Трелл стоял прямо в яме с гравием, раздувая огонь и обеими ладонями подбрасывая к потолку жаркие сверкающие брызги. Вся его фигура была охвачена пламенем, который изливался во все стороны на камень – камень, который он так любил и все-таки не сумел уберечь.Морэм зашатался, пораженный. Он присутствовал при начале Ритуала Осквернения. Безмерное отчаяние, владевшее Треллом, помогло ему открыть секрет, который Морэм скрывал от всех с таким страхом, и использовать против Ревелстоуна. Если Трелла не остановить, разрушение ворот станет меньшим из всех зол, которые могут произойти с Замком; более того, все плато может разлететься на части.Трелла нужно было срочно остановить. Но Морэм не был гравелингасом, не умел настолько хорошо обращаться с камнем, чтобы оказать противодействие силе, которая породила этот огонь. Он повернулся к Торму.– Ты – мастер радхамаерля! – прокричал он сквозь рев пламени. – Ты должен утихомирить огонь!– Утихомирить? – Торм, пораженный ужасом, не сводил взгляда с пламени; у него был вид человека, на чьих глазах разрушали то, что было бесконечно дорого его сердцу. – Утихомирить? Я не смогу справиться с такой силой. Я – гравелингас, мастер радхамаерля, а не источник Жизненной Силы. Нет, я не смогу. Он погубит всех нас.– Торм! – закричал Высокий Лорд. – Ты – Хранитель Замка Лордов! Если ты не сможешь, то никто не сможет. Торм одними губами спросил:– Но как?– Я помогу тебе! Я отдам тебе всю свою силу… Всю свою силу вложу в тебя… Только давай скорее!Взгляд Хранителя метнулся к лицу Морэма и со страстной надеждой впился в его глаза.– Мы сгорим…– Мы выстоим!Торм тяжело вздохнул – он понимал, что другого выхода нет, что попытаться необходимо, и готов был принести себя в жертву.– Если вы поможете… – неуверенно произнес он. Морэм повернулся к Аматин:– Мы с Тормом войдем в Палату, а ты постарайся защитить нас от огня. Прикрой нас щитом… Понимаешь? Она кивнула, откинув с лица прядь волос.– Идите, – еле слышно произнесла она. – Стол Лордов уже плавится.Высокий Лорд заглянул в Палату Совета и убедился, что она права. У них на глазах стол превратился в полужидкую массу, потек на пол и дальше в чашу с гравием, прямо к ногам Трелла.Морэм прислонил кончик своего жезла к плечу Торма. Они повернулись лицом в сторону входа, дожидаясь, пока Аматин создаст вокруг них Защитную Стену. Пока она это делала, в коже возникло неприятное покалывание, но жар ослаб. Как только Аматин подала знак, они вошли в Палату Совета, точно в раскаленную печь.Несмотря на защиту, жар тут же обрушился на них со всех сторон. Туника Торма и плащ Морэма затлели, волосы на голове и руках затрещали. Но Высокий Лорд не обращал на это внимания, полностью сосредоточившись на своем жезле и Торме. Он понял, что Хранитель запел – слышать этого он не мог из-за неистового рева жадного пламени. Собрав воедино всю свою силу, он через жезл послал ее Торму.По мере того как они продвигались вперед, пламя понемногу отступало, но позади там и сям вспыхивал камень. Чем дальше они отходили от дверей, тем слабее становилась защита Аматин. Там, где тлеющая одежда касалась тела, Морэм ощущал острую боль; глаза почти ничего не видели. К тому моменту, когда они с Тормом добрались до чаши с гравием, рядом с которой по-прежнему стоял воткнутый в стол крилл, Морэм понял, что, если он так и будет отдавать всю свою силу Торму, не оставляя хотя бы часть для защиты, они оба просто зажарятся у самых ног Трелла.– Трелл! – закричал Торм. – Ты – гравелингас, мастер радхамаерля! Остановись! Не делай этого!Трелл уставился на них, ярость его на мгновение стихла; казалось, он узнал, кто перед ним.– Трелл!Но он зашел уже слишком далеко на пути разрушения и теперь полностью находился в его власти. Наклонившись, он набрал полные горсти пылающего гравия и бросил им прямо в лицо.Морэм ощутил прилив невероятной, пронзительной силы. Аматин тоже; защита окрепла, стала прочнее. Огонь Трелла не задел ни Морэма, ни Торма. В глазах Высокого Лорда вспыхнула неуместная радость; постоянная сдержанность, к которой он принуждал себя, исчезла; только сейчас ему стала до конца ясна тайная сущность Осквернения. Она скрывала в себе невероятную мощь – мощь, обнаружить источник которой Лордам мешала данная ими Клятва Мира; мощь, которую можно было использовать и для защиты. Не только отчаяние способно было открыть к ней доступ.Грудью, руками, жезлом Морэм ощутил приток новой силы; сама его плоть стала неуязвимой. Торм тоже почувствовал ее влияние. Он снова твердо стоял на ногах, сопротивляясь губительному воздействию Трелла, используя теперь не только все свои знания, но и силу, которая изливалась на него от Морэма.