Кроме того, мы желаем, чтобы нашим именем перестали пугать детей, и впредь намерены жить с исфатейцами в мире и дружбе. Поэтому мы предлагаем Берголу распространить слух о том, что народ файголитов, пришедший с северо-запада, поселился в недрах горы Гангози, истребив предварительно племя э-хм-м… кротолюдов, питавшихся человеческой кровью. Довольно уже мы жили в полной изоляции, ни к чему хорошему это не привело.— Вопрошатель Сферы, вероятно, говорил тебе, что как это ни горько, но недалек тот день, когда мы должны будем покинуть недра Горы, и готовиться к этому надобно уже сейчас. — Ртон вперил в Мгала неподвижный взгляд своих огромных глаз. — Кроме того, мир меняется, время обособленных родов, кланов и братств уходит. Люди разных городов, племен и народов начинают осознавать себя как некую единую общность. Если мы хотим выжить, то должны отказаться от своего замкнутого образа жизни и выйти в Верхний мир.— Время родов и кланов проходит? — Мгал удивленно поднял левую бровь. — Но Белое Братство и Черный Магистрат, как я слышал, именно сейчас набирают силу.— Увы, это правда, хотя противоречит нашему пониманию развития мира. Усиление их могущества настораживает и пугает. И Белые, и Черные, как две противоположные крайности, кажутся нам одинаково опасными. Как тесто, поднимаются они на дрожжах старых ошибок, как мерзкий гнилостный гриб — набухают и разрастаются на старом гной-бище. И те и другие уверяют, что цель их — объединить человечество, сделать его богатым и счастливым, но идут они к этой цели по трупам и искалеченным жизням… — Голос Фалигола дрогнул, и он умолк.— Время родов, кланов и братств проходит! — упрямо повторил Ртон. — Черный Магистрат и Белое Братство не показатели — это уродство, болезнь на теле нашего мира, и мы либо сумеем излечиться от нее, либо она сожрет нас и сведет в могилу. Потому-то мы и предпочитаем, чтобы кристаллом Калиместиара владел ты, а не они. Тем более раз Фалигол уверяет, что твои руки — самое надежное место для сбережения ключа от сокровищницы Маронды.— Вот как? — Мгал покосился на печальноглазого юношу. — А как насчет остальных шести кристаллов?— Они пока не доступны ни Белым, ни Черным. Об этом, так же как и о том, что седьмой кристалл будет вполне сохранен в твоих руках, поведала мне Сфера, — пояснил Фалигол.— Все это прекрасно, но не пора ли нам вернуться к делам насущным? — негромко проскрипел Саргон.— Продолжай, мы действительно несколько отвлеклись.— Итак, ты передашь наши условия Берголу. Скорее всего он прислушается к твоим словам, и ты, как посланник великого народа, истребившего кротолюдов и протягивающего руку дружбы исфатейцам, будешь щедро награжден и отпущен с миром. Не исключено, правда, что самоуверенность и алчность возьмут верх и, чтобы показать нам, что он плюет на все наши требования и угрозы, Владыка Исфатеи прикажет публично казнить тебя…— Погоди-ка, погоди! — Мгал приподнялся со стула. — Что-то мне это не очень по душе…— Ты сначала дослушай. Во-первых, Бергол — правитель умный, и разве что помрачение рассудка заставит его рубить кормящее весь город дерево. Во-вторых, весть о твоем появлении мгновенно облетит Исфатею, и друзья твои будут знать, где тебя разыскивать. И в-третьих, э-хм-м… даже если тебя приговорят к казни, привести приговор в исполнение не удастся. Об этом позаботимся мы, и цель наша — не только сберечь твою жизнь, но и дать Берголу урок, продемонстрировать ему и его советникам нашу силу.— Ведьмин сок! Звучит не больно-то заманчиво, но если только на этом условии вы отпустите меня из Горы… — начал северянин.— Только на этом. Мы обдумали разные варианты и пришли к выводу, что этот будет самым выигрышным и для нас, и для тебя. Да и Сфера дала наилучшие предсказания. Ну а теперь поговорим о деталях… — как о чем-то решенном сказал Ртон, и Мгал понял, что, прежде чем он навсегда распростится с обитателями Горы, Берголом и его гвардейцами, ему ещё предстоит пережить немало неприятных мгновений. Глава пятаяПЛЕННИК БЕРГОЛА Хранители Горы позаботились о том, чтобы на Мгала обращали внимание: на плечи его, поверх ярко-алой безрукавки, был наброшен богато расшитый золотом бордовый плащ с угольно-черным подбоем, мускулистые руки украшали массивные браслеты, у широкого, декорированного серебряными бляхами пояса висел короткий меч, а восседал северянин на породистом, ослепительно белом коне. Несмотря на зной, Мгал не снимал драгоценного плаща, и ни один встречный не остался равнодушным при виде столь великолепного всадника. Восхищенными взглядами и завистливым шепотом провожали его не только женщины и дети — даже мужчины и старики не могли удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед. Скромно одетый спутник северянина, с болезненно-бледным, невыразительным лицом, трусивший в полутора десятках шагов позади него на пегом тонге, разумеется, не привлекал ничьего внимания, однако Мгал постоянно чувствовал на себе его взгляд. Взгляд стерегущий, цепкий, оценивающий каждое его движение.