Я удивленно скосил на нее глаза, и тут до меня дошло. До этой минуты Чара не знал о случившемся. И тем не менее он не спросил, за что арестовали перечисленных в списке.
– Хорошо. – Мужчина в майке сделал кистью рубящий жест, означающий исчерпанность темы. – Но это еще не все. Мы продолжаем ждать, когда наши ряды пополнятся лучшими людьми государства.
Сказав это, он откинулся на спинку стула, пристально уставившись на Чару. И тут я наконец увидел его лицо. Увидел и поражение замер.
Это был тот самый оратор из парка, который полтора часа назад вдохновлял сидящих там на помостах чистильщиков. Ракш знала, куда меня вела. Здесь, в этой комнате, ставшей на время местом пересечения основных политических сил, творилась сейчас судьба страны.
Я вдруг почувствовал себя безумно усталым. То, что происходило внизу подо мной, несло в себе потенциал огромной разрушительной силы. Чтобы хоть немного взбодриться, я улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. Чара, наверное, искренне считал, что, если возвращать всех заблудших овец в стадо, оно никогда не свалится с обрыва. Это была распространенная ошибка. Насколько я знал, ни одна цивилизация не избежала ее периодического воспроизводства
– Я полагаю, это пока преждевременно, – рассудительно произнес Чара. – Два потока могут оросить больше земель. Тем более что там, где руль держит уверенная рука, не следует лезть с советами к рулевому.
– Это справедливое замечание, – сказал чистильщик. – Мы думали об этом. Но, кроме рулевого, на судне должен быть впередсмотрящий.
Некоторое время Чара безмолвно глядел на чистильщика. Потом зашевелился и медленно встал
– Встреча была очень интересной, – заявил он. – Считаю, есть смысл встретиться снова. Возможно, к тому времени многое прояснится.
– Хочется надеяться, что судьба сбережет всех верных хранителей Восстановления, – высказал пожелание чистильщик.
Я уловил в его интонации наглую нотку, но Чара, похоже, не заметил ее. Во всяком случае, он не обиделся.
– Ну конечно, – улыбнувшись, согласился он. – Кто-то же должен поддерживать массовый энтузиазм.
– Хорошо. – Чистильщик ритуально взмахнул рукой. – Следующий раз – как обычно?
– Да. И максимум осторожности.
– Что-нибудь случилось? – Лицо чистильщика сделалось встревоженным, на щеках проступили синие пятна.
– Пока нет.
– Но есть информация?
В глазах Чары появилось странное выражение.
– Информация есть всегда, – бесстрастно сообщил он. – Но волноваться не стоит. Пока мы стоим на холме, мы следим за процессом.
Я почувствовал пальцы Ракш на предплечье и обернулся.
– Нам пора. – Ракш уже отворила дверь.
Я с сожалением глянул последний раз в глазок и, встав, двинулся за ней.
Увиденное мной было настолько значительным, что требовалось время, чтобы это осмыслить. Я почти не сомневался, что Чара, заинтересовавшись мной, поручил своим людям укатать и допросить Оклахому. Вполне возможно также, что двадцать погибших солдат – часть придуманной им же "страшилки", призванной сплотить народ перед лицом несчастий. Хуже – если эта утка была запущена с целью дискредитировать Принцепса. И совсем плохо, если в ее распространении участвовали "чистильщики".
Именно здесь начиналась для меня область загадочного. Хитросплетение интриг и поступков, как всегда, выражало отчаянную борьбу интересов разных влиятельных групп. Для тех, кто ее понимал, все было, наверное, очевидно. Беда в том, что я сроду не интересовался, прикладной политологией и экономикой. Поэтому распутать весь клубок мне было явно не под силу. Как никогда я чувствовал сейчас острую нужду в Амалазунте. Однако Амалазунта вот уже две недели охотилась где-то в районе Веги, и дотянуться до нее было невозможно.
– Мне показалось, тебе не нравится происходящее у скавра, – осторожно заметил я. – А что думают другие ветви?
– Мы редко расходимся в главном, – буркнула Ракш и, как мне показалось, ускорила шаг. Однако я не отставал.
– Я понимаю твой интерес, – говорил я, держа Ракш под руку и стараясь не наступить в темноте на край ее накидки. – Но ведь «чистильщики» быстро накапливают силу. Ты не боишься, что они возьмут власть? Смотри, Ракш, мало никому не покажется.
То, что я услышал в ответ, буквально сразило меня.
– Это полезно для Восстановления, – убежденно сказала Ракш. И, подумав, добавила: – Мне нравятся люди, которые знают, чего хотят.
Я прощался с ней в атрии. Мы долго стояли в обнимку, слушая, как свистит между колонн ветер, покалывающий наши щиколотки влажным песком.
– Я бы хотела увидеть тебя еще много раз, – сказала Ракш отстранившись.