Стоя друг против друга, почти лицом к лицу, оба гравелингаса делали одинаковые жесты, пели одни и те же могущественные песни мастеров радхамаерля, призвав все тайное знание – но с прямо противоположными целями. Вокруг огонь выл и бесновался, грозя уничтожить Ревелстоун, а они выкрикивали свои яростные призывы, пытаясь подчинить бушующее пламя.Вооруженный силой Высокого Лорда, отзывавшейся на каждый его жест, слово или ноту, исполненный безграничной любви к камню, страдающий вместе с ним, Торм в конце концов сумел повернуть Осквернение вспять. Дернувшись в последний раз, Трелл рухнул на колени, и огонь начал ослабевать.Сила, поддерживавшая пламя, иссякла, и по залу будто пронесся порыв шквального ветра. Жар сразу ослаб; из вентиляционных отверстий в Палату устремился свежий, прохладный воздух. Воспаленные глаза Морэма снова обрели способность видеть.Плача от радости и горя, он помог Торму вытащить Трелла из ямы с гравием. Гравелингас, казалось, не замечал их присутствия. Бросая по сторонам безумные взгляды, он отрывисто бормотал:– Цел и невредим… Все погибло… Все…Потом, сидя на полу у ног Морэма и обхватив голову руками, он полностью ушел в себя, лишь изредка вздрагивая, будто собираясь зарыдать, но не мог.Долго-долго Торм и Морэм смотрели в глаза друг другу, пытаясь до конца осознать, что и как им удалось сделать. В лице Хранителя появилось нечто, заставлявшее вспомнить о выжженной пустыне, которая никогда больше не зазеленеет. В конце концов он произнес, кивнув в сторону Трелла:– Настало время траура. Все мы, мастера радхамаерля, будем скорбеть о том, что с ним произошло.В этот момент на верхних ступенях лестницы послышался быстрый топот, а вслед за тем взволнованный голос закричал:– Высокий Лорд! Мертвецы… Рассыпались в прах! Атака Сатансфиста захлебнулась, мы удержали внутренние ворота!Сквозь слезы Морэм оглядел Палату Совета. Разрушения были очень велики. Стол и кресла Лордов расплавились, ступени стали неровными, нижние ярусы балконов тоже заметно изуродовал огонь. Но в целом Палата Совета уцелела – так же, как и сам Замок.В глазах Морэма все расплывалось от слез, и ему показалось, что он видит две одетые в голубое фигуры, которые спускались к нему по ступенькам. Он смахнул слезы и вправду увидел рядом с Лордом Аматин Лорда Лорию.Подойдя к нему, Лория посмотрела прямо ему в лицо.– Я оставила девочек у Вольного Ученика Мерцающего озера, – смущенно произнесла она. – Может быть, им удастся спастись. Я вернулась.., когда мне достало духу их оставить.Она внимательно посмотрела на Морэма. Проследив за его взглядом, она увидела, что тот не отводил глаз от крилла Лорика. Стол, в который был воткнут крилл, уцелел, и драгоценный камень, вделанный в рукоять меча, светился над ним неярким белым огнем – цветом надежды.Морэм услышал, как чей-то голос произнес:– Юр-Лорд Кавенант вернулся в Страну. Морэм не замечал, что происходит вокруг. Он подошел к столу, в который был воткнут крилл, протянул руку и сжал рукоять меча. По тому, как она была горяча, он понял, что это правда. Неверящий вернулся.Владея этой новою, внезапно обретенной мощью, он легко вытащил крилл из камня. Обоюдоострое лезвие сверкало, тепло от рукояти разлилось по руке, не обжигая. Он повернулся к Лордам с улыбкой, которая, словно осенний луч, осветила его лицо.– Позовите Лорда Тревора, – сказал он, и в голосе его зазвенела радость. – Я знаю… Я обладаю знанием силы и хочу поделиться со всеми. Глава 12Аманибхавам Ненависть.Только она и уцелела в сознании Кавенанта, все остальное рухнуло под тяжестью происшедшего.Тяжело опираясь на копье, он выбрался из лощины и захромал вниз. Последние отблески костра Пьеттена некоторое время еще освещали ему дорогу, а потом наступила кромешная тьма. Искалеченная нога волочилась по земле, от непомерного напряжения и боли тело покрылось потом, леденевшим на холодном ветру. Но, стискивая древко копья и шатаясь, он шел вперед, поднимаясь с холма на холм. Постепенно он сворачивал на север, удаляясь от Равнин Ра и единственных оставшихся там друзей, и он шел туда неверной походкой, не задумываясь о том, куда идет.Позади с ножом в животе в луже собственной крови лежала Лена. Елена, оставленная где-то в Меленкурион Скайвейр, погибла, потеряна навсегда.., и все из-за него, из-за его глупости, промахов и ошибок.Она никогда не существовала.Ранихины голодают, их убивают и калечат. Баннор и Мореход, возможно, погибли или находятся в отчаянном положении. Пьеттен, и Хайл Трои, и Трелл, и Триок – все они на его совести.Никто из них никогда не существовал.Не любимый никем, даже самим собой, трус, насильник, убийца, отверженный, прокаженный – все это был он. Если бы он только знал, до чего ненависть изуродовала его с тех пор, когда он впервые узнал, что у него проказа.