— Афарга! Что ты делаешь? Немедленно прекрати! — крикнул Эврих, подавшись вперед и едва не перевернув лодку. — Ты с ума сошла! Помоги Пахитаку втащить его сюда! И побереги силы для чего-нибудь более достойного, чем избиение товарищей!— Так-так… — глубокомысленно изрек Кужаул. — Стало быть, и верно не зря вы в «Птичник» ходили.— Догадливый! — буркнул Эврих, а Тартунг, глядя, как Майтат с Пахитаком тащат к лодке бесчувственного Вимьяна, подумал, что ежели аррант не сумеет образумить Афаргу, то жизнь их в «Доме Шайала» станет весьма разнообразной и богатой событиями.Выслушав доклад Амаши, император изменился в лице. Поднявшись из кресла, прошелся по залу, сжимая и разжимая длинные сильные пальцы с таким видом, словно с трудом преодолевает желание вцепиться ими в горло начальника тайного сыска.— Двенадцать стражников, говоришь, эта девка угробила? — произнес он наконец угрожающим голосом, приближаясь к креслу Душегуба, вобравшего голову в плечи и сделавшегося из-за этого здорово похожим на большую нахохлившуюся жабу. — И розыски ничего не дали?— Пока нет, но мы приступили к ним только на рассвете, когда обнаружилось…— Молчи! Молчи, иначе я велю шкуру с тебя содрать! Варить буду живьем, подвесив на веревке и опуская постепенно в чан с кипящей водой!.. — Кешо замолк и уставился невидящим взглядом в настенные фрески, изображавшие подвиги Агешваара, изгнавшего меорэ из Города Тысячи Храмов. — Ты, кажется, сам не понимаешь, что натворил…— О несравненный, почему ты винишь в случившемся меня? За «Птичником» надзирает Варас, а дворцовой стражей командует Итиат. Моя же вина состоит лишь в том, что я взял на себя труд доложить тебе о случившемся.На этот раз резкий и пронзительный голос Амаши, от которого у императора начинало порой свербеть в ушах, прозвучал глухо и сдавленно. Но вызвано ли это было страхом, ненавистью или возмущением, Кешо не понял. Да и не хотел понимать. Значение имели лишь его собственные чувства. Его гнев, ярость и возмущение, которым он должен был дать выход. Немедленно.— Не изображай из себя безвинно страдающего! Именно ты виноват в том, что Ильяс — эта грязная потаскуха, кровожадная стерва, коварная гадина, паскудница, каких свет не видывал! — до сих пор на свободе! — рявкнул Кешо, нависая над Душегубом подобно готовому рухнуть и погрести его под собой утесу. — Ты, и никто больше, повинен в том, что проклятый аррант ещё не схвачен! Ты, ты и ещё раз ты причина случившего в «Птичнике»! И не пытайся свалить свои грехи на других!Вне себя от ярости Кешо пробежался по Залу Агешваара, даже не пытаясь взять себя в руки. Напротив, он хотел выкричаться, дабы заглушить совесть, нашептывавшую, что его доля вины ничуть не меньше Душегубовой. Ведь если бы он не размышлял так долго о том, как надлежит поступить с Тразием Пэтом, у Аль-Чориль не было бы возможности совершить налет на «Птичник».— Как я могу винить в чем-либо Вараса или Итиата, коль скоро заморский маг притащил с собой ещё и чародейку? Тебе ли не знать, что, не обладая магической защитой, их люди не имели возможности противостоять неожиданному нападению мерзких колдунов!— Если бы вторжение было обнаружено своевременно, мы уничтожили бы поганцев, несмотря на все их волшебства, — хладнокровно заметил Амаша, и Кешо признал, что в словах его была доля истины. Дело, впрочем, не в этом. С Итиатом и Варасом он ещё разберется, но ведь Ильяс с Эврихом они ему не поймают даже под угрозой мучительной смерти в термитнике.— Довольно разговоров! Ты не хуже меня понимаешь, что произойдет, если Ильяс отыщет Ульчи. На следующей седмице я намеревался отправить к берегам Саккарема первые корабли. Однако я не могу этого сделать, зная, что здесь, у меня под носом, зреет мятеж, ибо Ильяс собралась отыскать своего сына совсем не потому, что у неё проснулись материнские чувства. Она жаждет моей крови и престола Мавуно. И, что хуже всего, стоит ей пустить слух о том, что Ульчи нашелся, у неё объявится множество сторонников…— Я знаю, чем это нам грозит, — прервал императора Амаша. — И пришел сюда не жаловаться на судьбу, а испросить твоего позволения провести облаву в Нижнем городе. Дай мне войска, собранные в Пиете. Пусть они прочешут весь Мванааке и очистят столицу от скверны. Пусть послужат тебе и докажут, что не даром заедают твой хлеб!— Они-то не даром, а вот ты… «Дай ему войска»! Город и без того наводнен твоими соглядатаями, а пользы от них — пшик! Кто-то ведь навел Ильяс на «Птичник». Кто-то сообщил ей, где находится Тразий Пэт, а знало об этом не так уж много народу…— Мне известно, кто передал Эвриху сведения о Тразии Пэте.