разумеется, наличными. Мечнику наивно рассчитывать на кредит в Самаринде.
Прямо у них под ногами завели визгливую ссору двое жен, или практически девственниц. Волкоклык бросил свой узел на пол и полез на крышу по стремянке, скрипевшей еще громче половиц.
– Все, что касается дочерей – беззастенчивая ложь, – сказал Кромман по-шивиальски. – Остальное, возможно, не так далеко от истины. За исключением платы, разумеется. Вам одного мальчика или обоих, сэр Дюрандаль?
Типичная для Кроммана издевка. Объяснить ему понятие верности было почти невозможно. Он не мог понять целомудрия Дюрандаля; впрочем, даже Волкоклык находил его странным.
– Вы у нас специалист, Айвин, – устало сказал Дюрандаль. – Поторгуйтесь с ним, но не усердствуйте. Я обойдусь без мальчиков.
– Один обит за ночь, – сказал Кромман, – включая столько еды, сколько мы съедим, и свежую воду, когда она будет нужна.
Кабук вскрикнул словно от пощечины.
– Один обит? Я никогда не соглашался меньше, чем на полтора дизорка, да и то в разгар зимы.
– Бьюсь об заклад, ты брал четыре обита и был рад этому.
– Ни за что! Но раз уж вас всего трое и вы на вид такие честные и воспитанные господа, я, так и быть, сделаю исключение и возьму полтора дизорка.
– Четыре обита, – удовлетворенно вздохнул Кромман, – Вот, возьми и убирайся.
– Постой! – оборвал Дюрандаль поток новых словоизлияний оскорбленного в лучших чувствах владельца. – Я могу предложить целый дизорк за информацию – в дополнение к плате за постой. Нам нужна еда и пиво, и никаких дочерей.
Старик поколебался и неохотно кивнул.
– Но завтра мы должны договориться о разумной цене. Дюрандаль бросил свой мешок и сел, привалившись спиной к стене. Кромман опустился на пол там, где стоял.
– Ага, – сказал старик. – Вы хотите, чтобы я поведал вам, что делать, чтобы выиграть столько золота, сколько вы сможете унести. Вы не нашли бы лучшего советника, обойди вы даже весь город. Но прежде… – Он опустился на колени и прижался ртом к щели в половицах. – Еды! – взвизгнул он. – Живо еды! Пир на шесть голодных воинов! И не позорьте мой дом, скупясь на порции, слышите, шлюхи! Здесь здоровые мужчины, и они голодны. И пришлите пива для этих благородных господ. На всех шестерых, чтобы они могли упиться в доску, а не то я запорю вас до смерти. – Он сел, скрестив ноги. – А теперь, господа хорошие, я поведаю вам правду о чудесах Самаринды.


2

Волкоклык со скрипом спустился по лестнице и молча кивнул, подтверждая, что со стороны крыши им ничего не грозит – обеспечение безопасности было его обязанностью. Возможно, они будут спать там. Он тоже сел, скрестив ноги, у двери.
Кабук потер свои паучьи лапки.
– На рассвете, благородные господа, вы идете в монастырский двор и называете свое имя обезьянам у ворот. Сами понимаете, очередь желающих не маленькая. – Он снова потер руки: мысль об этом явно радовала его. – Примерно через час после рассвета они начинают выкликать имена. Если накануне соискатель выиграл, его вызывают еще раз – дают ему возможность удвоить состояние, ясно? Если нет, вызывают следующего по очереди. Если он не отзывается, обезьяны вызывают следующего, ясно? Никому не дают второй попытки, если он отказался от первой.
Этого они раньше не слышали. Остальное Дюрандаль слышал уже не раз, даже странные рассказы про обезьян. Купцы настаивали на том, что монастырь Золотого Меча охраняется говорящими обезьянами ростом с человека.
– Погоди. Эти обезьяны – они что, записывают имена? Кабук закашлялся, словно вопрос поразил его своей глупостью.
– Обезьяны не умеют ПИСАТЬ, господин хороший! – О говорящих я тоже раньше не слышал. Сколько ждать своей очереди?
– Обыкновенно пару недель, господин.
– Мне говорили, пару месяцев.
– Редко так долго. Я не проверял, что с очередью сейчас. Кромман почесал колено. Они условились, что инквизитор будет шевелить левой рукой всякий раз, когда уловит ложь.
– Выходит, обезьяны помнят каждое имя в порядке очереди? Месяцами?
– Это не обычные обезьяны, господин хороший. Они помнят лица много лет. О чем это я? – Заготовленная речь Кабука пошла насмарку. Стоило его перебить, как ему пришлось начинать чуть ли не с начала.
– Обезьяна выкликает мое имя.