Когда-то это была очень веская формула, означающая предложение стать постоянным партнером и даже отцом детей. В последнее время она утратила свой обязательный смысл, но все равно при ее употреблении подразумевалось нечто большее, чем переплетение двух тел.
Я не ожидал этого и немного замешкался, подбирая слова. Вспыхнув, Ракш резко высвободилась из моих объятий. Я понял, что еще секунда – и она уйдет, причем уйдет навсегда. И тем не менее я молчал. Молчал вопреки здравому смыслу, своим желаниям и сгущающемуся раздражению Ракш. Молчал, ужасаясь собственному молчанию, и отвратительное чувство вины заполняло мне грудь. Что я мог предложить ей сегодня? Неврастению, меланхолию и суицидный синдром? Еще год назад ей было бы безумно интересно со мной. В то время я верил в свою удачу, и мне очень нравился вкус опасности. Если бы мне пришлось тогда осесть на Керсте, мы составили бы отличный тандем. По крайней мере на пару лет.
– Зачем я тебе? – сказал я устало. – Посмотри, я кончился. Старого Теры нет, осталась одна оболочка. Этот осколок меня доконал.
– Прекрати. – Ракш сделала шаг вперед и, совсем по-земному взяв за плечи, пристально посмотрела мне в глаза. – Ты – настоящий. Я знаю мужчин. Ты – камень. Что бы ты там про себя ни говорил, я хочу, чтоб эта встреча была не последней Не отвечай мне сейчас, – добавила она торопливо, – уходи, куда тебе надо. Но когда бы ты ни вернулся, я вспомню свои слова.
Расстроенный, я возвращался в гостиницу, не понимая, зачем я, собственно, туда иду. Только что передо мной открылась дверь, за которой светило солнце, звенел смех и архангелы с золотыми трубами возвещали вечную юность для всех, кто переступил порог. Мир этот был близок, но, чтобы попасть туда, я должен был убежать от самого себя. А от самого себя никто еще никогда не убегал.
Стараясь собраться с мыслями, я присел на берегу маленького пруда посреди парка, с тихой грустью глядя на скользящих по воде бегунов. Время близилось к вечеру, но туман еще не лег, и в теплом, наполненном влажными полутонами воздухе все окружавшее меня выглядело особенно трогательным, полным невысказанных желаний и несбывшихся надежд.
Мне вдруг отчаянно захотелось хереса. Здесь, на берегу пруда, следовало пить именно херес, с его сильным и вяжущим вкусом, заставляющим вспомнить о пройденных дорогах и обжигавших когда-то страстях. Мне подумалось, что я должен быть благодарен воспоминаниям, пусть даже горьким, но так или иначе связывающим меня с миром живых. В настоящем у меня не было ничего: ни веры, ни долга, ни желания уцелеть. Я снова тонул, не понимая, за что еще можно уцепиться. Сначала я думал, меня спасет дело, но я ошибся. Теперь выяснилось, что я не нуждаюсь и в любви. Черная волна отчаяния снова накатила на меня, и я согнулся, зажмурив от сумасшедшей тоски глаза, судорожно поднеся ладони к лицу.
Потом меня немного отпустило, и я устыдился своей слабости.
– Подбери губы, – сказал я себе. – Что это ты раскис? Через пару часов ты должен быть у Таш. Вспомни, ты еще утром безумно хотел ее. Держись! Поддай в шлем кислорода! Возьми себя в руки, патруль, – бывало и хуже.
Продолжая склеивать себя из кусочков, я медленно добрел до гостиницы. Еще в холле я услышал громкие голоса и шум возни, доносившиеся из спальни Оклахомы. Дверь в спальню была, как всегда, открыта, и, проходя мимо, я увидел на кровати нечто, напоминающее скульптурную композицию. Оклахома и невысокая стройная брюнетка с разноцветными лентами на ногах, радостно хохоча, поддерживали с боков еще одну девушку, стоящую между ними на голове. Четвертый участник группы, поднявшись на цыпочки, безуспешно пытался задвинуть член в неудобно расположенное влагалище. Заметив меня, брюнетка кокетливо изогнула спину, выпятив зад с вытатуированной на нем мордой лоя – эмблемой школы, где она училась.
Я чувствовал, что, если наш вечер с Таш начнется с этого зрелища, все будет безнадежно испорчено. Однако как хозяин гостиницы я не имел права им мешать. Единственное, что мне оставалось, так это надеяться, что через пару часов они либо устанут и заснут, либо выметутся куда-нибудь на поиски новых приключений.
"Интересно было бы узнать, – думал я, идя по коридору к своему кабинету, – что вообще рассказал Оклахома людям Чары? Главного он, конечно, из-за блока сказать не мог. Но мелочи, как та, например, что я ни с кем не сплю, он уж, наверное, обсосал вволю".
Проходя мимо Зеленого будуара, я не выдержал и открыл дверь. Клоуна на кровати уже не было, как не было и грязных простыней. Наверное, очнувшись, он почувствовал себя лучше и смог уйти, а грязные простыни утащили уборщики. Я мысленно пожелал ему удачи и, не торопясь, отправился к себе.
