— Значит так, — заявил Аякс, раскладывая на столе перед Агамемноном большой кусок папируса. — Я здесь все доходчиво нарисовал. Это царская спальня, это кровать, а это придуманный мною особый механизм.
— Ну и что? — спросил Агамемнон, не в силах разобраться в кривых каракулях приятеля. — Что это за летающая надгробная плита?
— Это не надгробная плита, — обиделся могучий герой, — это каменная мухобойка, подвешенная над кроватью. Как только Эдип спать ляжет… Бац! И финикийская котлета.
— Э… нет, братец, — покачал головой Агамемнон, — неувязочка получается…
— Это, интересно, какая? Я все вроде продумал.
— Все да не все, — раздраженно бросил Агамемнон. — Разве ты забыл, что смерть царя должна быть похожа на несчастный случай?
— Ну так а чем тебе не нравится мой план? Прекрасный несчастный случай!
— Подвесная плита?
— Ну да. Скажем, что Эдип сам распорядился ее над кроватью повесить.
— И это за каким таким сатиром? — ехидно осведомился Агамемнон.
— Чтобы от москитов отбиваться, — сразу нашелся с ответом Аякс. — Ждет царь, пока их побольше на него сядет, а потом дергает за веревочку и… Бац! Финикийская котлета…
— Сам ты финикийская котлета, — хмуро проворчал Агамемнон. — План твой ни к сатиру не годится. Будем действовать согласно моим задумкам.
— Каким еще твоим задумкам? Никогда о них не слыхал.
— Сейчас услышишь, — пообещал Агамемнон и задумчиво прошелся по тронному залу. — Значит, так…
— Ничего не выйдет, — мрачно отрезал Аякс. — Мысль, конечно, хорошая — убрать ублюдка чужими руками, но откуда ты знаешь, что эта немытая макака уже близко?
— Не просто близко, — многозначительно ответил Агамемнон, — а я его лично видел вчера ночью — он рыскал вокруг дворца.
— Так, может, это Эдип был?
— Эдип тоже там гулял, но… хоть и было темно, фигуру этого придурка ни с кем не спутаешь.
— Тоже верно, — кивнул Аякс, с интересом наблюдая, как в тронный зал на цыпочках входят восемь одноруких арфистов-виртуозов.
— Эй, любезнейшие, вы куда это? — закричал на музыкантов Агамемнон.
— Мы только что прибыли с острова Крит, — почтительно кланяясь, ответили арфисты. — Пришли на репетицию.
— Все правильно, — успокоил друга Аякс. — Это я их пригласил. Давайте, ребята, исполните что-нибудь веселенькое…
Усевшись в два ряда, арфисты заиграли знаменитый греческий свадебный гимн «Узы Гименея».
— О, как раз то, что надо! — обрадовался Аякс, пританцовывая на месте.
Агамемнон скептически смотрел на противоречивого друга, от которого можно было ожидать чего угодно: от приступа внезапной ярости до беззаботного веселья.
— Ну так мы договорились?
— О чем договорились? — переспросил танцующий Аякс.
— Ну, о моем плане, — нетерпеливо напомнил Агамемнон.
— Конечно! — подтвердил Аякс. — Поступим по-твоему. Хотя в успех всей этой операции мне верится с трудом.
На том и порешили.
Оставив одноруких арфистов репетировать в тронном зале, великие герои пошли искать невесту, которая, как оказалось, еще спала в своих покоях.
— Кхе-кхе, — громко покашлял Аякс у входа в спальню девушки.
Храп мгновенно прекратился, и в ответ послышалось хриплое кокетливое: «Да?»
— Милая Лайя, — сказал Агамемнон, — вам уже пора примерять свадебный наряд.
— Да-да, я сейчас выйду, только носик напудрю, — каким-то пропитым басом ответила невеста.
Агамемнон вздрогнул:
— И где ты только раздобыл это чудовище?
