Сейчас он держится в сторонке, потому что центром притяжения является Берю, но его голова все время работает. И он вас не забывает, поверьте этому.
Oн нарочно заставляет вас мучиться от нетерпения. Макиавелли! Когда Сан-Антонио отходит в сторону, желание возрастает! Верх хорошего тона – уметь уступать свое место, везде, и даже в книге!
Сейчас мне все стало ясно, как дважды два: Авель Канто был зачислен в школу, а банда террористов перехватила его в пути и подменила его подставным Авелем Канто.
Только два слушателя в школе сыщиков знали настоящего Авеля: Кастеллини и Бардан. Террористы были в курсе насчет Кастеллини и в срочном порядке сбросили его в пролет до приезда в шкалу Канто номер два; но им не было известно, что настоящего Канто знал еще один слушатель. Когда в автобусе Бардан обнаружил подмену, он понял, что происходит что-то серьезное. Он, может быть, даже связал между собой это присвоение чужой фамилии и «самоубийство» Кастеллини? Как бы то ни было, он допустил какую-то неосторожность, когда вышел из автобуса, и она оказалась для него роковой. Какая неосторожность? Это еще предстоит выяснить, во всяком случае, край завесы приподнят, как говорится в еще более плохих, чем мой, романах. Дюпанар уходит.
Берю громко стучит кулаком по столу, чтобы успокоить аудиторию и привлечь внимание к себе.
– Граждане, – провозглашает Трибун, – пожар потушили, продолжаем нашу лекцию. Я перехожу к рубрике «правила хорошего тона автомобилиста», ввиду того, что, как я вам уже говорил немного выше, колеса занимают важное место в современной жизни.
Указательным и большим пальцем он нежно массирует мочку уха и торжественно заявляет
– Есть два вида автомобилистов: люди, которые крутят баранку своей машины, и люди, которые ее не крутят. Первые называются мерзкие шоферюги, а вторые – безобразные пешеходы.
Берюрье властным, обычным для него и уже знакомым для вас, жестом прекращает смех:
– Между пешеходом и автомобилистом гораздо больше разницы, чем между таксой и Эйфелевой башней. Например: какой-нибудь мужик вертит туда-сюда баранку, чтобы припарковаться. Если у него на пути появляется пешеход, он ему кричит, опустив стекло:
«Ты, раззява, ты что, не можешь посторониться?»
На что пешеход ему, естественно, отвечает
«Ср...ть я хотел на тебя и на твою колымагу!»
Ладно. Автомобилист глушит двигатель, через правое окошко опускает монету в счетчик времени стоянки и выходят из машины через левую дверь на проезжую часть. Его задевает проходящая машина. Он тут же начинает вопить:
«Давитель! Нет, вы только посмотрите на них, они думают, что им все дозволено, этим шоферюгам!» Такая капитальная трансформация. Мгновенно! Стоит автомобилисту выйти из машины, и он тут же теряет свою шоферскую психологию водителя. Я позволил себе составить для вас один небольшой список того, что пешеход может кричать автомобилисту, а другой – того, что автомобилист может выдать пешеходу! Это для тех, кто лезет за словом в свой карман.
Он вытаскивает из кармана клочок туалетной бумаги, что красноречиво свидетельствует, в каком месте он предается размышлениям, разглаживает его, как стофранковую купюру, и читает:
– Для пешеходов, двоеточие: Убийцы! Ты, со своим танком! Ты, со своей телегой! Давитель! Педик! Фашист! Выйди из своей развалины, если ты мужчина! Скрипучая телега! Ты меня не напугаешь своим эсминцем! Тварь поганая! Дерьмо собачье! Задница! Противная харя! Бестолочь! Чудак, на букву "м"! Фуфло! Отвали, пират! Отвали, хамло! Отвали, нувориш! Пижон! Бандит! Банкир! Жулик! Бездельник! Гестаповец! Гомик! Зверюга! Страшилище! Подонок! Ты учился водить на сеялке!
– Заучите эти выкрики наизусть, – рекомендует Толстый, – у вас уже будет какая-то база. Запомните, чем больше машина, тем больше можете ругаться. Если автомобиль американский, не раздумывая обзовите шофера америкашкой, даже если у нее номер департамента Сена. Если за рулем женщина, не бойтесь обоавать ее путаной, или проституткой, если она медленно едет! Она успеет расслышать, и это ее еще больше расстроит. Перейдем теперь к списку выражений автомобилиста. Когда вы перестаете быть пешеходом и становитесь водителем, вот, что вы должны кричать. Он достает второй клочок пергамента того же рода и того же назначения, что в первый, и читает своам пропитым голосом:
– Отвали с дороги, дохляк! Отвали в сторону, я не хочу пачкать свои колеса! У тебя что, ноги онемели? 3адница! Тварь поганая! Дерьмо собачье! (здесь есть немного общего и для автомобилистов, и для пешеходов). Замухрышка! Моллюск! А это видел, гнусная харя? Если ты торопишься, поезжай на катафалке! У тебя нет желания застраховать свою жизнь? Шкет тротуарный! Уйди с дорога, горилла! Ты, что в деревне, сиволапый! Уйди из-под колес, гнус ты этакий, такую образину давить не хочется! А ты мою сестру знаешь? Ты, малый, что плетешься, как стадо гусей? Заткни хайло, раб! А задницу видел? Дай, я тебя расцелую! А самое страшное ругательство: Пешеход!
