душевые уголки прямоугольные
Женщинам с маленькими детьми пройти вперед. Всем остальным, грести. Налегай на весла, парни, налегай.
— Клементин, этот тупой ублюдок, даже не видит нас. Он же выпадет из шлюпки. Только ему, ей-богу, лучше обращаться с моей женой повежливей.
— Макфаггер, скажи капитану, что мы идем мимо них.
Яхта скользит по волнам. Ветер усиливается до свежего. Внизу во всю работают огромные поршни дизеля. Крутится вал привода. В слабом лунном свете рассыпается белым кильватер. Волнение океана усиливается. По мере того, как мы удаляемся от огромных высоких темных береговых утесов. Вперед в новый мир. Всего лишь в трех тысячах миль отсюда.
Голос Блая затихает. Становится громче, когда его маленькое суденышко, покачиваясь, тенью взлетает на волнах и снова исчезает из виду. Оставляя скакать по волнам его бесстрастные гласные.
— Девочки, на колени. У кого есть, достаньте четки. И, ради Бога, молитесь. Молитесь.
— Г-н Клементин, там есть так ужасно. Человечество есть на плаву в открытой лодка.
— Да. Барон.
— Вы разрешите, я до этого с вами много не разговаривал. И все потому, что я вижу с какой неприкрытой реальностью вы сталкиваетесь в вашем замке, которая так вас печалит. Но сегодня ночью я хочу, чтобы вы знали, что в такой самый печальный для вас момент я с вами.
Клементин переходит обратно на мостик. А там Бладмон колотит кулаком по ящику с судовым компасом. И орет через переговорную трубу в машинное отделение.
— Механик, вы меня слышите, стоп машины.
— Вас слышу, я их остановить не могу.
— Клементин, вы это слышали? У нас руль заклинило. Идем со скоростью восемь узлов. При отливе в пять узлов мы летим к черту на всех тринадцати. У нас возникает опасный крен. Свежий ветер перешел в сильный. Проверьте, нет ли айсбергов.
С кормы назад в ночь несется голос Гвоздя Макфаггера. Забиваемый ветром и грохотом судна, носом ныряющего в огромные пенящиеся гребни волны.
— Мы вернемся, Гейл. Не бойся. Держись.
Клементин мчится из рубки на нос. Карабкается по истрепанным линям и грудам якорных цепей. Из-за сплошной водяной пыли впереди ничего не видно.
Когда Франц доложил, что он может только увеличить обороты, а не сбросить, рука Бладмона крепко сгребла мокрую карту в кулак. Мы, оба, были страшно напуганы разворачивающейся перед нами ужасной неизвестностью. Айсбергов нет, но когда у нас кончится горючее, мы ляжем в дрейф на океанских маршрутах. И нас перережут пополам.
В рубке в ярости кругами ходит Бладмон и кулаками колотит себя по голове.
— Как вы думаете, лейтенант, с этими ржавыми трубами и отсоединенными проводами мы сможем замедлить ход этого корыта? До того, как это случилось, я был готов записать несколько приятных слов в судовой журнал.
— У нас скоро кончится горючее.
— И вы думаете, это смешно? Пока этим судном командую я, прошу шуток на квартердеке не отпускать. Понятно?
— Есть, капитан.
— Или я отправлю вас вниз.
— Мне что-то плохо.
— Выйдите на палубу и подышите глубоко. Поднимите и опустите несколько раз голову. На борту есть коньяк?
— Я прикажу поискать, сэр.
Клементин и Барон спускаются вниз и начинают рыскать в ящиках, между банками с краской, горшками, тарелками и под матрацами. Чтобы откопать бутылку. Кристально чистого алкоголя. Напитка богов. Как сказал Бладмон. Когда пропустил рюмочку.
— Лейтенант, я поставил судно по ветру. Но меня смущает название. Новена. В словаре говорится, что это девять дней подготовки к религиозному посвящению. А у меня задача не пустить корабль ко дну.