— Ну я же тебе уже рассказывал, — вздохнув, прошептал Аякс. — Случайно встретил в лесу на окраине Фив.
— А что она там делала?
— Да вроде на дереве дремала, — пожал крутыми плечами Аякс. — Я тот дуб хорошенько потряс, ну она и бряк на землю. Я ее вблизи как увидел, сразу понял — наш Эдип не устоит, женится.
Из своих покоев появилась невеста.
Волосатая бородавка у нее с губы за ночь перекочевала на лоб, и Агамемнон от этого открытия чуть не потерял сознание.
— Не волнуйтесь, она не настоящая, а искусственная, — хрипло ответила невеста. — Она очень здорово подчеркивает мою яркую индивидуальность, не правда ли?
И, сняв с головы черный парик, невеста принялась трусить его с непонятной яростью. Аякс с Агамемноном как зачарованные уставились на блестящую плешь девушки, обрамленную редкими седыми волосами.
— Гм… — пробормотал Агамемнон, с трудом отводя глаза, — вам необходимо надеть свадебный наряд.
— Да-да, я готов, — кивнула невеста, — вернее, готова…
— Ну что ж, Аякс, проводи… гм… девушку.
Когда могучий герой и Лайя удалились, Агамемнон, воровато посмотрев по сторонам, вошел в спальню невесты Эдипа.
В спальне невыносимо воняло вином. Кровать была так смята, словно на ней боролись пьяные титаны, а в дальнем углу Агамемнон нашел странный золотой ночной горшок (!!! — Авт.), каких он во дворце фиванского правителя раньше никогда не видел.
Царь отвернулся всего лишь на минуту, чтобы поглядеть в приоткрытое окно, но, когда он снова посмотрел в угол, ночного горшка там уже не было.
Горшок исчез!
— Что за бред, сатир побери, — пробормотал Агамемнон, заглядывая под кровать. Но под кроватью лежал лишь пустой пифос из-под вина.
Одна навязчивая мысль все не покидала Агамемнона с того самого момента, когда он вернулся домой. Или скорее это была не мысль, а неприятное ощущение, что он — пешка в какой-то очень сложной, запутанной игре богов. Новых ли, старых, Агамемнон не знал.
В любом случае, роль послушной марионетки ему не нравилась.
Но изменить что-либо он был пока не в силах, как и другие персонажи разворачивавшихся по спирали драматических событий.
Бракосочетание царя Эдипа с Лайей должно было состояться ближе к вечеру.
Но уже до обеда с обновленного Олимпа в Фивы спустился новый бог — покровитель брака, представившийся перепуганным смертным как Купидон, который отныне должен был исполнять в Греции функции Гименея. Хотя на Гименея он был похож не больше, чем кентавр на коня. То есть что-то общее в их внешности, конечно, было. Ну там, одна голова, две руки, две ноги и пр.
Бог — покровитель брака с ходу разразился торжественной поздравительной речью, а затем потребовал свежих фруктов, лучшего вина и гетеру. Все это ему тут же поспешно предоставили, и новый Гименей удалился в гостевые покои, наказав, чтобы вплоть до вечера его не беспокоили.
— Да-а-а-а… — только и сказал Агамемнон, с тревогой вглядываясь в небо. — Если все новые олимпийцы такие же, как этот… плакала бедная Аттика.
— Закат эпохи! — громко рассмеялся Аякс. — Помнишь, что нам Софоклюс на Лесбосе говорил: наступает эра великих перемен!
— Эра-то эрой, — сварливо пробурчал Агамемнон, — но, надеюсь, ты не забыл, что сегодня ночью мы делаем из Фив ноги.
— Все будет, как мы задумали, — подмигнул другу могучий герой. — Царская казна уже перекочевала в наши заплечные сумки, которые я спрятал в старом песчаном карьере за дворцом. Казначея, правда, пришлось слегка оглушить. Противный попался старикашка, все визжал: «Отдай, мое!» Думаю, что это неприятное происшествие свалят на Фиванского душителя. Я даже специально у тела вощеную дощечку оставил с надписью — мол, это сделал я, Фиванский душитель, и подпись.