Берю замолкает. Кто-то опять стучит в дверь. Он хватается рукой ва сердце.
– На этот раз – это она! – вскрикивает он оргазмическнм голосом. – Давайте, все разом, ладно, как только я скажу: «Войдите!», вы: «Здравствуйте, госпожа графиня!»
Мы опять проделываем тот же номер, что и несколько минут назад, и опять, как несколько минут назад, входит Дюпанар. Под взглядом наливающихся кровью глаз Толстого он крадучись направляется ко мне.
– До каких пор этот гнусиый тип будет вносить мастурбацию в мою лекцию! – громоголосвт Ужасный в Своем Гневе. – Скоро прекратится этот бардак, Дюконар? Вы что, в универмаге «Галери ля Файет», папаша?
Но Дюпанар по-прежнему сохраняет чувство собственного достоинства, несмотря на то, что его уже дважды приветствовали криком «Здравствуйте, госпожа графиня!»
Он подходит ко мне и шепчет в мои лопухи:
– Господин директор просят, чтобы вы после лекция зашли к нему.
Я говорю «хоккей», в мужичок выходит из аудитории под саркастическую улыбку Толстого.
– Продолжим, – говорит он, как отрезает. – Пешеходы и автомобилисты не всегда лаются между собой. Кампания, организованная газетой «Франс-Суар» под девизом «Давайте не будем сердиться», дала свои плоды. И люди теперь стали упражняться в вежливости. Послушайте, на прошлой неделе, в Париже, я видел волнительную сцену. Один старый господин с тросточкой и в шубе с меховым воротником переходил перекресток. В это время на перекресток выкатывается машина. И останавливается: чтобы не мешать ему. Этот старый господин так это галантно приподнимает шляпу и говорит: «Прошу вас». «Нет, нет, что вы, – отвечает водитель, – проходите, месье». «Ни в коем случае, – упирается тот, – у вас право преимущественного проезда». «Я не могу этого себе позволить, проходите, прошу вас!» «Обо мне не беспокойтесь, вы едете быстрее, чем я!» – упрямо возражает старикан. Тут какой-то парень на трехколесном мотороллере, которому они не давали проехать, кричит: «Эй, дед, давай шевели своей з...!» Старик двинулся, и одновременно с ним двинулся автомобилист. В результате старик оказался в хирургическом отделении с одной переломанной конечностью. Вот видите, как опасно быть слишком галантным.
Все дело в дозировке. Если у вас право преимущественного проезда, так пользуйтесь им, а не стройте из себя д'Артаньяна. А теперь я хочу вас серьезно предупредить насчет продавцов подержанных автомобилей. Это проклятая раса. Доказательство – история, которая приключилась с моим другом Симом Камилом.
Как-то он заявляется к владельцу гаража, чтобы купить себе какой-нибудь драндулет. И вот хозяин начинает его обхаживать.
«Берите вот эту, лучше не бывает».
«Я не хочу черную машину», – отвечает Сим Камил.
«Она не черная, а баклажанного цвета, – возражает продавец. – Самый модный цвет!»
«Послушайте, вроде движок почихивает!»
«А больше ничего! Уж не хотите ли вы мне сказать, что эта машина чахоточная! В ней только сегодня утром отрегулировали клапаны, поменяли свечи и контакты прерывателя. Мне каждую машину доводит до кондиции один хороший специалист из фирмы „Монлери“, и если выдумаете, что соображаете в этом лучше, чем он, тогда так и скажите!»
«И покрышки лысые!»
"Да что вы ко всему цепляетесь, честное слово! У всех машин с номерным знаком "X" резина не прошла и восьми тысяч километров!"
«Я хотел бы 64-го года выпуска».
«Ну, и в чем дело? Разве эта не 64-го? Посмотрите в техпаспорте: выпущена в 63-м году!»
«...?»
«Ну, вы могли и не знать, но год выпуска исчисляется за три месяца до проведения автомобильного Салона предыдущего года!»
«Смотрите, в этом месте крыло выпрямляли! Краска-то другая!»
«Вы, что, издеваетесь, папаша! Клянусь, что вы специально цепляетесь ко мне! На этом месте крепилось зеркало заднего вида, и его сняли, потому что по новым правилам с ним нельзя ездить. Машина 63-го года и прошла всего восемь тысяч. Ну, и дела! Вот типчик навязался! Жалуется, что ему попалась слишком красивая невеста! Разве я виноват, что хозяин у нее был не коммивояжер, а водолаз, который ездил на ней только в отпуск? Клянусь вам, что от вас у кого угодно опустятся руки. Я вам дам еще корову впридачу, если вы мне не скажете, что она скоро отелится. Не хотите, не берите, вы не первый, кто упускает единственный шанс в своей жизни! Ваша воля отказаться от такого подарка, зато это будет мне наукой, что я такой идиот!»
