Скорее всего электромобиль направлялся в поселок, и мне страшно интересно было узнать, кто в нем едет сегодня. Однако долететь до поселка я не успел.
Мрак перед глазами сначала посерел, проявляя окружающую меня пелену тумана, а потом засветился, и прежде чем я успел понять, что происходит, и сбросить скорость, прямо по курсу внизу на дороге высветилось размытое желтое пятно. Это была фара электромобиля. Он быстро катился мне навстречу, и не успел я остановиться, как он, тихо посвистывая, промчался подо мной. Мне пришлось достаточно долго догонять его и уравнивать скорости, прежде чем я смог зависнуть над ним и заглянуть в ветровое стекло.
Луч фары, размазываясь по туману, давал небольшой отсвет, и я смог разобрать, кто сидит за рулем Камера с пятнадцати метров ни за что не взяла бы лицо шофера, а я увидел. Увидел и обрадовался. Судьба наконец решила двинуться мне навстречу. Электромобилем управлял тот самый механик, что четыре часа назад увез взбешенного Чару из Желтого дворца. Таким образом, мне не надо было уже гадать, чей голос услышит сегодня мое ухо. Теперь я знал это наверняка.
Опустившись возле знакомого мне домика, я первым делом разыскал в кустах чинзара свой тайник с рекордерами. К сожалению, я прилетел поздно. В домике уже не разговаривали. Датчики на крыше вообще фиксировали какие-то странные звуки, которые напомнили мне ритмичный шорох, возникающий при постановке блок-завесы. Блок-завеса была обычным приемом пиратов при любых переговорах, и я удовлетворенно осклабился, полагая, что накрыл Чару в самый неподходящий для него момент.
Однако спустя некоторое время я понял, что ошибся. В горошине вдруг зазвучали далекие шаги и невнятные голоса. Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что голоса доносятся действительно издалека и к тому же проходят через несколько стен. Оказывается, на этот раз Чара выбрал себе другую комнату, не ту, над которой я прикреплял датчики вчера. Теперь все стало на свои места. Второй голос принадлежал женщине, а ритмичный шорох издавала кровать, на которой Чара развлекался со своей гостьей.
Я поднялся на крышу, чтобы переставить датчики, но было поздно. В домике уже легли спать. Индикатор биомассы зафиксировал тела Чары и его подруги в противоположном от микрофонов углу дома. Когда я наконец разместил датчики там, где надо, из них послышалось только размеренное дыхание спящих людей.
Выругавшись про себя, я отлетел подальше, нашел большое дерево и, сев на землю, привалился к нему спиной. Я всегда ненавидел прослушивать чужие разговоры, и тем не менее по службе мне приходилось этим заниматься. Большей пакости я до сегодняшней встречи с Чарой просто вообще не знал. Когда я слушал радиоперехват, у меня возникало ощущение, будто я держу в руках чужие трусы. Однако выбора у меня не было. Перемотав запись в самое начало, я вздохнул и включил воспроизведение.
Впрочем, ничего интересного я так и не узнал. Вчерашний день завершился постельными вздохами, а сегодняшний начался безостановочным щебетанием девушек, обсуждавших возможность съездить на материк. Как я понял, они хотели, чтобы Чара помог им перебраться через пролив, не платя таможенный сбор.
Вернувшись в домик нынешним вечером, Чара тоже почти что не разговаривал. Отпустив шофера, он долго ходил из комнаты в комнату, а потом, когда к нему приехала женщина, сразу же увел ее в дальнюю спальню.
Конечно, любая из ложащихся в постель с Чарой девушек могла оказаться землянкой. Рой никогда не брезговал этим средством вхождения в близкий контакт с интересующими его людьми. Но узнать об этом я мог только с помощью прослушивания разговоров, а разговоры с женщинами Чара как раз и не вел.
Я положил тайник с рекордерами на старое место и полетел к камере у дороги на Каймагир. Этот вояж я делал скорее для очистки совести: работать с проехавшими я теперь не мог. Честно говоря, мало бы что изменилось, слетай я ко второй камере не сегодня, а завтра. Но сторожить сон Чары было еще бессмысленнее, и я полетел.
Я никак не мог понять, зачем Чара ездит в поселок. Секс как причина отпадал сразу: жители Керста при первой же возможности заполняли свои семейные постели любым количеством партнеров. Отпадала и необходимость уезжать подальше от города для тайных встреч с агентами. Конспиративные квартиры обычно устраивают там, куда легко добраться и добраться незамеченным. Не прорисовывалась и связь Чары с роем. Конечно, побывавшие в поселке девушки могли на самом деле оказаться связницами с базы. Но тогда следовало допустить, что Чара общался с ними исключительно с помощью записок, а это был уже явный перебор.