— Ну а девчонку эту малолетнюю ты зачем с собой берешь? — недовольно поинтересовался Агамемнон.
— Кого, Идиллию? — Аякс блаженно улыбнулся. — Влюбился я. И вовсе она не девчонка какая-нибудь, а царского рода. Младшая дочь покойного бедняги Креонта! Она вон уже второй день ходит по дворцу, отца ищет.
— М-да, диковинная страна, — согласился с другом Агамемнон. — Наверное, своего настоящего царя они через год, не меньше, хватятся. Да и смерть Эдипа, скорее всего, проморгают. Гулять будут на свадьбе покойничка месяца три.
— Таковы фиванские нравы, — согласился Аякс. И греческие герои принялись с азартом и смешками обсуждать предстоящее убийство.
Не своими руками собирались укокошить они Эдипа, оттого и был план довольно рискованным. Но недаром царь Агамемнон так много общался с хитроумным Одиссеем, ох и недаром! Кое-чему и он у великого царя Итаки научился. А раз так, то план просто не мог не сработать, и, забегая наперед, отметим, что все так и произошло.
Глава 10
КОНЕЦ ФИВАНСКОГО ДУШИТЕЛЯ
И вот состоялась свадьба.
То есть почти состоялась.
Октет одноруких арфистов грянул свадебный греческий гимн. Взлетело к небу дружное «Ура!» порядком упившихся еще до начала церемонии бракосочетания знатных и не очень гостей.
Купидон заметно нервничал, ибо была это первая в его жизни свадьба, но никто из смертных конечно же ничего не знал.
— Эдип, царь Семивратных Фив, — торжественно произнес бог — покровитель брака. — Согласен ли ты взять себе в законные жены Лайю, дочь фиванскую?
— Что? — испуганно переспросил царь, занятый созерцанием вздымающейся груди любимой, которая (грудь) была весьма приличных размеров.
Из-за этой груди Эдип и выбрал среди прочих претенденток сию образину.
— Я спрашиваю, ты жениться будешь, придурок? — раздраженно переспросил Купидон, так как давно уже понял, что имеет дело с сумасшедшими.
— Да-да, несомненно, — подтвердил Эдип свои серьезные намерения в отношении Лайи.
— Лайя, дочь фиванская безрогая… то есть, простите, безродная, — поправился бог брака, — согласна ли ты стать законной супругой царя Эдипа?
Невеста молчала.
Купидон, закатив глаза, стал считать в уме до ста.
— Что такое? — испугался стоявший неподалеку среди гостей Аякс. Эта дура сорвет нам все планы.
— По-моему, она спит, — захихикал Агамемнон, и на него тут же зашикали остальные присутствующие.
Через двадцать минут невеста медленно произнесла:
— Да, я согласна!
Задремавший было Купидон вздрогнул. По толпе гостей пронесся вздох облегчения.
— В таком случае, — заявил бог брака, — объявляю вас законными мужем и женой… Ох и свадьба, надолго же я ее запомню…
И Купидон с чувством хорошо выполненного долга сошел с ритуального возвышения. Теперь покровителю брака еще предстояло высидеть свадебный пир.
— Горько, горько! — взревели присутствуюшие, и Агамемнон с Аяксом весьма не к месту вспомнили Итаку, Пенелопу и наглого Антиноя.
Невеста медленно подняла белое покрывало, закрывавшее ее ужасное лицо, и присутствующие увидели, что черная бородавка снова у нее на верхней губе. Ко всему еще у новобрачной здорово отросла седая щетина на щеках, скулах и подбородке.
Даже сумасшедшего Эдипа проняло, и он во всеуслышание заявил, что уступает свое почетное дело Купидону.