— Капитан, мы на борту из прекрасного тика и красного дерева. Постучите по переборке. Прислушайтесь. Даже гальюны работают.
— Вы хотите сказать, что пока мы здесь на посту, вы там только и знали, что срали? Да за это и под трибунал можно отдать.
— Бладмон. Умоляю. Дайте владельцу судна шанс. Я имею ввиду, что в чрезвычайной ситуации, конечно, нужно обращаться к более опытному и старшему по званию, но, я не собираюсь в мирное время проходить по цепочке команд для того, чтобы сходить в туалет в богом заброшенном уголке океана.
— Вы знаете, что такое гаечный ключ?
— Бладмон, мы в опасности. Драка на квартердеке только ухудшить состояние дел. Боже. Вал. Идет на нас. Высотой футов пятьдесят.
Бладмон хватается за руль. Огромная черная гора сваливается прямо с неба. Добрая посудина «Новена» с глухим стуком носом врезается в эту шипящую темноту. Гаснет свет. Рев и грохот. Вода врывается в рубку, заливая нас по колено. Выбивая стекла. Свет загорается вновь. Носовая мачта воткнулась в рулевую рубку. Губы Бладмона растянуты в угрюмой улыбке, с лица капает вода.
— Лейтенант, руль снова действует.
Согнувшись вдвое, Клементин блюет. Схватившись руками за леер иллюминатора и свесив голову между рук.
— Лейтенант, не время страдать от качки. Возьмите себя в руки. Выпрямитесь и держитесь молодцом. Если трюмные насосы не работают, я прикажу покинуть судно. Механик, слышите меня?
— Да, мон шер, капитан.
— Включить трюмные насосы.
— Они уже включены, капитан.
— Клементин, этот Франц — невероятный парень. Мы можем упорно продолжать. Мы можем привязать вас к мачте. Ну и что из этого? В таком море мы продержимся всего лишь пол-часа. Блай и его шлюпка не переживут такую волну.
— Капитан, давайте лучше, начнем пускать сигнальные ракеты. На шлюпбалках позвякивают лишь остатки спасательных шлюпок.
— Ерунда, лейтенант, у нас нос как у клипера и корма как у лайнера. Я тут просмотрел и брутто-тоннаж, и нетто-тоннаж, и водоизмещение. Если мы пережили эту волну, то переживем и все остальное. У меня в запасе еще несколько морских приемов.
— Мне очень плохо, сэр.
Рот Клементина открыт, руки переплетены. Закрыв глаза, он со стоном блюет зеленой желчью. Прижав руки к груди, сворачивается в клубок. Бладмон наливает кружку уайт-спирита.
— Выпейте, поможет.
Клементин отводит кружку в сторону. Поднимает голову. Печальными глазами наблюдает, как Бладмон прыгает от руля к ящикам.
— Что вы ищете, Бладмон?
— Ящик с флагами. Хочу поднять сигнал Q.
— Для чего?
— Потому, что нас выбросило куда-то в цивилизацию и мы лежим без сознания здесь в этой рубки, а поднятый флаг Q означает, что наше судно здорово и мы просим разрешения войти в сношения с портом.
Гвоздь Макфаггер с мокрыми рыжими волосами, задыхаясь, вваливается в рубку, задев проем плечом.
— Абсолютно верно. И мы готовы воткнуть его каждой смазливой неверной жене, ошивающейся по портовым улочкам.
— Боцман, почему вы не на палубе и не следите за оснасткой?
— Вы, что, рехнулись? Нас с Бароном чуть за борт не смыло!
— О, Боже, Гвоздь, Барона, что, смыло?
— Во всяком случае, на данный момент он там, на палубе, не симфоническим оркестром дирижирует. И послушай моего совета, Клементин. Этот капитан, твой друг, нас всех утопит.
— Да, как вы смеете, сэр?
— Ради Бога, Бладмон и Макфаггер, прекратите эту драчку. Мы и так уже идем ко дну.