За сутки, проведенные в одном из сумрачных ущелий Гангози, до того как глаза вновь привыкли к дневному свету, Мгал всего несколько раз слышал голос своего сопровождающего и успел от всей души невзлюбить его обладателя. Особого недружелюбия или недоверия со стороны молчаливого спутника северянин не замечал, было тут нечто иное, более страшное, чем открытая вражда, — слепая готовность выполнить полученный приказ: грудью своей защитить от любой опасности или убить при малейшем подозрении. Убить без злобы, без ненависти — холодно и деловито. Северянин гнал от себя подобные мысли, прекрасно понимая, что человек этот послан с ним прежде всего ради его же безопасности, и все же его упорный, сверлящий спину взгляд телохранителя-палача был ему в высшей степени неприятен — мешал радоваться солнечному свету, свежему ветру, восхищенному шепоту земледельцев и ремесленников, спешивших в Исфатею по своим делам.Однако чем ближе подъезжали они к городу, тем сильнее охватывало Мгала радостное возбуждение, а при виде гостеприимно распахнутых северных ворот он не только не смог сдержать улыбки, но и, по-мальчишески громко рассмеявшись, отсалютовал стражникам, уставившимся на него во все глаза и онемевшим от изумления. Еще бы, не прошло и десяти дней, как он выезжал отсюда в цепях, в компании преступников, приговоренных к смертной казни, под охраной отряда гвардейцев, а сейчас возвращался живой, здоровый, свободный, разодетый не хуже самого богатого городского купчины!Механически ответив на приветствие северянина, стражники словно окаменели, а когда пришли в себя от неслыханного нахальства, перед ними из пыльного зноя возник всадник с болезненно-бледным лицом, сидевший на невзрачном пегом тонге. Он бросил к ногам старшего стражника кожаный мешочек, в котором что-то мелодично звякнуло, и тихо спросил:— Узнал этого человека?— О да! Это же тот самый негодяй, что проник в родовое святилище Амаргеев и был отправлен на съедение кротолюдам!— Пошли кого-нибудь во дворец, пусть сообщит, что преступник, выбравшийся из недр Гангози, вернулся в Исфатею.Стражник подхватил мешочек, ощупал его и, радостно осклабившись, кивнул. Белолицый тронул бока тонга сапогами и скрылся в глубине улицы. Вскоре он нагнал северянина, который, памятуя наказы Саргона, направлялся к исфатейскому базару. Здесь, как всегда, было шумно и многолюдно, и если раньше в душе Мгала теплилась надежда, что счастливый случай сведет его тут с Гилем и Эмриком, то, глядя на продающие, покупающие, отчаянно торгующиеся, спорящие, хохочущие и ругающиеся среди повозок, шатров и навесов толпы людей, он вынужден был признать, что ожиданиям его сбыться не суждено. Северянин проехал по ювелирному ряду, где было несколько менее людно, чем в других местах, приценился к двум-трем безделушкам и, убедившись в том, что его заметили и узнали, направил коня к одной из фруктовых лавок. Кинул пожилой усатой женщине мелкую монетку, выбрал три больших персика и с аппетитом вонзил зубы в сочную мякоть, краем глаза наблюдая за тем, как вокруг, перешептываясь и указывая на него пальцами, стал собираться жадный до всяких новостей базарный люд.— Эй, друг, ты никак из Гангози выбрался? — окликнул его пестро одетый бородач, державший на плече высокую клетку с крикливой птицей.— Выбрался, как видишь, — ответил Мгал. Швырнул косточку в пробегавшую мимо собаку и принялся за второй персик. И тут же поощренные его ответом люди засыпали северянина вопросами:— Ну как там, в горе-то? Перебил кротолюдов? Где остальные? Зачем ты вернулся или указа не знаешь? Что вырядился, как петух, гляди, проведает о твоем возвращении Бергол!— К нему-то во дворец я и направляюсь, — сообщил Мгал и, видя, как выкатываются от изумления глаза, вытягиваются лица и раскрываются рты, готовые обрушить на него новую лавину вопросов, похлопал коня по шее, направляя его в одну из боковых улочек. Теперь он мог быть уверен, что, попав на базар, друзья наверняка узнают о его появлении в Исфатее.Весть о его возвращении разнеслась по городу быстрее, чем он мог ожидать. Когда Мгал добрался до центра города, застроенного каменными двухэтажными домами, порталы и башенки которых были украшены голубой мозаикой, а из-за окружавших их высоких заборов неудержимо выплескивалась буйная зелень фруктовых садов, за ним следовала не только стайка горластых мальчишек, но и небольшой отряд верховых гвардейцев, посланных, по-видимому, Берго-лом, чтобы силой доставить нежданного гостя во дворец, в случае если тому вдруг вздумается изменить свой маршрут. За их спинами северянин не мог различить человека с болезненно-бледным лицом, ехавшего на неказистом пегом тонге, но он не сомневался, что тот находится где-то поблизости и не спускает с него своего цепкого взгляда.