— наконец произнес он.
— Я слышал и похуже, сэр.
— И вы всегда так спокойно реагируете?
— Почему вы решили, что я спокоен, сэр?
Лэтэм медленно кивнул, соглашаясь с Уорреном.
— Это проверка, не так ли, сэр?
— В каком-то смысле, Уоррен.
Уоррен холодно улыбнулся:
— Тест нечестный. Вы возглавляете полицию, офицером которой я надеюсь стать. Поэтому я вынужден контролировать себя. Разве я не прав?
— Думаю, нет.
— Видите ли, если бы вы не были помощником комиссара и сказали мне все это на улице, моя реакция могла быть менее... сдержанной. — Уоррен подался вперед, не сводя глаз с Лэтэма. — В самом деле, — прошептал он, — я бы пнул вас по вашей белоснежной заднице. — Уоррен усмехнулся, продемонстрировав идеально белые зубы. — Надеюсь, без обид?
Лэтэм снова улыбнулся. На сей раз в глазах мелькнул огонек удовлетворения. И Уоррен понял, что сдал тест. Может, не совсем так, как надо, но сдал.
— Забудем, — произнес помощник комиссара. — Расскажите мне о ваших преступлениях.
— Маленьких проступках, — уточнил Уоррен. — Угон машины в четырнадцать лет. Неосторожное вождение. Нахождение за рулем в нетрезвом виде, без прав. Жалкие проступки.
Криминальное прошлое Уоррена уже обсуждалось во всех подробностях при собеседовании.
— И больше нет ничего такого, о чем мы должны знать, что может повлиять на наше решение принять вас в полицию?
— Допросы и тесты были очень скрупулезными, сэр, — ответил Уоррен.
— Вы не упоминали о вашем гомосексуализме? — спросил Лэтэм.
— Меня не спрашивали, — парировал Уоррен.
— Полагаете, это не важно?
— Уверен, так думали те, кто допрашивал меня.
— Нам неизвестно о ваших домашних привычках, образе жизни.
— Я живу один.
— Но у вас бывают случайные сексуальные партнеры, не так ли?
Уоррен сжал губы. Может, Лэтэм продолжает проверку? Но зачем? Проще было бы сообщить, что СП в услугах Уоррена не нуждается. И сделать это должен офицер не такого ранга, как Лэтэм.
— Вряд ли моя сексуальная жизнь нуждается в обсуждении, сэр, — пробормотал Уоррен. — При всем к вам уважении.
— А если ее рассматривать как повод для шантажа? — спросил Лэтэм.
— Гомосексуализм не преследуется законом, сэр.
— Я знаю об этом, Уоррен, но любые отклонения от нормы делают офицера уязвимым.
— Опять-таки, сэр, не думаю, что сейчас гомосексуализм рассматривается как отклонение. В наши дни это вопрос выбора стиля жизни.
Лэтэм медленно кивнул.
— Значит, вы не стыдитесь?
— Я не стыжусь того, что черный, что гей. Меня не спрашивали об этом, сэр, потому и не говорил. Я не лгал.
— А ваши преступления? Что вы думаете о них?
— Вы хотите знать, испытываю ли я чувство стыда за то, что совершил их?
Лэтэм никак не отреагировал на вопрос, видимо, посчитав его риторическим, и продолжал всматриваться в Уоррена.
Уоррен пожал плечами:
— Конечно, мне стыдно. Я был глупым, недисциплинированным, диким, просто злым подростком, ищущим неприятностей и не понимающим, что этим можно разрушить свою жизнь. Мне повезло — я не скатился вниз. Если бы не одна девушка — социальный работник, которой действительно была небезразлична ее работа, возможно, я бы как раз сейчас валялся у стойки бара, а не сидел здесь в вашем офисе. — Уоррен оглядел пустое помещение. — В этой комнате, — поправился он. — Думаю, свои дела вы ведете не здесь. Зачем все это, сэр? Мои преступления — открытая книга, и я не понимаю, каким образом мои сексуальные пристрастия могут помешать мне поступить в СП.