— Как капитан, я приказываю покинуть судно.
— А как владелец, я приказывают всем оставаться на своих местах. Так как один я туда не собираюсь выбрасываться.
— Лейтенант, как капитан, должен отметить, что в морском деле вам не хватает опыта, но зато сколько мудрости. Последнюю команду я безоговорочно отменяю.
В рулевой рубке три джентльмена. Макфаггер за румпелем. Бладмон орет сигнал бедствия в передатчик. Клементин ищет сигнальные ракеты. Маленькая посудина разваливается на куски. Радио молчит. Волны, накатываясь, задирают корму вверх, та трясется и шатается от винтов, вхолостую крутящихся в воздухе. Объявим минуту молчания в память Барона. Который может быть играет свою последнюю партию с бездной с использованием всех своих шахматных защит. Последний момент может быть не самый печальный. Мой наступил тогда, когда мне не разрешили стать церковным служкой. Взяли мальчика, который сказал, что он хочет быть ближе к Богу. Я же сказал, что хочу нести большую свечку, чтобы выглядеть лучше и моя тетушка могла видеть меня. Вальсирующим на алтаре в воскресенье.
Вздымаясь, катятся гребни волн. По всему морю огромные пятна пены. От брызг все белым-бело. Развернув судно бортом, Бладмон направляет его вдоль уходящей волны. И тут же его разворачивает, чтобы принять находящую волну носовой частью. Такое ощущение, что мои карманы набиты шпинатом со сметаной. На губах соль. Последнее, что ты ощущаешь, уходя в водную могилу.
Умираю так и не потрахавшись. Мог бы стать у Вероники сорок первым в этом году. Упускал в замке возможность за возможностью. Даже Гейл, которая умоляла ей вставить. Под последний занавес воды скажи Макфаггеру, что она до конца оставалась ему верна и чиста. В безопасности на берегу. А ее муж пропал. В бушующем море.
Палуба залита водой. Клементин в плаще. Поет хор. За вздымающимися и падающими волнами. Менее, чем в кабельтове в шлюпке стоит Блай. На поднятом вверх весле развивается белое одеяние. И, о, Боже, Барон. Все еще в спортивной кепке. Рядом с Блаем.
За румпелем теперь Бладмон. Добрая посудина «Новена», покачиваясь, пробивается сквозь волны к терпящим бедствие. Барон падает. Каждый раз поднимается снова и берет под козырек. Клементин перебрасывает им над водой линь. Голый по пояс Блай прыгает в волны. Хватает линь зубами и плывет обратно к тихо завывающим хористкам. Посреди яхты Макфаггер чуть не вываливается через леера.
— Я не вижу Гейл. А ты, Клементин?
— Я уверен, с ней все в порядке.
— Ее нет в лодке! Как же она может быть в порядке?
— Возможно, это и не так.
— Это действительно не так, черт побери. Эй, Гейл, где ты?
Дорогой, Гвоздь
Я здесь
На берегу
В нескромном положении
Лежу
С большой собакой
Лижущей
Мою
Страшно холодную
Ногу
13
Этой же ночью в полночь небольшая цепочка людей поднялась вверх по холму от берега к Кладбищенскому замку. К нам на помощь с берега подошло спасательное судно. Пока буксировали оставшуюся без горючего «Новену» обратно в спокойную бухту лопнули два троса. Шторм все еще бушевал, а Блай уже писал автограф на двери замка, по его волосатой груди стекали капельки дождя. А в большом зале безутешно рыдал Макфаггер.
Я не долго думая, прямо в дождевике, взбежал по лестнице. Проскочил бальный зал и поднялся по винтовым каменным ступенькам. Шепча в каждую комнату. Пока не услышал тяжелое дыхание. И не мог поверить своим ушам. В полумраке две фигуры сплелись на полу. Ослабшими от морской качки глазами в бледном лунном свете мог едва рассмотреть тощую задницу Указующего Доброго Света. Мерно покачивающуюся. Вверх вниз на Леди Макфаггер.