Так ничего и не придумав, я сел у речки, нашарил у моста нужный булыжник и, вынув камеру, стал просматривать запись. Пять экипажей и три всадника, которых я, конечно же, не знал, являлись скудным сегодняшним уловом. Похоже было, что моя затея с мониторингом дорог становилась бессмысленной. Вздохнув, я сменил кассету и выудил напоследок из тайника рекордер, принимавший сообщения с трансляторов в горах.
Меньше двух часов назад я уже проверял такой же рекордер на лайлесской дороге и знал, что прошедший день можно считать безрезультатным. Просмотр камеры у моста через Ясоко только укрепил меня в этом. И вот теперь я ошеломленно смотрел на цифры, высветившиеся в окошечке информатора, как только я взял его в руки. Здесь были длина волны, указания широты и долготы, координаты по сетке карты квадрата, время и продолжительность сообщения. Это было настолько неожиданно, что мне понадобилась чуть ли не минута, прежде чем в сознании возникла и ясно оформилась простая мысль: в то время, как я висел над машиной Чары, кто-то в Драном Углу вел непонятным мне кодом радиопередачу.
– Вот это да! – прошептал я вслух, чувствуя предательскую слабость в ногах и холодную пустоту в желудке. Спокойная до этого кровь, мгновенно разогнавшись в жилах, словно в циклотроне, горячо ударила в голову, обожгла щеки, сумасшедше забилась в висках.
Поскольку я разместил датчики по периметру ущелья, то десяток взятых пеленгов указывал на местонахождение радиста с точностью до миллиметра. Дрожащими руками я рылся в сумке, разыскивая запаянную в пластик карту района. Фонарик плясал у меня в руке, пока я вглядывался в тончайшие координатные линии. Итак, все наконец сошлось. Теперь у меня отпали последние сомнения. Передача велась из домика, где сейчас спал Чара, Я наконец нашел резидента роя в правительстве. И этим резидентом был мой личный враг.
Со счастливой, блуждающей по лицу улыбкой я сидел на мокрой гальке возле Ясоко и думал о том, что предстоящая мне так или иначе схватка с Чарой имеет теперь неуязвимое моральное оправдание. Даже по строгим законам ойкумены я имел право сделать все, что необходимо, для его нейтрализации.
Резидент роя должен был прекратить свою деятельность, и я мог сам выбрать способ необходимого воздействия. Если эта история станет когда-нибудь известна на Земле, я сумею оправдаться.
Несмотря на огромное количество информации, я все-таки до сих пор брел впотьмах, терзаясь сомнениями и страхом. Туда ли я иду, не упустил ли чего-нибудь важного, имею ли я право на это и не совершил ли непоправимую ошибку? Теперь, когда локатор взял цель и стал ясен курс, я почувствовал силу и уверенность. Еще несколько часов назад я ощущал себя зверем, за которым идет охота и чей след уже взяли борзые. Теперь охотником стал я. И азарт погони пьяно плескался в жилах, и глаза сводило в прищуре, и судорожно напрягались плечи и бедра – точно так же, как это бывало со мной в капитанской подвеске, когда я нависал над пультом, всматриваясь в экран. Так же непроизвольно я сжимал тогда шенкелями амортизатор, как, наверное, сжимал бы, родись раньше, теплое брюхо коня, и так же щурился, разыскивая на экране трудно различимую на граничном удалении цель. Каждая клеточка моего тела звенела от напряжения, пока я прятал камеру и ставил булыжник на место. Теперь я знал, за кем мне надо следить, чтобы выйти на связника базы. Вычислив резидента роя, я словно открыл дверь в их гнездовье. Оставалось только туда шагнуть.
Управившись с камерой, я вонзился в воздух, лихорадочно осмысливая ситуацию. Неопределенность кончилась. Своим сообщением Чара спустил лавину. Теперь мне оставалось только ждать, когда база ответит ему. Скорее всего это случится завтра, самое позднее – послезавтра. Может быть, этот ответ нельзя передать словами, и тогда к нему придет связник. В любом случае база должна будет раскрыть себя, потому что и радиосообщение, и спуск связника на антиграве непременно будут взяты расставленными мной датчиками. А во избежание случайностей я организую в городе слежку за Чарой. Теперь у меня наконец есть повод помириться с Ракш.
Торопиться мне было некуда, но я, позабыв об осторожности, стремительно мчался сквозь ночь, подняв навстречу ветру пылающее лицо. В том, что резидентом роя, которого я имел право убить, оказался именно Чара, нашла отражение высшая вселенская справедливость. Происходящее здесь было слишком трагичным, чтобы остаться без последствий. Массовая гипнопедия – второе по тяжести преступление после геноцида, и рой еще ответит за сотворенное зло. Словно охваченные всеобщим безумием, десятки тысяч людей безудержно рвались навстречу катастрофе. Чара прекрасно понимал это, но, вместо того чтобы пытаться их остановить, как это делал Принцепс, он решил возглавить процесс.