– Э… да. Когда человек слышит свое имя, он выходит вперед, чтобы бросить вызов. Обезьяны проверяют, действительно ли он вооружен одним мечом, и он должен раздеться по пояс, чтобы показать, что не носит брони. Он ударяет в гонг. Дверь открывается, выходит один из братьев с золотым мечом, и они бьются. Если соискатель ранит брата, его проводят внутрь, и он берет там столько золота, сколько сможет унести. Все, что он уронит, пока не дойдет до ворот, должно остаться. Если он упадет, он теряет все, но это достойное наказание за жадность, верно? Все очень просто, Я сам видел это много, много раз.
– Что происходит, если брат убивает его? Старик пожал худыми плечами.
– Он умирает, конечно. Но вы производите впечатление благородного и умелого мечника, господин, и ваши спутники тоже. – Он неуверенно покосился на Кроммана, который такого впечатления не производил, хотя для любителя фехтовал очень и очень неплохо. – Я уверен, что вы преуспеете, тем более что вы живете под этим приносящим счастье кровом.
Дверь со скрипом отворилась. Вошла женщина с кожаным ведерком и тремя рогами под мышкой. Из ведерка доносился ни с чем не сравнимый запах пива. Вонючее алтаинское пойло делалось из козьего молока, а может, и из чего похуже, но купцы утверждали, что оно предохраняет от дизентерии. Желудок оно, во всяком случае, успокаивало.
– Моя старшая, – сказал Кабук. – Хороша, правда? Во всем Алтаине не найти сисек лучше. Сбрось платье, детка, покажи этим благородным господам свои прелести.
– Это не обязательно, – резко оборвал его Дюрандаль. – Оставь пиво, девка. Мы справимся сами. – Он подождал, пока она не вышла. – Как еще можно попасть к братьям?
– Э… не понимаю, господин.
– Если мне просто надо поговорить с ними… или с одним из них – могу ли я подойти к двери в другое время дня, не посылая вызова?
– Но зачем? – Вид у Кабука был настолько пораженный, что становилось ясно: этого вопроса и правда раньше ему никто не задавал. – Какое еще у вас может быть к ним дело?
– Предположим, я просто хотел поспрашивать их.
– Я никогда о таком не слышал, господин. Никто не входит в монастырь и не выходит из него иначе, чем я сказал. Пальцы Кроммана не шевельнулись.
– Но кто доставляет им пищу? – настаивал Дюрандаль.
– Я… я не знаю, господин.
– Как часто соискатель выигрывает? Раз в месяц?
– О, гораздо чаще. Кромман потер подбородок.
– Эти братья и впрямь бессмертны, как утверждают легенды?
– Конечно, так оно и есть, господин хороший, – неохотно кивнул старик. – Я видел их всю жизнь. Когда я был еще маленьким, отец сажал меня на стену, чтобы я смотрел на поединки, и это были те же люди, что и сейчас. Я знаю их всех:
Герат, Шариф, Яркан, Тебриз и все остальные. Они и сейчас не старше, чем были тогда.
Пальцы Кроммана оставались неподвижны.
– Спасибо. Пусть несут еду. – Дюрандаль бросил монету, которую Кабук выловил из темноты с удивительной ловкостью – может, захватить его с собой в Айронхолл?
– По большей части правда, – сказал инквизитор по-шивиальски, когда дверь за стариком закрылась.
– Но не раз в месяц? – Нет. Что говорили охранники каравана? – Примерно раз в год. Или реже.
– Они, должно быть, чертовски хорошие бойцы! – свирепо фыркнул Волкоклык. – А соискатели глупы как пробка! Три или четыре сотни на одного? Не стоит и пробовать.
– Сэру Волкоклыку и правда не стоит, – кивнул Дюрандаль. – Но если бы ты был сильным молодым пастухом, у которого нет ничего – ни стад, ни земли, ни какого-то другого способа заработать на свадьбу, – это, возможно, представилось бы в другом свете.
Его осторожный Клинок явно не соглашался с этими доводами. Он бы возражал еще сильнее, если бы его непутевый подопечный сам решил поиграть в эти игры.
Кромман встал и, скрипя половицами, пошел в угол посмотреть на стоявшие там горшки.
– Вам не кажется, что шансы нарочно подгадываются с тем, чтобы привлекать нужное количество соискателей? Об этом Дюрандаль не подумал.
– Вы хотите сказать, что братья нарочно проигрывают раз в год? Пламень! – В таком случае они не просто отличные, но потрясающие бойцы.
– Вы не спросили про сэра Эвермена, – наполовину спросил, наполовину констатировал Волкоклык. – Мне хотелось посмотреть, не назовет ли его наш молью траченый приятель сам. Теперь я хочу знать, почему он этого не сделал. И потом, у нас впереди еще весь остаток жизни. Будем разгадывать их тайны шаг за шагом.
– Я еще могу сделать из вас относительно профессионального агента, – заметил Кромман своим неприятно скрежещущим голосом.
– Когда мы поедим, – торопливо сказал Дюрандаль, заметив в глазах своего Клинка опасный блеск, – и не разболеемся от этого, мне хотелось бы прогуляться по городу.
Волкоклык встал и подошел к двери, заслонив ее. Потом достал из ножен Клык и поднял его, словно салютуя.