Лэтэм молча постучал наманикюренными пальцами по столу. Окно с двойными стеклами не пропускало снаружи никаких звуков. Было так тихо, что Уоррен слышал свое дыхание, медленное и ровное.
— Как вы думаете, Уоррен, какого сорта преступления вы совершили? — наконец произнес Лэтэм.
— Опять? Очень плохо одно: если бы я был более способным, меня бы не задерживали так часто.
— А сейчас?
Уоррен от удивления поднял бровь.
— Сейчас? — переспросил он.
— Представьте себе ситуацию: социальному работнику не удалось наставить вас на путь истинный, и вы продолжаете катиться по той же дорожке, на которую ступили вначале. Воровство. Мелкие преступления. Куда бы это вас привело?
— Трудно сказать, сэр.
— Попытайтесь.
Уоррен пожал плечами:
— Думаю, к торговле наркотиками. Это самое страшное преступление в наши дни. Все — от угона машин до оружия и проституции — замешано на наркотиках.
— И какого рода наркодилером вы могли бы стать?
Уоррен нахмурился. Об этом он никогда не думал.
— Возможно, одним из лучших.
— Потому что?..
— Потому что теперь я не такой глупый. Потому что образован лучше, чем любой преступник. Знаю законы и полицейские процедуры, чего не знает большинство. И если уж быть совершенно честным, считаю, что, черт побери, намного умнее многих офицеров полиции, которых встречал.
— Не думаю, что вы были так откровенны на собеседованиях, — заметил Лэтэм.
— Мне кажется, мы вышли за пределы обычных собеседований, сэр. И ваши вопросы не требуют от меня соблюдения корректности. Я не попаду в Хендон?
— Не сегодня, — ответил Лэтэм. — Но это не значит, что вы не станете офицером полиции, Уоррен, обещаю вам это. Вы набрали высокий балл во всех проверках, вы то, что нам нужно. — Лэтэм потрогал правое ухо, потом почесал лоб. — Вопрос в том, на что вы пойдете, чтобы служить нам?
Уоррен наморщил лоб, но ничего не сказал.
— Видите ли, Уоррен, если надеть на вас форму полицейского и отправить патрулировать улицу, возможно, это будет неплохо для общества. Но в борьбе с преступностью мало что изменит. — Лэтэм глубоко вдохнул, задержал дыхание, потом медленно выдохнул. — Мы бы хотели, Уоррен, чтобы вы стали нашим агентом под прикрытием. И чтобы никто не знал, что вы работаете на СП.
Глаза Уоррена сузились.
— Вы предлагаете мне притвориться преступником?
Лэтэм покачал головой:
— Нет, я предлагаю вам стать преступником. Перейти грань.
— И быть полевым агентом?
— Нет, офицером полиции. Полевой агент — это преступник, который собирает информацию для таких же, как он сам. Вы же в качестве полномочного офицера полиции будете сообщать нам обо всех преступниках, с которыми столкнетесь.
— Это значит, что я не смогу носить форму, не поеду в Хендон? У меня не будет испытательного срока?
— Вам никогда не придется совершать патрулирование. И единственный способ оказаться в полиции — угодить под арест. Число людей, которые будут знать, что вы действующий офицер полиции, можно пересчитать по пальцам одной руки.
— На какой срок?
— Так долго, как сумеете выдержать. Надеюсь, это растянется на годы. В идеале вы можете сделать карьеру, работая под прикрытием.
Уоррен провел рукой по черным волосам, коротко постриженным два дня назад в преддверии новой жизни.
— Значит, я буду офицером полиции, но под прикрытием? И никогда не смогу носить форму?
— Да, таковы условия.
— Если я не поеду в Хендон, где меня будут учить?