— Вай-ваг! Это уже лучше! — оживился Кешо. — Он схвачен, допрошен? Что же ты попусту тратишь мое драгоценное время? Если он указал, где скрываются заговорщики, то зачем тебе понадобились войска? Для чего эти разговоры о прочесывании столицы?— Я не стал хватать осведомителя Ильяс, поскольку не был уверен, что ты одобришь мои действия.— А-а-а… — понимающе протянул император. — Корни мятежа проникли во дворец, и ты боишься… Ну хорошо, если ты боишься его схватить, то уж назвать имя этого негодяя у тебя достанет смелости?— Напрасно, о несравненный, ты обвиняешь меня в трусости. Ведь руководило мною исключительно желание оградить тебя от огорчений. Но если ты хочешь…— Да, хочу. Желаю, требую, приказываю: открой мне имя подлого злоумышленника!— Хайтай, — сладчайшим голосом промолвил Амаша, и глазки его утонули в наплывах щек.— Погоди. Что за чушь ты городишь? Зачем ей было говорить Ильяс?.. Да и как она могла связаться с этой гадиной?.. — Кешо прищурился, и в тусклых его, непроницаемых глазах вспыхнул зловещий огонек. — Если это шутка… Если тебе нечем подтвердить свое обвинение, то, право же, мне тебя искренне жаль. Эта дерзость будет стоить тебе очень, очень дорого.Некоторое время Амаша безмолвно взирал на императора, наслаждаясь тем, как ловко удалось ему заставить работать на себя даже проигрышную, казалось бы, ситуацию, и наконец с соболезнующим вздохом изрек:— Служанки видели у неё мой перстень. Тот самый, с изумрудом, который Эврих не стал бы продавать хотя бы из тщеславия, но отдал за необходимые ему сведения о своем старинном приятеле.— Дура! Ох какая дурища! — в ярости воскликнул Кешо, изо всех сил пнув изящный столик, на котором были аккуратно разложены письменные принадлежности: чернильница в форме беседки, кисточки, перья, стопка самой тонкой, белой и прочной бумаги. По торжествующему виду Душегуба он понял: перстень действительно у Хайтай. Догадывался он и о причинах, побудивших её завладеть им. Вещица эта была не только красивой, она принадлежала Амаше, которого Хайтай ненавидела всей душой. И разумеется, ей было приятно завладеть перстнем, который был ему дорог. Который он готов был вернуть любой ценой, дабы не оставлять арранта победителем в том давнем споре.Да, Кешо понимал её. Временами он сам люто ненавидел Душегуба, но у него хватало ума признать, что лучшего начальника сыска ему не найти. Хайтай же зашла в своей ненависти слишком далеко. Поддавшись чувству, она вступила в сговор с мятежниками и должна ответить за это.Он покосился на Амашу, сам толком не понимая, какие слова надеется от него услышать, но начальник тайного сыска молчал с видом человека, честно исполнившего свой долг и ожидающего дальнейших распоряжений.— Я буду присутствовать во время обыска в Розовом зале и при допросе Хайтай. Если она выдаст укрытие Ильяс, я буду считать, что девчонка заключила с разбойницей выгодную сделку, и щедро вознагражу её, — произнес император, с брезгливой гримасой разглядывая расплывающуюся по ковру чернильную кляксу. — Если же она до сих пор не научилась блюсти свои интересы, то, клянусь черным посохом Белиала, я ничего не смогу для неё сделать.
Ильяс переглянулась с Нганьей и, подождав, пока Афарга выйдет из комнаты и притворит за собой дверь, разочарованно промолвила:— Сдается мне, толку от неё будет не много, и нам надо изобрести какой-то иной способ отыскать моего сына. Убивать людей и вышибать двери способен каждый гушкавар — этим нас не удивишь. От чародейки требуются совсем иные умения, а их-то у Афарги и нет. Зря ты меня обнадеживал, она ничем не лучше Искамара. Хотя в очередной набег на здешних толстосумов мы её можем взять, ежели ей силу богатырскую девать некуда.— Пускай внесет свою лепту в общее дело, — поддержала подругу Нганья. — Лучше уж позволить ей калечить наших врагов, чем сподвижников.— Нет, не лучше, — возразил Эврих, уговаривая себя запастись терпением и не раздражаться из-за явного нежелания предводительниц гушкаваров прислушаться к его словам. — Я не хочу, чтобы она кого-то калечила или убивала. Это так же расточительно и неразумно, как затыкать щели страницами хранящихся у меня манускриптов. Я ведь предупреждал, что сейчас она едва ли сумеет отыскать Ульчи, и не хотел, чтобы вы давали ей эту бусину. Вы настояли на своем и недовольны Афаргой, но ведь даже львенок не отправляется за добычей, едва появившись на свет.— Ну, эту-то здоровущую девку никак новорожденной не назовешь! — проворчала Нганья, делая вид, что не понимает, к чему клонит аррант.— Кое-что она умеет, это верно. Но поиск вещей или предметов требует определенных навыков, которых у неё нет. Надеюсь, она научится у Искамара приемам магического розыска, и тогда…— Как может она научиться у этого замухрыги тому, чем сам он не владеет в совершенстве? — спросила Ильяс, не глядя на Эвриха, словно это он был виноват в том, что Афарга провалилась на устроенном ей испытании. — И сколько это займет времени? Не проще ли обратиться за помощью к другим чародеям?