– Рейси!
Она остановилась и оглянулась, уже открыв дверь.
– Сестра сказала, чтобы ты заглянула к ней, перед тем как увидеться с отцом. Доктор отдал специальное распоряжение. Наверное, такой уж у них порядок, волноваться не стоит.
Рейсин закусила губу, пытаясь осмыслить важность этого условия. Затем просияла, очевидно решив, что важнее того, что Тоби пришел в сознание и ждет ее, ничего не может быть.
– Я постараюсь вернуться вовремя, чтобы помочь тебе закрыть магазин. Дит покачал головой.
– Не беспокойся, один справлюсь. Проведай отца и поезжай домой. Отдохни.
– Ты уверен, что я тебе не нужна?
– Конечно, нужна. Но мы же увидимся завтра, ведь так?
Рейсин громко рассмеялась, но он не сразу догадался почему. Только позднее, в одну из редких минут безделья, когда он мог как следует поразмыслить об их отношениях, Дит понял, что она говорила совсем не о том, о чем он подумал. Рейсин спрашивала, справится ли он без ее помощи в магазине. А он ответил, как влюбленный юнец, каковым и был! Все пущено на самотек! Он опять обнадежил девушку, не подозревающую о правде. А правда выйдет наружу. Рано или поздно. Даже если чудом ему удастся скрыть от Рейсин, что Дженкс его брат по матери, не может же он лгать вечно. Ему и сейчас это невыносимо. Что делать?
В голову пришла дикая мысль – сбежать. Нет, нельзя. Он нужен Рейсин. Пока. Когда Тоби поправится, дело другое. А пока она в нем нуждается. Он останется здесь ради нее. Должен остаться, чтобы окончательно не разбить ей сердце. Сейчас Рейсин необходимо душевное спокойствие.
Да, его попытка помочь Дженксу была обречена на неудачу. Он просто не в силах ему помочь. Теперь будущее его брата зависит от Тоби. И это хорошо. Дит, разумеется, очень волновался за брата, но если Дженкс говорит правду, то показания Тоби не должны ему навредить. Свидетельство Рейсин уже не будет иметь никакого значения. Версия ее отца об этом злополучном событии, несомненно, вытеснит все остальные.
Дело не в Дженксе, дело в том, останется Дит или уедет. А это зависит только от Рейсин. От того, простит ли она обман, о котором, несомненно, узнает. Дит почти не сомневался, что ему придется уйти, но наперекор всему в его сердце все-таки жила робкая надежда, что Рейсин его простит. Мысль о расставании была для него непереносима, и он лелеял свою надежду. Разве можно перестать любить, если это чувство уже проснулось?
…Рейсин взглянула на длинную лестницу, примыкающую к задней части магазина, и закусила губу. Она чувствовала сильное утомление, не похожее на то, которое испытываешь после тяжелого физического труда. Она была измучена сложным переплетением разнородных эмоций, переросших в чувство усталости, для преодоления которой требовалось куда больше сил, чем для отбивания мяса. После больницы Рейсин никак не могла настроиться на мажорный лад и, по правде говоря, не знала, смеяться ей или плакать. Нужно было с кем-то поговорить. Она приехала к Диту и вот теперь в последний момент засомневалась, стоит ли к нему входить.
Девушка остановилась в темноте, глядя на маленькую квадратную площадку наверху, освещенную лампой у двери, и вспоминая о прошлом вечере. Снова ее окатило волной желания. Вдруг она поняла, зачем явилась сюда. Чувство ее к Диту было слишком глубоким и, как ей казалось, взаимным. Она знала, что он хочет ее. Так с какой же стати ему уходить? Пора было выяснить отношения начистоту. Если он не уверен в ее любви, сейчас самое время его уверить.
Она с трудом взбиралась по ступенькам, словно тащила на себе тяжелую ношу. Да, нелегкий выдался денек, слишком много событий. Утром пришлось спасать запутавшуюся в колючей проволоке корову, затем помогать ветеринару накладывать швы на ее многочисленные раны. В магазине – волнующая новость о Тоби. Потом клиника, встреча со старшей сестрой и врачом, которые приложили все усилия, чтобы разочаровать ее. И, наконец, свидание с отцом – он был еще очень слаб физически и соображал туговато, но действительно уже начинал проявлять свой прежний строптивый нрав. В довершение всего финансовые проблемы: стоимость лечения отца возрастала. Ни на что не хватало времени. День суда приближался, а она продолжала лгать, что видела стрелявшего в отца человека. Господи, как же она устала! Хорошо еще, что Дит оказался рядом. Сейчас Рейсин и представить не могла жизни без него.
Он, должно быть, услышал ее шаги на лестнице. Только она собралась постучать, как дверь распахнулась. Дит стоял босиком, без рубашки, в помятых джинсах. Волосы взъерошены, на лице выражение тревоги.
– Рейсин! Что-нибудь случилось? Тоби?
Она попыталась улыбнуться…
– С отцом все в порядке, во всяком случае, дело пошло на поправку. Можно мне войти?