Ненависть… Ненависть?Впервые с тех пор, как начались его испытания в Стране, он оказался совершенно один.Когда занялся бледный рассвет, Кавенант по-прежнему пробирался куда-то на северо-восток. Угрюмый свет, лившийся с неба, в какой-то степени привел его в чувство. Найдя небольшую ложбину, он сел и попытался оценить ситуацию.Растирая онемевшие пальцы, он с трудом восстановил кровообращение. Раненая нога чудовищно распухла, кожа потемнела; стопа торчала под неестественным углом, и сквозь корку засохшей крови в ране серебристо белели сломанные кости.Вид раны был страшнее боли. Боль тупо отдавалась в коленной чашечке и поднималась вверх до бедра, но сама лодыжка ныла вполне терпимо. Ступни были стерты, как у измученного пилигрима. Мелькнувшая мысль о возможности потерять раненую ногу не очень его взволновала – это было лишь частью испытаний, которых на самом деле не существовало.Он понятия не имел, как себе помочь. У него не было еды, он не мог развести костер, не понимал, где находится и куда идет. И все же какая-то неведомая сила снова погнала его вперед. Возможно, полуосознанная мысль о том, что только благодаря движению он еще жив.Поднявшись, он поскользнулся и упал, вскрикнув от боли. Зима выла и бесновалась, точно торжествующий хищник, дыхание обжигало горло. Однако, воткнув копье в мерзлую землю, цепляясь за древко, он снова поднялся и двинулся вперед.С невероятным трудом он вскарабкался на очередной холм и начал спускаться по склону. Руки дрожали от напряжения, пытаясь поднять всю тяжесть тела, и постоянно соскальзывали с гладкого древка. Крутой подъем почти доконал его. Добравшись до вершины, он едва не задохнулся и сильно закашлялся; от головокружения перед глазами все завертелось. Он стоял, опираясь на копье, пока в голове не прояснилось.Вид, открывшийся сверху, подействовал на него угнетающе. Серый холод и смерть лежали везде до горизонта под серыми, безжизненными тучами – сплошной серый цвет неутешной печали и страха; пасмурная, промозглая, бесчувственная серость, навевающая мысли о пепле и прахе. Серый ветер гнал серый холод над серыми промерзшими холмами; повсюду в складках местности лежали серые сугробы; серая наледь на черных, безжизненных ветвях деревьев с левой стороны холма только подчеркивала их хрупкость и беззащитность. При виде всего этого зрелища серое оцепенение овладевало душой и телом каждого – присутствие Лорда Фоула Презирающего ощущалось везде.Чувствуя, что зуб на зуб не попадает от холода, Кавенант захромал с высокого гребня вниз. Он не обращал внимания ни на боль, ни на резкий ветер, ни на виднеющуюся повсюду алианту. Первобытный инстинкт удерживал его от того, чтобы спуститься к реке, все остальные ощущения напрочь исчезли.Когда стало совсем светло, он начал оступаться все чаще и чаще. У него не было больше сил держаться за копье; пальцы совсем не гнулись, и обледеневшее древко все время выскальзывало из рук; потом он даже не заметил, когда и где его выронил. Лед хрустел под ногами, и Кавенант постоянно падал, коротко вскрикивая от боли. В конце концов рухнув в очередной раз на скованную морозом землю и тяжело, хрипло дыша, он попытался уснуть.Однако и это ему не удалось; душа его жаждала не сна. Она упрямо гнала его вперед, заставляя забыть обо всем, кроме цели, которую он себе поставил. С трудом дыша, он встал на колени и медленно поднялся; потом с решимостью, удивившей его самого, перенес вес тела на покалеченную ногу.Раненая лодыжка ничего не почувствовала. Видимо, полностью онемела. Правда, верхнюю часть ноги пронзила боль, но она была вполне терпимой. Он с трудом выпрямился, зашатался и.., снова двинулся вперед.Он шел долго, рывком ставя раненую ногу – точно марионетка, приводимая в действие неуклюжими пальцами. Он вновь и вновь падал; ступни стали похожи на два куска льда, и он больше не мог сохранять равновесие на более-менее крутых склонах, а между тем они становились все круче. Почему-то он все время забирал влево, где тянулись бесконечные обрывы и спуски, и тогда ему казалось, что он вышел на край пропасти, хотя для здорового человека одолеть их было бы пустяком. Теперь он все чаще взбирался наверх ползком, опираясь на руки и колени, а вниз просто беспомощно скатывался. После каждого падения он недолго отдыхал, но потом снова поднимался и шел – или полз – вперед, подталкиваемый все тем же стремлением к цели, к встрече с которой, однако, был совершенно не готов.Когда день пошел на убыль, передышки, которые он себе устраивал после падений, удлинились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65