На телегах, бричках и ослах подъезжали местные жители. Размахивая фонарями. С удрученными лицами из-за отсутствия несчастья. Меня представили трем туристам, супруги Ута, обои в больших коричневых ботинках и шляпах. И ясноглазой девушке, дрожащей в обтягивающем белом платье.
Все остановились в отеле. Они последовали общей суматохе, возникшей в городке. Да, сэр, мы как-нибудь днем хотели бы заглянуть сюда и походить по замку.
Гвоздь Макфаггер завопил, как оглашенный, увидев Леди Макфаггер, медленно спускающуюся по парадной лестнице. Руки его задрожали. Пожелал ей стать привидением. Когда она сказала, а, вот и ты, Джеффри. Тот, схватив ее одной рукой за волосы, проволок ее через весь зал и с грохотом швырнул об дверь библиотеки. Пока неслись вопли, я еле сдерживался, чтоб не разулыбаться.
На следующее утро я проснулся простывшим, руки побиты, плечи ломит, ноги одеревенели. Шарлен молча поставила поднос и вышла. После завтрака пришел Персиваль. Сказал, что в большом зале репортеры ждут новостей. Что разнесла молва уже по всей округе. О блестящих, искусных и храбрых моряках на борту «Новены». Теперь мирно стоящей на якоре в бухте.
— Ей-богу, сэр, в округе только о вас и говорят. На карту была поставлена человеческая выдержка.
У леди Макфаггер фингалы на оба глаза и выбит нижний коренной зуб. Нос с футбольный мяч, разбитые губы распухли. Сидит в Фарфоровой комнате на бледно зеленом стуле в длинном пурпурном платье. Виден лишь крошечный стройный изгиб ее прекрасной лодыжки. На глазах темные очки, нос залеплен пластырем. Улыбнулась, когда я вошел с коробкой шоколадных конфет.
— Очень любезно с вашей стороны навестить меня, такую несчастную
Шаркая, входит Бонапарт. Глухо бормоча извинения, наливает абсент. Сквозь розовое стекло окна льется солнечный свет позднего холодного утра. С низин и лугов уходит туман. На верхушках деревьев каркают вороны. От сигареты Гейл под потолок вьется дымок.
— Джеффри и десяти слов не сказал мне. Раньше я здесь сидела всего по часу, теперь целый день. Проверьте, пожалуйста, дверь закрыта. Есть правило — не попадаться. А я в первый же раз и попалась. Вы единственный, к кому я могу обратиться. Что мне делать?
— Сидите смирно. Он это переживет. В следующий раз, когда он вас поймает, вам обоим будет легче.
— Боже, что за мысли. Он настолько ушел в себя, что следующего раза он, вряд ли, заметит. Он просто обезумел. Он сделал это прямо посреди парка. Я не могла всего рассмотреть в театральный бинокль, но это было просто исступление. Я тут сижу и вся дрожу, у меня крутит живот. Но я попросила вас придти для того, чтобы сказать, что свою часть сделки я сдержу. Сколько денег вам нужно?
Воникают странные видения. Надежды сменяются разочарованиями. Стою и смотрю вверх на растущую гору долга. Как на голые склоны, по которым спускается Кларенс с последними знаниями в области секса. Которые постоянно куют внизу, в Кладбищенском замке. Где в туннелях и коридорах мелькают ухмыляющиеся лица. Радуясь, что стали гостями. Восхваляют мою плененную щедроту, проходя мимо меня в залах подобно толпе неблагодарной родни с подносами полными свежей еды из кухни.
— Я не знаю, сколько я должен.
— Разве Персиваль не ведет учет?
— Нет.
— А счета?
— Я ни одного не получал.
— Вы должны их спрашивать. Их никогда не присылают. Это считается не вежливым.