— Вам не надо учиться, — ответил Лэтэм. — Мы считаем, это принесет только вред. В настоящее время оперативники, работающие под прикрытием, лишены рангов. Мы потратили годы, чтобы научить их быть полицейскими, потом отправили работать под прикрытием и ждали, что они станут действовать как преступники. Вскоре стало ясно, что в преступников нельзя играть. Не важно, какой длины наши агенты отращивали волосы или как пытались слиться с преступным миром, — результат был один: они все равно оставались полицейскими, которые вели себя как преступники. Поэтому мы не хотим, чтобы вы действовали подобным образом, Уоррен. Нам нужно, чтобы вы стали подлинным преступником. У вас уже есть идеальное прикрытие — ваши старые грешки. От них можно оттолкнуться.
— Я могу нарушать закон? Я правильно понял?
В первый раз Лэтэму стало не по себе.
— Мы говорим не об этом, — ответил он, поправляя манжеты. — Это вы обсудите позже с вашим начальством. Я здесь для того, чтобы сделать вам предложение. Вы знаете: у меня большие возможности. И если я пообещаю, что СП прикроет вас на все сто процентов, не сомневайтесь: так и будет.
— А если я откажусь?
Лэтэм поморщился:
— Как я уже сказал, вас введут в актив полиции. Можете отправиться в Хендон завтра же, опоздав всего на день. Уверен, вы сделаете безупречную карьеру, но то, что я вам предлагаю, — прекрасный повод отличиться.
Уоррен кивнул.
— Есть у меня время подумать?
Лэтэм взглянул на большие настенные часы.
— Мне бы хотелось услышать о вашем решении сейчас же, — проговорил помощник комиссара. — Если вам нужно думать над нашим предложением, значит, вы не тот человек, которого мы ищем.
* * *
— Могу я узнать одну вещь прямо сейчас? — спросила Тина, теребя маленький золотой гвоздик в левом ухе. — Я поступаю в СП или нет?
— Не как обычный полицейский, — мягко ответил Лэтэм. Глаза Тины наполнились слезами, но она сдержалась.
— Это несправедливо, — сказала девушка. Ее нижняя губа дрожала.
— Вам не следовало лгать, Тина. Вы на самом деле думали, что мы не узнаем всего?
— Это было так давно, — прошептала Тина, разглядывая башню в окне за спиной старшего офицера. — Целую жизнь назад.
— И естественно, вы не предполагали, что занятие проституцией помешает вам стать офицером полиции?
— Мне было тогда всего пятнадцать! — воскликнула она.
Лэтэм снова сел на стул.
— Тем не менее.
Одинокая слеза скатилась по щеке девушки. Она покачала головой, злясь на себя за прошлое, которое встало на пути ее мечты попасть в СП. Это было бы началом. Стартом. Новой жизнью. Теперь за одну минуту все рухнуло. Тина вытащила из сумочки сигареты и зажигалку.
— По-моему, здесь не курят, — заметил Лэтэм, когда Тина достала сигарету и зажала ее между губ.
— Плевать! — огрызнулась она, щелкая зажигалкой. — Мне нужно покурить.
Девушка глубоко затянулась и выпустила в потолок струйку дыма.
— Вы знали, что ваше криминальное прошлое когда-нибудь выплывет наружу и у вас будут проблемы? — тихо сказал помощник комиссара.
Тина взглянула на него.
— У меня нет криминального прошлого, — возразила она. — Два предупреждения на улице, и то под другими именами. Меня даже не арестовывали.
— Вы работали проституткой больше года, Тина, — продолжал Лэтэм. — О вас знала полиция нравов. Вас знали на панели.
— Я делала это, чтобы выжить. По необходимости.
— Понимаю.