– Только через мой труп.
– Убери его; ты блефуешь.
Клык исчез в ножнах.
– Но я не шучу, сэр. Все эти сильные молодые крестьяне, о которых вы говорили, запертые здесь на несколько месяцев в ожидании своей очереди, без денег… Вы не помните, куда и подевал кандалы?
Он был прав. Самаринда после захода солнца – не самое безопасное место, и разумный человек будет знакомиться с ней при дневном свете.
– Ладно, нянюшка, сегодня я буду вести себя хорошо.
– Спасибо.
– Вот это, мне кажется, кувшин для воды, – заметил инквизитор, – а это – ночной горшок. Проверьте, не ошибаюсь ли я, сэр Волкоклык.
Примерно раз в год Кромман демонстрировал чувство юмора.


3

Они вышли из дома с первыми лучами солнца и заперли дверь за собой, прекрасно понимая, что это не помешает Кабуку рыться в их отсутствие в их вещах. Переулки пока пустовали, но монастырь был таким высоким, что найти его не составило труда. Вскоре они уже шли вдоль его стены, выглядывавшей из-за пристроенных к ней зданий.
– Бессмыслица какая-то! – заметил Волкоклык. – Похоже, эти дома примыкают к стене. Зачем давать своим врагам возможность подняться на три этажа?
Если этого не понимали его сообразительные мозги, его подопечный тем более не знал ответа.
– Полагаю, потому, что они защищены волшебством. Стены так, для видимости.
Потом они свернули за угол и вышли на площадь, первое открытое пространство, которое они нашли в этом городе. Слева от них высилась передняя стена монастыря, гладкая, непроницаемая каменная поверхность, соединявшая две угловые башни. Остальные три стороны представляли собой хаотическое нагромождение городских домов, неровную, иззубренную стену, прерываемую только несколькими узкими проемами выходящих на площадь переулков. Большая часть площади была занята той д самой легендарной ареной, с трех сторон отгороженной невысокой, примерно по грудь, стеной, а с четвертой примыкавшей к монастырю. Пространство между стеной и домами служило как для проезда, так и в качестве трибун для зрителей, ибо булыжники арены лежали примерно на человеческий рост ниже уровня улицы.
– Медвежья яма. Стоит оказаться в ней, и ты уже не выберешься. – Дюрандаль облокотился о стену и заглянул вниз. Интересно, сколько раз какой-нибудь незадачливый бедолага терял там самообладание и начинал метаться, преследуемый бессмертным убийцей с золотым мечом в руке? Кладка стены была слишком гладкой, чтобы надеяться забраться по ней; столетиями прикасавшиеся к ней руки отполировали ее.
В стылых лучах рассвета арена пустовала, дверь монастыря была заперта. Арка была достаточно велика, чтобы пропустить внутрь груженую повозку, что казалось совершенно лишенным смысла, ибо единственным другим входом на арену служили небольшие, в человеческий рост ворота с противоположной стороны. Ступени с их наружной стороны поднимались на уличный уровень; внутри ворот стоял столб с перекладиной, напоминавший виселицу и украшенный бронзовым диском размером со щит.. Кабук упоминал в своем рассказе гонг.
С дюжину человек стояло у стены рядом с воротами. Дюрандаль направился к ним, решив, что они выбрали лучшие места для наблюдения за спектаклем. Не успел он дойти до угла, как дверь одного из домов отворилась и из нее, нагнувшись, вышел самый большой человек, которого ему приходилось когда-либо видеть. Он распрямился, сделавшись ростом с хорошее дерево, и упер руки в бедра. Он поднял глаза к небу, потом опустил их на Дюрандаля. Он был явно не из здешних, ибо отличался от них цветом волос. Волосы, кстати, покрывали его тело почти целиком: каштановая борода спускалась почти до пояса, чуть рыжеватая грива падала на спину, торс был обернут темной медвежьей шкурой, а все остальное поросло его собственной шерстью. На спине его висел блестящий боевой топор. Кровь стыла бы в жилах от одного его вида, не улыбайся он от уха до уха.
– А! Новенькие! Говорите по-пулиарски? Я – Хива, сын Замбула.
– Дюрандаль Бастард.
– Чалис из Зурополиса.
– Волкоклык Ужасный.
– Добро пожаловать! – Он с сомнением покосился на Волкоклыка, едва доходившего ему до груди. – Правда ужасный? Клинок смерил его тщательно рассчитанным взглядом.
– Просто кошмарный, когда мне приходится вставать до рассвета. А так ничего, тихий.
Великану потребовалось некоторое время, чтобы обдумать этот ответ, и в конце концов он решил, что это шутка. Смех его напоминал грохот раскатившегося штабеля винных бочек.
– Собираетесь объявить свои имена сегодня? Тогда идем! Он широкими шагами направился к воротам. Дюрандаль шел рядом с ним, предоставив остальным догонять их.
– Мы решим, хотим ли встать в очередь, когда посмотрим несколько поединков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50