— Тарагата уже пробовала это сделать, — не смог удержаться от шпильки аррант.— Может быть, их надо подкупать, а не похищать?— Ты можешь предложить им нечто большее, чем Амаша? Если нет, то чего ради они перейдут на твою сторону? Всякое, впрочем, бывает, может, и нашелся бы такой, у коего имеются с Кешо личные счеты. Но теперь об этом поздно говорить. Коль скоро Амаша не дурак — а начальники тайного сыска, по моему глубокому убеждению, дураками не бывают, — он уже сопоставил исчезновение двух колдунов с неудачной попыткой освобождения Тразия Пэта. Я бы на его месте сделал из этих фактов однозначные выводы и приставил к известным ему мванаакским магам секретную стражу, дабы использовать их в качестве приманки.— Тогда надо порыскать по другим городам… — начала Нганья.— А то вы прежде колдунов не искали, — пробормотал Эврих, разглядывая узоры, покрывавшие циновку за спиной Тарагаты.— Плохо, значит, искали! — продолжала упорствовать она.— Да разве я возражаю? — удивился аррант. — И не смотри ты на меня как на проходимца, мечтающего втереться к тебе в доверие. Я, если помнишь, услуг своих вам не навязывал и сейчас не навязываю. Но раз меня Ильяс спрашивает, говорю, что Афарга сумеет найти Ульчи. Тахмаанг свидетель — дар у неё изрядный, с Искамаровым не сравнить, а ведь тот смог Афаргу обнаружить, стало быть, растолкует ей, как это делается.— Сколько же времени ему потребуется? — вновь вернулась к волновавшей её теме Ильяс.— И почему ты к разным Богам обращаешься? То к своим, аррантским, то к нашим, — поинтересовался Яргай, не принимавший доселе участия в разговоре.— Точно сказать не берусь, но, думаю, седмицы не пройдет, как Афарга усвоит все, что в состоянии ей дать Искамар. А что касается Богов… Разумный человек уважает обычаи чужой страны, а значит, чтит и чужих Богов, заступничество коих может оказаться далеко не лишним в краю, где у него нет ни друзей, ни родных. К тому же, говоря на чужом языке, я невольно перенимаю не только наиболее распространенные обороты речи, но и восклицания, и божбу, и местные ругательства.— Ну хорошо, седмица — это не срок. Тем более ничего лучшего у нас в запасе все равно нет, — нехотя согласилась Нганья. — Пусть Афарга набирается знаний у Искамара. До сих пор мы и без неё успешно потрошили здешних богатеев, обойдемся без чародейки и впредь.— А есть ли вообще необходимость в этих налетах? Не рубите ли вы сук, на котором сидите? — спросил Эврих, у коего не было сомнений относительно того, куда время от времени отлучались гушкавары из «Дома Шайала».— Необходимость есть. Нам нужны деньги на еду и вооружение. Кроме того, мы должны иногда демонстрировать свою силу, ибо кое-кого надобно держать в страхе.— Кстати о страхе. Не боитесь ли вы, что служащие Амаше чародеи откроют ему наше местопребывание?— Каким образом? Если бы у них достало на это сил, они давно бы нас обнаружили. И если вы не оставили в «Птичнике» каких-нибудь принадлежащих вам вещей…В голосе Тарагаты послышалась угроза, и Эврих поспешил заверить её, что, кроме осколков ошейника Афарги, они ничего там не оставляли. Осколки же эти настолько пропитаны магией, что не представляют никакой опасности. Произнеся это, аррант подумал, что ему ничего не известно о судьбе Амашиного перстня, но, рассудив, что завладевший им человек едва ли побежит с ним к Душегубу, учитывая, какими сведениями он расплатился за него, не стал заострять внимание предводительниц гушкаваров на этом вопросе. В конце концов, они лучше, чем он, представляли, какими возможностями располагает начальник тайного сыска, и если их это не беспокоит, то чего ради тревожиться ему?— Несмотря на то что колдуны в империи были поголовно истреблены, оказавшись в Кидоте, мы позаботились о том, чтобы нас невозможно было отыскать с помощью магии, — сообщила Ильяс, догадываясь, по-видимому, какие мысли занимают арранта. — Это стоило нам недешево, но один из тамошних чародеев наложил на нас с Нганьей соответствующие заклятия.— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — пробормотал Эврих и, глядя на маленький шрам в уголке Ильясова рта, из-за которого мрачноватая улыбка, казалось, не сходит с её лица, вспомнил прошедшую ночь. И совсем иной шрам, перечеркнувший её живот и бедро. Именно из-за него он до сих пор чувствовал желание приласкать её и укрыть от всех бед этого жестокого мира…Когда он коснулся губами рубца, женщина окаменела, живот её напрягся, и она хрипло попросила его перестать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53