Если б еще Чара был таким же восторженным энтузиастом, как большинство жителей Керста, я бы простил ему. Но Чара даже отдаленно не был похож на фанатика. Восстановление интересовало его лишь как средство достижения своих собственных целей. Я понял это из его разговора с Корой. На самом деле ему нужна была одна только власть. Власть – и ничего, кроме власти. И во имя этой цели он собирался бросить своих сограждан в огонь мятежа и новой гражданской войны.
Я прошел много своих и несколько чужих дорог. Я встречал самых разных людей и всяческую нелюдь. Я провел в патруле десять лет и успел повидать за это время достаточно трусов, предателей и убийц. Я узнал, что зло имеет сотни лиц и тысячи выражений. Я сталкивался с фанатиками, готовыми проливать кровь ради идей. Их фанатизм вызывал во мне брезгливость и ужас. Но самыми страшными из всех были те люди, которые трезво и расчетливо руководили фанатиками, побуждая их умирать и убивать. Здесь, на Керсте, таким человеком оказался Чара. Я должен был остановить его, а вместе с ним и рой. К счастью, теперь мне было разрешено предпринять все возможное для этого.
Дома меня ждало сообщение от Давантари. Давантари строго рекомендовал мне не заниматься самостоятельной раскруткой Чары, а ждать высадки десанта. Прочитав его советы, я не смог удержаться от саркастической улыбки. В своем сегодняшнем сообщении я как раз собирался рассказать ему, что Чара – резидент роя. Однако теперь, подумав, не стал этого делать, ограничившись информацией о подготовке мятежа. В конце концов сведения о Чаре останутся в памяти компьютера. Если мне удастся довести намеченное до конца, я доложу о сделанном. Если же нет – архив заберет похоронная команда, и Чарой займутся другие. Констабуларий уж как-нибудь простит мне мою забывчивость. Мертвых не судят, поскольку им все равно.
Остальная часть сообщения из констабулария была не интересна. Давантари сообщал, что записи радиоперехватов так и не поддались расшифровке на месте и их отправили в метрополию. Десант тоже пока еще не был окончательно готов, и по расчетам Давантари высадка могла состояться не раньше чем послезавтра, после поступления всей необходимой техники. Пожав плечами, я выключил компьютер и стал раздеваться. Если по-честному, я был даже рад задержке десанта. Где находится база, я до сих пор не определил, а перекрыть район лучше, чем расставленные мной датчики, десантники все равно не могли. Высадка принесла бы больше вреда, чем пользы. Лишние люди в ущелье наверняка встревожили бы рой. Но самое главное – я сразу же переходил в подчинение командиру десанта, а мне этого совсем не хотелось.
Зажмурившись, я стоял под душем, чувствуя, как смывается вместе с усталостью перевозбуждение, не отпускавшее меня с той самой минуты, как я увидел цифры на рекордере. Сейчас, когда тугие струи массировали кожу, успокаивая дрожащие нервы и унося с собой накопившийся на их концах потенциал, я наконец почувствовал, что на самом деле стал освобождаться от уничтожающего меня депрессивного отупения. Теперь я начал бороться, а не просто следовать обстоятельствам. Я почувствовал, что могу побеждать. А самое главное – у меня совсем не болело сердце. Сердце, напоминавшее до этого о себе каждые полчаса. Конечно, я устал, но и усталость моя была чудной, не имеющей ничего общего с душевной и физической слабостью. Я устал от тяжелой работы и хотел спать. Второй день я по-настоящему хотел спать. И это было просто замечательно.
Утром я проснулся бодрым и хорошо отдохнувшим. Шел уже третий период, и я быстро засобирался к Ракш. Облака сегодня были тонкие и высокие, и я понял, что днем может выглянуть солнце. Шагнув за порог, я остановился, вглядываясь в небо. Где-то там, за миллионами километров черной пустоты, находился констабуларий, первый форпост нашей цивилизации в этом рукаве, а за ним начиналась вся многомиллиардная ойкумена, центром которой была милая моему сердцу Земля. С тех пор как я сюда приехал, мне еще ни разу не приходила мысль, что я смогу когда-нибудь снова побывать на ней. Мне казалось, что земная часть моей биографии закончилась навсегда. Сегодня я вдруг почувствовал, что успел соскучиться.
Характерный звук поющего мотора вывел меня из оцепенения. Я скосил глаза и увидел подъезжающий ко входу электромобиль. Он остановился прямо передо мной, передняя дверца сдвинулась, и изнутри, нагловато улыбаясь, вылезли Чара и Кора. Рука Коры была спрятана под полой форменного кителя.
– Однако повезло, – обратился он к Чаре так, словно они были одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45