Из парка доносятся звуки ружейных выстрелов. Леди Макфаггер бросается к окну с театральным биноклем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Клементин, этот тупой ублюдок, даже не видит нас. Он же выпадет из шлюпки. Только ему, ей-богу, лучше обращаться с моей женой повежливей.
— Макфаггер, скажи капитану, что мы идем мимо них.
Яхта скользит по волнам. Ветер усиливается до свежего. Внизу во всю работают огромные поршни дизеля. Крутится вал привода. В слабом лунном свете рассыпается белым кильватер. Волнение океана усиливается. По мере того, как мы удаляемся от огромных высоких темных береговых утесов. Вперед в новый мир. Всего лишь в трех тысячах миль отсюда.
Голос Блая затихает. Становится громче, когда его маленькое суденышко, покачиваясь, тенью взлетает на волнах и снова исчезает из виду. Оставляя скакать по волнам его бесстрастные гласные.
— Девочки, на колени. У кого есть, достаньте четки. И, ради Бога, молитесь. Молитесь.
— Г-н Клементин, там есть так ужасно. Человечество есть на плаву в открытой лодка.
— Да. Барон.
— Вы разрешите, я до этого с вами много не разговаривал. И все потому, что я вижу с какой неприкрытой реальностью вы сталкиваетесь в вашем замке, которая так вас печалит. Но сегодня ночью я хочу, чтобы вы знали, что в такой самый печальный для вас момент я с вами.
Клементин переходит обратно на мостик. А там Бладмон колотит кулаком по ящику с судовым компасом. И орет через переговорную трубу в машинное отделение.
— Механик, вы меня слышите, стоп машины.
— Вас слышу, я их остановить не могу.
— Клементин, вы это слышали? У нас руль заклинило. Идем со скоростью восемь узлов. При отливе в пять узлов мы летим к черту на всех тринадцати. У нас возникает опасный крен. Свежий ветер перешел в сильный. Проверьте, нет ли айсбергов.
С кормы назад в ночь несется голос Гвоздя Макфаггера. Забиваемый ветром и грохотом судна, носом ныряющего в огромные пенящиеся гребни волны.
— Мы вернемся, Гейл. Не бойся. Держись.
Клементин мчится из рубки на нос. Карабкается по истрепанным линям и грудам якорных цепей. Из-за сплошной водяной пыли впереди ничего не видно.
Когда Франц доложил, что он может только увеличить обороты, а не сбросить, рука Бладмона крепко сгребла мокрую карту в кулак. Мы, оба, были страшно напуганы разворачивающейся перед нами ужасной неизвестностью. Айсбергов нет, но когда у нас кончится горючее, мы ляжем в дрейф на океанских маршрутах. И нас перережут пополам.
В рубке в ярости кругами ходит Бладмон и кулаками колотит себя по голове.
— Как вы думаете, лейтенант, с этими ржавыми трубами и отсоединенными проводами мы сможем замедлить ход этого корыта? До того, как это случилось, я был готов записать несколько приятных слов в судовой журнал.
— У нас скоро кончится горючее.
— И вы думаете, это смешно? Пока этим судном командую я, прошу шуток на квартердеке не отпускать. Понятно?
— Есть, капитан.
— Или я отправлю вас вниз.
— Мне что-то плохо.
— Выйдите на палубу и подышите глубоко. Поднимите и опустите несколько раз голову. На борту есть коньяк?
— Я прикажу поискать, сэр.
Клементин и Барон спускаются вниз и начинают рыскать в ящиках, между банками с краской, горшками, тарелками и под матрацами. Чтобы откопать бутылку. Кристально чистого алкоголя. Напитка богов. Как сказал Бладмон. Когда пропустил рюмочку.
— Лейтенант, я поставил судно по ветру. Но меня смущает название. Новена. В словаре говорится, что это девять дней подготовки к религиозному посвящению. А у меня задача не пустить корабль ко дну.