Неуверенность в его глазах сменилась сочувствием. Дит посторонился, закрывая за ней дверь. Затем прошел следом в темную узкую прихожую. Рейсин вступила в комнату и тотчас бросила взгляд на смятую постель с оставленной на ней книгой. Книжка была из магазина, в мягкой обложке, – приключенческий роман со стрельбой. Рейсин снова предложила ему маленький телевизор из офиса. Дит пожал плечами.
– Ты снабдила меня множеством вещей. Кроме того, я предпочитаю чтение – если ты, конечно, не возражаешь, что я таскаю книги из лавки.
– Не возражаю.
– Спасибо. Я в этом не сомневался.
Они стояли в неловком молчании, пока Рейсин осматривала комнату. Она решила, что в квартире пустовато, но жить можно. Брошенные на пол коврики, которые она принесла из дома, закрыли самые безобразные трещины. Лампа на столе возле кровати освещала комнату ровным, мягким светом, гораздо лучше, чем люстра на потолке. Постель выглядела уютнее с покрывалами и подушками. И все же тут необходимо поработать: покрасить стены, не помешал бы и ковер на полу. Особенно унылыми казались голые окна, к тому же их необходимо замазать. И, конечно, мебели не хватает: нужны стулья, стол, комод, этажерка; на стену хорошо бы повесить картину, не помешают и комнатные растения. Решив серьезно заняться обустройством квартиры, она смущенно посмотрела на Дита.
– Я забыла, какой жалкий у комнатушки вид.
– О, все нормально. Я же здесь ненадолго.
Это прозвучало зловеще, подобно похоронному звону. Рейсин сделала вид, что не слышала.
– Нет, правда, здесь по меньшей мере надо покрасить, постелить ковры и…
– В этом нет необходимости.
– …поставить что-нибудь из мебели, повесить портьеры.
– Мне не нужны портьеры.
– Они украсят комнату.
– С улицы через окно ничего не видно, если только не влезть на крышу магазина!
– И все же, – продолжала она упрямо. Мне бы хотелось привести здесь все в порядок. Можно этим потихоньку заняться. Думаю, обойдется недорого.
– Давай не будем об этом, Рейсин.
Тихий, бесстрастный голос звучал слишком красноречиво. Она отвернулась, чтобы Дит не заметил ее отчаяния, и резко сменила тему разговора:
– Я виделась с Тоби, и… и он в порядке, за исключением…
– За исключением чего? – мягко спросил Дит и подошел поближе.
Ее нижняя губа задрожала. Рейсин опустила голову. Она больше не могла терпеть. Приближался суд, а еще так много надо было сделать. Она солгала, Тоби болен, и Дит… Дит, который живет в этом убогом, запущенном месте. Дит, который скоро ее покинет. Дит, которого она любит. Неожиданно для себя Рейсин разрыдалась и, повернувшись, оказалась там, куда более всего стремилась, – в объятиях Дитона Спунера.
– О Дит, что мне делать? – всхлипывала она.
– Ну, успокойся, – вполголоса произнес он, крепче прижимая ее к себе и прикасаясь кончиками пальцев к ее волосам, рассыпанным по плечам густой копной. – Успокойся, дорогая, и через минуту ты сможешь мне все рассказать.
Рейсин пошмыгивала носом, прижавшись щекой к его обнаженной груди и чувствуя себя защищенной в его объятиях. С трудом успокоившись, она вытерла слезы и решила все рассказать. Глубоко вздохнув, девушка подняла голову.
– Я совершила нечто ужасное.
Дит чуть не рассмеялся.
– Зная тебя, легко представить, насколько это ужасно.
Рейсин покачала головой, вздыхая и отбрасывая назад волосы.
– Я поступила довольно подло, хотя вначале это казалось мне единственно правильным решением. Но теперь, когда Тоби выздоравливает, мне стало так легко при мысли, что больше не нужно лгать. Только отец ничего не помнит! Он не помнит! А я больше не могу жить с этой ложью!
Дит, застыв, слушал ее взволнованную речь. Его серо-зеленые глаза подернулись страхом. Он, казалось, боролся с собой. Затем немного ослабил объятие и отступил назад, облизав губы кончиком языка.
– Ты уверена, что хочешь мне все рассказать? – спросил он с запинкой.
Рейсин взглянула на него и нахмурилась.
– Уверена, мне больше некому довериться.
– Может, лучше присядем?
Он бросился поправлять покрывало на кровати – единственном месте, где можно было расположиться. Она уселась и ждала Дита. Он казался одеревеневшим, когда сел на край матраца, обхватив колени.
– Сперва о Тоби. Он в сознании или нет?
– В сознании.
– Ну?
Рейсин потерла рукой лоб и заговорила, стараясь как можно точнее обрисовать ситуацию:
– Врачи говорят, через несколько недель он совсем поправится. Но дело в том, что отец ничего не помнит.
Дит пристально смотрел на нее.
– Не помнит нападения?
Рейсин кивнула, чувствуя, как на глаза снова навернулись слезы.
– Я даже не могу поговорить с ним об этом, по крайней мере сейчас. Врачи запретили, пока он не окрепнет. Но и тогда нет никакой гарантии, что отец вспомнит происшедшее.