– В конце концов, – подытоживает Берюрье, – мой товарищ решился. Четыреста штук! Он выписывает чек и едет домой, а продавец в это время занимается оформлением техпаспорта. И что же товарищ видит, придя домой, на кафеле кухни? Окоченевший труп своей любимой жены. Умерла от удушья! Сбежавшее молоко загасило газовую горелку. На следующий день он отправляется к тому же торговцу и просит его купить свою машину назад, ввиду того, что у него больше не лежит сердце к автомобильным прогулкам. И вот что из этого получилось.
«Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я не могу оставить у себя эту машину», – рыдает Камил.
Хозяин гаража выдавливает скупую слезу сочувствия.
«По-человечески, я вас понимаю, – говорит он, – но дела есть дела. У меня большие накладные расходы».
«Я умаляю вас, возьмите ее назад!»
«Ну, ладно, я же не людоед. Посмотрим, что у вас за товар».
Гаражист начинает ходить вокруг собственной тачки и рассматривает ее, будто видит первый раз в своей жизни.
«Какой ужас, она баклажанного цвета! Вы знаете, на этот цвет уже давно не было спроса. Что-то около десяти лет... А потом, прислушайтесь, вы слышите, как работает двигатель? Как испорченный будильник. Будто у него астма или эмфизема легких! Бьюсь об заклад, что в задний мост подсыпали опилок, чтобы он не гремел! А покрышки! Не видно даже намека на рисунок! А сколько там на спидометре? Восемь тысяч! Не делайте из меня идиота, старина, тут и дураку понятно, что его отмотали назад! Если бы вы пешедралом протопали разницу между тем, что показывает спидометр, и тем, сколько она прошла на самом деле, вы бы истерли до колен свои ходули! 63-ий год? Ну, да! Наверняка 62-ой, потому что предыдущий Салон проходил в июне! Я уж не говорю о том, сколько раз ее били! Смотрите, это крыло покрашено свежей краской, к тому же красной. Да, а вы точно уверены, что это была не пожарная машина? В общем, так! Я могу предложить вам за этот металлолом... скажем, его восемьдесят тысяч, да и то потому, что у вас такое горе!»
«Но, – падает в обморок Сим Камил, – я заплатил за нее четыреста тысяч! Она даже не выходила из гаража!»
«Ну, и что из этого? Что я могу поделать, если вы такой законченный кретин?»
– Поэтому принимайте меры предосторожности! – призывает Берю.
Он собирается уточнить, какие меры являются самыми идеальными, как опять раздастся стук в дверь. И тут он не выдерживает, вскакивает со стула и со злостью кричит во всю мощь своих бронхов:
– На этот раз это ему так не пройдет, хватит! Я так врежу под зад этой нахальной образине, что он, как мяч, вылетит отсюда! Чтобы ои знал, что здесь класс, а не общественный писсуар! Ты понял, придурок! – орет он, рывком распахивая дверь.
И, как пораженный громом, замешкает.
В дверях стоит графиня Труссаль де Труссо, от талии до волос увешанная драгоценностями.
Глава пятнадцатая,
В которой Берю и его графиня вместе делают обзор правил хорошего тона до того момента, пока Берюрье не испытал страшное разочарование
Самое первое, что приходит в голову, это то, что графиня навешала на себя вагон и маленькую тележку! Все свои наряды! Все свои диадемы! На ней одной уместилась вся витрина ювелирной лавки «Ван Клиф». У нее везде драгоценности: на шее, на лбу, на десяти пальцах, на животе, на сосках грудей, на запястьях, на локтях, на поясе, в ушах, в волосах! Закованная в панцирь из золота, бриллиантов и жемчугов, г-жа Труссаль де Труссо вся искрится, сверкает, сияет неоновыми огнями, горят ярким пламенем, переливается всеми цветами радуги. Это просто фейерверк! Она пропускает весь дневной свет через свои капилляры, а потом, обогатив и облагородив и обратив его в огненный порошок, разливает его вокруг себя.
Под тяжестью своих редких камней она становится ярко красной. Ее рубины заигрывают с изумрудами, опалы с сапфирами, а бриллианты со всеми остальными. Ее декольте выбрасывало света на десять миллионов франков! Будто волшебный фонтан! Световая реклама! Драгоценная кольчуга! Фея! Волшебница! Восток! Фатима! Врата сказочной пещеры! Маркиза де Шателе! Финал волшебной сказки! Ослепление! Умопомрачение от солнечного удара! Сказочная роскошь! Ударная сила Франции, обратившаяся в чудо!
От изумления Берю чуть не теряет рассудок. От восхищения становится пурпурным, от восторга обалдевает.
– Моя графиня, моя графиня! – как заведенный повторяет он вне себя от радости. – Какая честь! Какое счастье! Какая радость! И, как говорил глава ливанского правительства на открытия двух недель французского фильма: какое удовольствие принимать у себя в Бейруте такую красивую дэвушку! Входите же, дайте мне вас поприветствовать-с, представить-с вас, поцеловать-с вам ручку-с.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47