— Капитан, мы на борту из прекрасного тика и красного дерева. Постучите по переборке. Прислушайтесь. Даже гальюны работают.
— Вы хотите сказать, что пока мы здесь на посту, вы там только и знали, что срали? Да за это и под трибунал можно отдать.
— Бладмон. Умоляю. Дайте владельцу судна шанс. Я имею ввиду, что в чрезвычайной ситуации, конечно, нужно обращаться к более опытному и старшему по званию, но, я не собираюсь в мирное время проходить по цепочке команд для того, чтобы сходить в туалет в богом заброшенном уголке океана.
— Вы знаете, что такое гаечный ключ?
— Бладмон, мы в опасности. Драка на квартердеке только ухудшить состояние дел. Боже. Вал. Идет на нас. Высотой футов пятьдесят.
Бладмон хватается за руль. Огромная черная гора сваливается прямо с неба. Добрая посудина «Новена» с глухим стуком носом врезается в эту шипящую темноту. Гаснет свет. Рев и грохот. Вода врывается в рубку, заливая нас по колено. Выбивая стекла. Свет загорается вновь. Носовая мачта воткнулась в рулевую рубку. Губы Бладмона растянуты в угрюмой улыбке, с лица капает вода.
— Лейтенант, руль снова действует.
Согнувшись вдвое, Клементин блюет. Схватившись руками за леер иллюминатора и свесив голову между рук.
— Лейтенант, не время страдать от качки. Возьмите себя в руки. Выпрямитесь и держитесь молодцом. Если трюмные насосы не работают, я прикажу покинуть судно. Механик, слышите меня?
— Да, мон шер, капитан.
— Включить трюмные насосы.
— Они уже включены, капитан.
— Клементин, этот Франц — невероятный парень. Мы можем упорно продолжать. Мы можем привязать вас к мачте. Ну и что из этого? В таком море мы продержимся всего лишь пол-часа. Блай и его шлюпка не переживут такую волну.
— Капитан, давайте лучше, начнем пускать сигнальные ракеты. На шлюпбалках позвякивают лишь остатки спасательных шлюпок.
— Ерунда, лейтенант, у нас нос как у клипера и корма как у лайнера. Я тут просмотрел и брутто-тоннаж, и нетто-тоннаж, и водоизмещение. Если мы пережили эту волну, то переживем и все остальное. У меня в запасе еще несколько морских приемов.
— Мне очень плохо, сэр.
Рот Клементина открыт, руки переплетены. Закрыв глаза, он со стоном блюет зеленой желчью. Прижав руки к груди, сворачивается в клубок. Бладмон наливает кружку уайт-спирита.
— Выпейте, поможет.
Клементин отводит кружку в сторону. Поднимает голову. Печальными глазами наблюдает, как Бладмон прыгает от руля к ящикам.
— Что вы ищете, Бладмон?
— Ящик с флагами. Хочу поднять сигнал Q.
— Для чего?
— Потому, что нас выбросило куда-то в цивилизацию и мы лежим без сознания здесь в этой рубки, а поднятый флаг Q означает, что наше судно здорово и мы просим разрешения войти в сношения с портом.
Гвоздь Макфаггер с мокрыми рыжими волосами, задыхаясь, вваливается в рубку, задев проем плечом.
— Абсолютно верно. И мы готовы воткнуть его каждой смазливой неверной жене, ошивающейся по портовым улочкам.
— Боцман, почему вы не на палубе и не следите за оснасткой?
— Вы, что, рехнулись? Нас с Бароном чуть за борт не смыло!
— О, Боже, Гвоздь, Барона, что, смыло?
— Во всяком случае, на данный момент он там, на палубе, не симфоническим оркестром дирижирует. И послушай моего совета, Клементин. Этот капитан, твой друг, нас всех утопит.
— Да, как вы смеете, сэр?
— Ради Бога, Бладмон и Макфаггер, прекратите эту драчку. Мы и так уже идем ко дну.
— Как капитан, я приказываю покинуть судно.