Мимо выложенных плитами арыков, мимо журчащих питьевых фонтанчиков, узорных решеток, каменных и глиняных оград, мимо стройных, тянущихся к выцветшему безоблачному небу храмов Дарителя Жизни, купола которых ласкали глаз переливами сине-зеленой керамической отделки, двигался Мгал ко дворцу Бергола, и чем ближе подъезжал, тем отчетливее чувствовал, как сжимается вокруг него кольцо из высланных Владыкой Исфатеи воинов и соглядатаев. Сейчас, даже если бы он захотел, отступать было поздно, и миг встречи с Берголом, — которого едва ли могли порадовать условия Хранителей Горы, — казавшийся северянину совсем недавно ещё чем-то далеким и не особенно страшным, все приближался и приближался. Неотвратимость предстоящей встречи и воспоминания о грязной, вонючей камере, кандалах и скудости заплесневелых лепешек заставили Мгала поежиться при виде покрытого каменной резьбой здания с узкими оконцами-бойницами — дворца и тюрьмы Владыки Исфатеи. Однако делать было нечего, северянин сплюнул в пыль косточку от последнего персика и, спешившись, повел коня к дворцовой коновязи.Словно от заразного, шарахнулись от него стражники, бесшумно отворились высокие, глубоко утопленные в толстую стену двери, и выступивший навстречу Мгалу из полумрака просторной залы горбатый человечек сказал не терпящим пререканий голосом:— Следуй за мной, Владыка Исфатеи желает видеть тебя немедленно.
Маленький квадратный глазок в массивной двери приоткрылся, и Мгал, повернув голову, поймал выжидающий взгляд тюремщика.— Эй, чужеземец, есть в чем нужда?«Проверяют, жив ли еще. Ну погоди же!» Северянин потянулся к кувшину, в котором ему оставили воду, и изо всех сил метнул его в дверной глазок. Глиняная посудина с треском разлетелась, из-за двери послышался истошный вопль, крики: «Убил! Убил!» Глазок захлопнулся, по коридору загрохотали сапоги убегавших людей.— Похоже, они и правда хотели напоить меня отравой, — пробормотал Мгал, глядя на темные потеки, оставшиеся на двери камеры. — Ведьмин сок! На этот раз мне действительно не выкрутиться. — Он опустился на каменный пол, возвращаясь к прерванным размышлениям.…Встреча с Берголом произошла совсем не так, как ожидал северянин. Владыка Исфатеи принял его в небольшой, лишенной всяких украшений, тускло освещенной комнатке, причем из прежних советников при нем были только обезьянолицый старик и косоглазый юноша. Выслушав требования Хранителей Горы, все трое не выказали ни малейшего удивления, как будто ничего иного услышать от Мгала и не рассчитывали. «Значит, к Магам ты отношения не имеешь… , Ай-ай-ай, какая жалость!» — задумчиво проговорил Бергол, потирая обрюзгшее лицо пухлой, усеянной перстнями рукой, после чего, хмуро усмехнувшись, предложил «дорогому гостю» подождать в «специально отведенном ему помещении». Мгал не питал иллюзий относительно того, что это за помещение, однако драться со стражниками, которыми кишел дворец, не имело смысла, тем более что меч ему ещё раньше пришлось оставить в зале ожиданий. Таким-то вот образом он снова оказался в уже знакомой ему камере, бежать из которой было совершенно немыслимо: единственное крохотное отверстие, располагавшееся под самым потолком, было забрано решеткой и выходило во внутренний двор резиденции Бергола, а каменную кладку не разрушили бы и стенобитные орудия.Обдумав поведение тюремщиков, отобравших у него браслеты, плащ и пояс — словом, все представлявшее хоть малейшую ценность, — Мгал пришел к выводу, что участь его решена, причем вовсе не так, как предполагали Хранители Горы и созерцал Фалигол в Пророческой Сфере. Разумеется, Бергол не отпустит его с миром — требования файголитов не явились неожиданностью для Владыки Исфатеи, и, видимо, он успел принять какие-то меры против обитателей Горы. Если бы он собирался превратить казнь Мгала в поучительное зрелище для горожан, то едва ли позволил бы тюремщикам обирать узника. Стало быть, его, Мгала, решено убить прямо здесь, в темнице, а потом объявить народу, что казнь состояться не может, потому как Даритель Жизни за многие прегрешения прекратил счет дней жизни дерзкого ослушника. Как объяснит Бергол возвращение северянина в Исфатею — не столь уж важно, что-нибудь его советники придумают, а вот почему он решил лишить исфатейцев представления — праздника, который бы ему ничего не стоил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70