– Это означает, – догадался Дит, – что Тоби не сможет дать показания в суде.
– Да.
Он немного подумал, затем подошел к окну.
– Ты возненавидишь меня, если я скажу, что не хочу больше ничего знать? – тихо спросил он.
Рейсин встала и тоже подошла к окну. Его мускулистая спина с широкими плотными плечами суживалась к узкой, но крепкой талии. Она положила руки ему на плечи, ощутив, как напряглись они под ее пальцами.
– Я не способна возненавидеть тебя, – прошептала она, пытаясь угадать, какие чувства заставили его склонить голову. – Ведь должен же кто-то подсказать мне, что делать. Я больше не могу. Суд приближается. Если я изменю показания, бандиты останутся безнаказанными. Это несправедливо! Но как мне рассказать эту историю в суде? Как?
Рейсин понимала, что слова ее звучат невразумительно, но и Дит вел себя как-то странно. Наконец он поднял голову и обернулся. Взяв девушку за руки, он устремил на нее пристальный, полный понимания взгляд.
– Хорошо, – нежно сказал он, – а теперь расскажи мне все с самого начала.
Они вернулись к кровати и уселись на самый краешек. Рейсин говорила не умолкая. Она рассказала ему все в деталях. Как она узнала Лонни и Дженкса. Почему ее не было в магазине в тот день и откуда она вернулась. Даже почему она узнала смех Лонни. И самое главное, она призналась в том, что видела и чего не видела собственными глазами. Объяснила, почему сразу не сказала правды; она уверена, что все произошло именно так, как она рассказала. Дит не стал ни советовать, ни осуждать ее, и она была ему благодарна за это.
– Мне трудно что-то сказать, пока я не наведу кое-каких справок. Я должен точно знать, как обстояло дело.
– Официально я показаний не давала, – неуверенно произнесла девушка. – Как ты думаешь, я совершила преступление?
– Нет! Точно не знаю, но на твоем месте я не стал бы слишком беспокоиться. Этот следователь, Хоторн, показался мне умным парнем, а даже дураку ясно, что обвинять тебя не в чем. Но все же перед тем, как давать тебе советы, мне надо раздобыть… дополнительную информацию.
Это было разумно. Рейсин не сомневалась, что Дит употребит все сказанное ею с необходимой осторожностью. Ей стало легче от мысли, что кто-то взял на себя ее проблемы.
– Я не знаю, как благодарить тебя, – произнесла она, снова глотая слезы.
– Подожди, пока тебе и вправду будет за что благодарить меня, – сказал Дит, дотрагиваясь до ее щеки.
– За что-то еще, ты хочешь сказать. Ты уже так много для меня сделал.
Он сжал ей руку.
– Я работаю не бесплатно. Ты платишь за все, что я делаю.
– Так мало!
Посмотрев вокруг, Рейсин приняла решение.
– Я прямо сейчас займусь твоей комнатой.
– Подожди, – запротестовал он. – Я думал, мы насчет этого договорились. Я не желаю, чтобы ты на меня тратила деньги.
– А я желаю.
– Нет. Ты слишком занята, слишком ограничена в финансах, чтобы заниматься этим. И потом… к тому времени, когда ты закончишь, меня здесь не будет.
У Рейсин перехватило дыхание. Сама мысль причиняла ей боль. Глаза застилали слезы, она не могла найти нужных слов. Наконец она выдавила из себя:
– О Дит, не уходи. Пожалуйста, останься!
Она подумала, что он сломает ей руку.
– Рейси, мне бы хотелось остаться, но рано или поздно ты сама захочешь, чтобы я ушел, – с трудом произнес он.
– Ни за что! – Голос Рейсин дрогнул. – Что бы ни случилось, я буду тебя любить.
Если бы она ударила его, он не выглядел бы более ошеломленным. Лицо Дита изменилось столь внезапно, что она ничего не могла понять.
– Ну скажи что-нибудь! – закричала она. – Ради Бога, сделай …
Он рывком притянул ее к себе и впился поцелуем в ее губы. Рейсин прижалась к его обнаженному торсу. Довольная таким поворотом ситуации, она блаженствовала под ласковыми касаниями его рук. Не прекращая поцелуя, они повалились на кровать, позабыв все волнения. Сердце Рейсин пело. Оба рассмеялись, прижавшись носами, взгляды их встретились – синий и мшисто-зеленый. Успокоившись, они возобновили и углубили поцелуй. Это был не поцелуй, а слияние – каждый стремился отдать другому себя. Взаимное чувство разжигало страсть и делало ее нежной.
Рука Дита скользнула к ее талии, замерла на мгновение и продолжила свой путь к бедру, лаская его изгибы. Рейсин прильнула к нему всем телом, устраивая свое колено между его ног и чувствуя, как, волнуясь, поднимается и опускается его грудь. Дит застонал и перевернулся на спину, увлекая за собой Рейсин. Чутко улавливая его желания, девушка подлаживалась к нему, с возрастающим голодом ловя его губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18