— А как владелец, я приказывают всем оставаться на своих местах. Так как один я туда не собираюсь выбрасываться.
— Лейтенант, как капитан, должен отметить, что в морском деле вам не хватает опыта, но зато сколько мудрости. Последнюю команду я безоговорочно отменяю.
В рулевой рубке три джентльмена. Макфаггер за румпелем. Бладмон орет сигнал бедствия в передатчик. Клементин ищет сигнальные ракеты. Маленькая посудина разваливается на куски. Радио молчит. Волны, накатываясь, задирают корму вверх, та трясется и шатается от винтов, вхолостую крутящихся в воздухе. Объявим минуту молчания в память Барона. Который может быть играет свою последнюю партию с бездной с использованием всех своих шахматных защит. Последний момент может быть не самый печальный. Мой наступил тогда, когда мне не разрешили стать церковным служкой. Взяли мальчика, который сказал, что он хочет быть ближе к Богу. Я же сказал, что хочу нести большую свечку, чтобы выглядеть лучше и моя тетушка могла видеть меня. Вальсирующим на алтаре в воскресенье.
Вздымаясь, катятся гребни волн. По всему морю огромные пятна пены. От брызг все белым-бело. Развернув судно бортом, Бладмон направляет его вдоль уходящей волны. И тут же его разворачивает, чтобы принять находящую волну носовой частью. Такое ощущение, что мои карманы набиты шпинатом со сметаной. На губах соль. Последнее, что ты ощущаешь, уходя в водную могилу.
Умираю так и не потрахавшись. Мог бы стать у Вероники сорок первым в этом году. Упускал в замке возможность за возможностью. Даже Гейл, которая умоляла ей вставить. Под последний занавес воды скажи Макфаггеру, что она до конца оставалась ему верна и чиста. В безопасности на берегу. А ее муж пропал. В бушующем море.
Палуба залита водой. Клементин в плаще. Поет хор. За вздымающимися и падающими волнами. Менее, чем в кабельтове в шлюпке стоит Блай. На поднятом вверх весле развивается белое одеяние. И, о, Боже, Барон. Все еще в спортивной кепке. Рядом с Блаем.
За румпелем теперь Бладмон. Добрая посудина «Новена», покачиваясь, пробивается сквозь волны к терпящим бедствие. Барон падает. Каждый раз поднимается снова и берет под козырек. Клементин перебрасывает им над водой линь. Голый по пояс Блай прыгает в волны. Хватает линь зубами и плывет обратно к тихо завывающим хористкам. Посреди яхты Макфаггер чуть не вываливается через леера.
— Я не вижу Гейл. А ты, Клементин?
— Я уверен, с ней все в порядке.
— Ее нет в лодке! Как же она может быть в порядке?
— Возможно, это и не так.
— Это действительно не так, черт побери. Эй, Гейл, где ты?
Дорогой, Гвоздь
Я здесь
На берегу
В нескромном положении
Лежу
С большой собакой
Лижущей
Мою
Страшно холодную
Ногу
13
Этой же ночью в полночь небольшая цепочка людей поднялась вверх по холму от берега к Кладбищенскому замку. К нам на помощь с берега подошло спасательное судно. Пока буксировали оставшуюся без горючего «Новену» обратно в спокойную бухту лопнули два троса. Шторм все еще бушевал, а Блай уже писал автограф на двери замка, по его волосатой груди стекали капельки дождя. А в большом зале безутешно рыдал Макфаггер.
Я не долго думая, прямо в дождевике, взбежал по лестнице. Проскочил бальный зал и поднялся по винтовым каменным ступенькам. Шепча в каждую комнату. Пока не услышал тяжелое дыхание. И не мог поверить своим ушам. В полумраке две фигуры сплелись на полу. Ослабшими от морской качки глазами в бледном лунном свете мог едва рассмотреть тощую задницу Указующего Доброго Света. Мерно покачивающуюся. Вверх вниз на Леди Макфаггер.