Мое донесение Давантари все еще ждало своего часа в компьютере. До того как уйти к Таш, я должен был дополнить его новой информацией. Когда я садился за пульт, меня переполняло горделивое желание побыстрее сообщить в констабуларий о раскрытой интриге. Однако, закончив описание встречи Чары с чистильщиком, я вдруг осознал, что сегодняшние мои дела точно соответствуют статье о вмешательстве в дела неприсоединенной планеты.
Сговор между государственным деятелем и одним из лидеров странной организации, напоминающей то ли политическую партию, то ли монашеский орден, не относился к проблемам ойкумены. Конечно, им было что скрывать, но меня это не должно было касаться. Пока я не доказал связь хотя бы одного из них с роем, я не имел права противодействовать их планам.
Я сидел в кресле, пытаясь осмыслить ситуацию, но мысли мои не двигались, зависнув, словно маломощные баржи в плотной атмосфере гиганта. Единственное, что я ощущал, – это разочарование по поводу того, что дело, которое я считал минутным, вдруг выросло в крупное препятствие на пути к встрече с Таш. Чтобы встряхнуться и призвать себя к порядку, я просто нагнулся набок и вывалился из кресла, а потом, поднявшись с четверенек, стал бесцельно бродить по комнате.
"Что с того, что они начали первыми? – сказал я себе. – Ты сам спровоцировал их. Твои возможности неизвестны, уже поэтому ты опасен. Пусть Чара пытался растрясти Оклахому. Он в своем праве, на своей планете и в нынешней должности просто обязан проявлять к тебе интерес. А ты, между прочим, здесь гость, и гость незваный. Единственное, что ты сейчас можешь, это собирать информацию. А вот действовать ты не имеешь права. Иначе попадешь под суд".
Рассуждая так, я уже точно знал, что отсидеться мне все равно не удастся. Еще утром я сделал свой выбор и стал тем самым на индивидуальную тропу войны. Поступить иначе я просто не мог. Я всегда ненавидел фанатиков, даже таких, которые фанатично служили науке. За свою жизнь я повидал их немало и успел убедиться, что фанатики способны ради Достижения своих целей на любые, самые решительные действия. А совершая решительные действия, трудно избегать жестокости и рисковать только своей головой. Земная мораль многое прощала фанатикам в случае их победы. Но для меня фанатики однозначно олицетворяли зло.
Я вдруг вспомнил прерывающийся голос клоуна, испачканные в крови простыни, неприветливые лица чистильщиков на поляне и содрогнулся, ощутив, как растекается по телу липкая смесь брезгливости и страха. Холод, выстудивший мне спину, очень напоминал чувство, охватывающее сидящего на земле человека при виде тарантула. Подчиняясь безотчетному импульсу, я протянул руку и безвозвратно уничтожил только что написанный текст. Я сознавал всю меру своей ответственности, но даже не думал о возможном наказании. В конце концов последние три года, с тех самых пор, как получил право, занимать капитанскую подвеску, я только и знал, что подставлял плечи. Гораздо больше меня беспокоило другое. Недостаточно глубоко проникнув в ситуацию, я мог по недомыслию искорежить судьбу целой страны.
Поставив передачу на автомат, я решил уже было идти к Таш, но вдруг вспомнил, что больше недели не занимался волосами. У жителей Керста они росли только на голове, и землянам приходилось регулярно втирать по всему телу депилятор. Именно поэтому я убрал из душа большое зеркало. Без волос я напоминал себе лягушку, а больше всего меня раздражал безволосый пах.
Я стоял под стационарным феном, когда раздался сигнал алярма. Это означало, что в гостиницу вошел кто-то незнакомый. Распахнув дверь в комнату с контроллером, я увидел высветившийся на мониторе холл, посреди которого топтались маленький мальчик и невыразительная на вид женщина средних лет.
Женщина была настолько некрасива, что просто не могла иметь никакого отношения к Оклахоме. Не досохнув, я занулил фен и бросился, затягивая на ходу пояс, к выходу.
– Серьезный рик, – похоже было, что она получила неплохое образование, – конечно же, вносит свой труд в Восстановление?
– И немалый, – вежливо согласился я.
– Мы, пять семей тех, кто погиб на войне, решили восстановить разрушенную деревню Саши.
– Это благородный замысел.
Я все еще не понимал, чего она хочет. Ясно было только, что не денег. На Керсте пока что никто не просил подаяния.
– Поля вокруг деревни раньше обрабатывали семнадцать взрослых людей.
Я молчал, ожидая продолжения.
– Нас же всего шестеро, и у нас нет ни одного мужчины.
– А… – До меня наконец начало доходить. – Вам нужен мужчина.
– Да, серьезный рик. И мы предлагаем нашему мужчине две трети денег из того, что останется после покупки еды и одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45