Купидон же, дотоле вообще ни разу не видевший лица невесты, тут же свалился в обморок прямо на весело бренчавших одноруких арфистов.
Аякс с Агамемноном, не сдержавшись, басом заржали, а невеста безразлично закрыла лицо куском белой ткани.
Тут-то и начался пир.
Аякс, окатив водой из пятидесятилитровой бочки Купидона и нескольких арфистов, помог очнувшемуся богу встать на ноги.
— Что это у вас здесь происходит? — совершенно отчаянным голосом спросил Купидон. — Какой-то театр абсурда!
— Добро пожаловать в Аттику, — весело ответил Аякс. — Вижу я, недавно вы у нас.
— Ага, — кивнул бог брака, — всего несколько месяцев. Юпитер Громовержец, что это было за чудовище?
— Это была жена Эдипа, — ответил подошедший к беседующим Агамемнон.
— Но ведь это же МУЖИК! — ужаснулся Купидон.
— Ну мало ли, — улыбнулись великие герои. — У нас в Греции все зависит от особой точки зрения. С одной стороны, жена Эдипа действительно мужчина, но с другой — это весьма привлекательная женщина. Это тот самый случай, когда невозможно с точностью сказать, что движется на самом деле: колесница с возницей или земля, тогда как колесница по отношению к ней остается на месте.
— Но ведь это ужасно! — вскричал Купидон. — Разве сам царь не видит, кто перед ним?
— В том-то и дело, — ответили герои. — Он действительно чувствует, что с его невестой что-то не так, но вместе с тем перед ним женщина. Да, некрасивая, да, немолодая, но зато с какой ГРУДЬЮ!
— Ничего не понимаю. — Купидон безнадежно махнул рукой, размышляя, не случился ли с ним солнечный удар.
Уже третий месяц новые олимпийцы не могли никак отловить в небе проклятого Дедала, продолжавшего самовольно возить по небу генератор света, вследствие чего в Аттике все никак не наступала зима.
Сатирова железная птица гениального изобретателя оказалась слишком быстрой и удивительно маневренной. Ко всему еще Дедал установил в ее клюве плюющиеся горячим свинцом смертоносные устройства, так что поймать его стало и вовсе делом невозможным.
Новый бог солнца уже около месяца беспробудно пил пузырящуюся жидкую амброзию в своем небесном гараже. Его золотая повозка была готова к действию, хрустальные рельсы давно проложены в небе вместо развалившихся старых.
Но никто пока не мог отобрать у Дедала бесценный мини-реактор…
— Ты, как я понимаю, не читал знаменитые труды великого эллинского эротомана Зигмундиса Фрейдиуса! — сказал окончательно запутавшемуся Купидону Агамемнон. — Так вот, в его трудах «Семь очерков по теории гомосексуальности» и «Анализ фобии семидесятилетнего мальчика» все об этом написано.
«Ага! — подумал бог брака. — Надо бы взять этого Фрейдиуса на заметку…»
Торжественно вышагивал среди танцующих гостей царь Эдип вместе со своей неуклюжей женой. Ведь не знал бедняга, что несколько минут назад он обвенчался с собственным отцом Лаем, которого к тридцати двум годам наконец настигло родовое безумие фиванских правителей.
Много лет назад отрекся от престола царь Лай, передав бразды правления Фивами молодому тогда еще Креонту. Беспрерывно прогрессирующее фамильное безумие привело Лая в конце концов к тому, что он решил на старости лет сменить себе пол. Все равно от той штуки, что у него имелась, не было никакой пользы, только при ходьбе мешала.
Нарастил себе Лай при помощи эфиопской магии БУДУ большие женские груди и с содомитами принялся тусоваться. Там-то, на окраине Фив, Аякс его и обнаружил прячущимся на дереве от разгневанного геефоба.
Так исполнилось второе веление всемогущего Рока!
Сбылась вторая часть семейного проклятия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34