На телегах, бричках и ослах подъезжали местные жители. Размахивая фонарями. С удрученными лицами из-за отсутствия несчастья. Меня представили трем туристам, супруги Ута, обои в больших коричневых ботинках и шляпах. И ясноглазой девушке, дрожащей в обтягивающем белом платье.
Все остановились в отеле. Они последовали общей суматохе, возникшей в городке. Да, сэр, мы как-нибудь днем хотели бы заглянуть сюда и походить по замку.
Гвоздь Макфаггер завопил, как оглашенный, увидев Леди Макфаггер, медленно спускающуюся по парадной лестнице. Руки его задрожали. Пожелал ей стать привидением. Когда она сказала, а, вот и ты, Джеффри. Тот, схватив ее одной рукой за волосы, проволок ее через весь зал и с грохотом швырнул об дверь библиотеки. Пока неслись вопли, я еле сдерживался, чтоб не разулыбаться.
На следующее утро я проснулся простывшим, руки побиты, плечи ломит, ноги одеревенели. Шарлен молча поставила поднос и вышла. После завтрака пришел Персиваль. Сказал, что в большом зале репортеры ждут новостей. Что разнесла молва уже по всей округе. О блестящих, искусных и храбрых моряках на борту «Новены». Теперь мирно стоящей на якоре в бухте.
— Ей-богу, сэр, в округе только о вас и говорят. На карту была поставлена человеческая выдержка.
У леди Макфаггер фингалы на оба глаза и выбит нижний коренной зуб. Нос с футбольный мяч, разбитые губы распухли. Сидит в Фарфоровой комнате на бледно зеленом стуле в длинном пурпурном платье. Виден лишь крошечный стройный изгиб ее прекрасной лодыжки. На глазах темные очки, нос залеплен пластырем. Улыбнулась, когда я вошел с коробкой шоколадных конфет.
— Очень любезно с вашей стороны навестить меня, такую несчастную
Шаркая, входит Бонапарт. Глухо бормоча извинения, наливает абсент. Сквозь розовое стекло окна льется солнечный свет позднего холодного утра. С низин и лугов уходит туман. На верхушках деревьев каркают вороны. От сигареты Гейл под потолок вьется дымок.
— Джеффри и десяти слов не сказал мне. Раньше я здесь сидела всего по часу, теперь целый день. Проверьте, пожалуйста, дверь закрыта. Есть правило — не попадаться. А я в первый же раз и попалась. Вы единственный, к кому я могу обратиться. Что мне делать?
— Сидите смирно. Он это переживет. В следующий раз, когда он вас поймает, вам обоим будет легче.
— Боже, что за мысли. Он настолько ушел в себя, что следующего раза он, вряд ли, заметит. Он просто обезумел. Он сделал это прямо посреди парка. Я не могла всего рассмотреть в театральный бинокль, но это было просто исступление. Я тут сижу и вся дрожу, у меня крутит живот. Но я попросила вас придти для того, чтобы сказать, что свою часть сделки я сдержу. Сколько денег вам нужно?
Воникают странные видения. Надежды сменяются разочарованиями. Стою и смотрю вверх на растущую гору долга. Как на голые склоны, по которым спускается Кларенс с последними знаниями в области секса. Которые постоянно куют внизу, в Кладбищенском замке. Где в туннелях и коридорах мелькают ухмыляющиеся лица. Радуясь, что стали гостями. Восхваляют мою плененную щедроту, проходя мимо меня в залах подобно толпе неблагодарной родни с подносами полными свежей еды из кухни.
— Я не знаю, сколько я должен.
— Разве Персиваль не ведет учет?
— Нет.
— А счета?
— Я ни одного не получал.
— Вы должны их спрашивать. Их никогда не присылают. Это считается не вежливым.
Из парка доносятся звуки ружейных выстрелов. Леди Макфаггер бросается к окну с театральным биноклем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38