— Да? — съязвила Тина. — Сомневаюсь. Вы знаете, каково это — самому заботиться о себе, когда ты всего лишь ребенок? Уйти из дома, потому что твой отчим все время пытается залезть тебе в трусы, а мать так пьяна, что не может остановить его, даже если бы и хотела? Каково это — с парой фунтов в кармане приехать в Лондон, где тебя никто не ждет? Знаете? Я, мать вашу, так не думаю! Что вы можете понимать, сидя здесь, в вашей форме с иголочки с начищенными серебряными пуговицами, наманикюренными руками, с пенсией и маленькой женой с ее «вольво» и курсами икебаны. Да вы представить не можете, что я пережила! — Тина подалась вперед. — Вы думаете, мне не попадались такие, как вы? Кристально чистые на людях столпы общества! Но все, чего вы действительно хотите, так это перепихнуться с несовершеннолетней девицей на переднем сиденье машины, потому что ротик вашей милой женушки не прикасался к вашему дружку с тех пор, как Англия выиграла чемпионат по футболу.
Тина еще раз глубоко затянулась — руки ее дрожали — и выпустила дым прямо в лицо Лэтэму. Тот никак не отреагировал, просто продолжал смотреть на нее сквозь табачное облачко.
Она закрыла глаза.
— Простите, — прошептала девушка.
— Я думал, вы меня изобьете, — сказал Лэтэм.
Тина открыла глаза. Еще раз затянулась, но теперь выпустила дым в сторону.
— Если можно было бы повернуть время назад, я бы постаралась все изменить. Но тогда у меня не было выбора, — произнесла она. Девушка оглядела комнату, взгляд остановился на больших настенных часах — красная стрелка отсчитывала секунды ее жизни. — Вы привезли меня сюда, чтобы сказать это, да? Вы не могли написать? Или позвонить?
— Я хотел поговорить с вами.
Она повернулась, посмотрела на Лэтэма темно-зелеными глазами.
— Вы хотели увидеть меня униженной?
Лэтэм покачал головой:
— Нет.
— Тогда зачем?
— У меня для вас предложение.
— Я так и знала! — вскрикнула Тина. — Все вы чертовски одинаковы. Хорошо, сделаю это для вас, коль вы открыли дверь в мое прошлое. Квид про, черт возьми, кво!
Лэтэм печально улыбнулся и покачал головой:
— Простите, если расстрою вас, но я, возможно, самый счастливый женатый мужчина, которого вы когда-либо встречали. Просто выслушайте меня, хорошо?
Тина кивнула. Огляделась в поисках пепельницы, не нашла ее и, виновато улыбнувшись, стряхнула пепел прямо под стол.
— О'кей.
— Ваше прошлое мешает вам вступить в СП в качестве обычного рекрута, — продолжил Лэтэм. — И вот почему. Представьте себе, вам придется арестовывать кого-то, кому известен тот период вашей жизни. А что, если узнают остальные? Любое дело, с которым вы будете работать, окажется скомпрометировано. Никто не станет задаваться вопросом, насколько вы хороший полицейский. Если что-то и будет иметь значение, так только то, что вы занимались проституцией. Разве это не повод для шантажа?
— Понимаю, — вздохнула Тина. — Я просто надеялась... — Она не закончила.
— ...что это может остаться в тайне?
Тина кивнула.
— Наивно, да?
Лэтэм улыбнулся.
— Почему из всего, чем могли заняться, вы выбрали работу полицейского, Тина?
— Какой у меня выбор? Работать в магазине? Официанткой?
— Ничего плохого в этом нет. Вы не боитесь тяжелой работы, и вам не пришлось бы лгать, как при поступлении в СП. Я видел ваше досье, Тина. Видел, чем вам приходилось заниматься, чтобы выжить. Вы приобрели такие навыки, которых никогда не получили бы ни в одной школе.
Тина пожала плечами.
— Почему все-таки полиция? — снова спросил Лэтэм. — Чем хуже армия или гражданская служба?
— Потому что хочу помогать таким же, как я, — людям, еще в детстве выброшенным на улицу.
— Почему бы в таком случае не стать социальным работником?
— Я хочу сделать что-нибудь такое, от чего меньше станет негодяев, которые плюют на законы и думают, что грабить старух или приставать к детям — нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49