Ибо мы можем потерять лишь то, что
принадлежит нам: нашу личность, нашу муку и славу, нашу человечность. Она
изменится и уйдет, словно волна в море. Ты когда-нибудь видел, чтобы море
застыло или прибой замер лишь ради того, чтобы спасти одну-единственную
волну, спасти тебя? Пожертвуешь ли ты силой своих рук, страстью души и
жаждой своего разума ради безопасности?
- Безопасности... - повторил Аррен.
- Да, - сказал маг, - безопасности.
Теперь он отпустил Аррена и устремил свой взор куда-то в сторону,
оставив юношу наедине с самим собой, хотя они по-прежнему сидели лицом к
лицу.
- Я не знаю, - сказал, наконец, Аррен. - Я не знаю, что я ищу, куда
иду и, вообще, кто я такой.
- Я знаю, - сказал Сокол все тем же глухим шепотом. - Ты - мой
проводник. Со всей своей чистотой и отвагой, неопытностью и преданностью,
ты - мой проводник, дитя, которое я посылаю во мрак вперед себя. Твой
страх - вот что ведет меня. Ты думал, что я груб с тобой. Ты же никогда не
сталкивался с грубостью. Я использовал твою любовь, как человек, который
зажигает свечу и освещает ею свой путь. И мы должны идти дальше. Должны.
Мы обязаны дойти до места, где русла рек сухи, оказаться там, куда тащит
тебя твой страх перед смертью.
- Где же находится это место, милорд?
- Я не знаю.
- Я не смогу отвести вас туда. Но я пойду с вами.
Маг взглянул на него мрачными бездонными глазами.
- Но если я вновь не оправдаю ваших надежд и предам вас...
- Я доверяю тебе, сын Морреда.
Тут они оба замолчали.
Над их головами слегка покачивались на фоне голубого южного неба
величественные резные идолы с телами дельфинов, со сложенными крыльями
чаек и человеческими лицами с вытаращенными глазами-ракушками.
Сокол с трудом поднялся, ибо рана его только начала подживать.
- Я устал от бездействия, - сказал он. - От такого образа жизни я
скоро растолстею.
Он принялся мерить шагами плот, и Аррен присоединился к нему. Во
время прогулки они разговаривали мало. Аррен рассказал Соколу, как он
провел эти дни, с кем подружился. Энтузиазм мага превосходил его
физические силы, которые вскоре подошли к концу. Он попросил девочку, что
ткала нилгу на своем станке за Домом Великих, позвать вождя, и вернулся в
свою хижину. Вскоре пришел старейшина и почтительно приветствовал мага,
который ответил ему тем же. Затем все трое уселись в хижине на коврики из
шкуры пятнистого тюленя.
- Я поразмыслил над тем, что вы рассказали мне, - степенно начал
вождь своим обычным официальным тоном. - О том, как люди надеются
вернуться после смерти в свои тела и, в поисках пути к этому, забывают
поклоняться богам, постепенно опускаются и сходят с ума. Они поступают
неправедно и крайне глупо. Я также подумал, как это может отразиться на
нас? Мы не имеем ничего общего с другими людьми, с их островами и образом
жизни, с их надеждами и чаяниями. Мы живем в море, и наши жизни связаны с
ним. Мы не собираемся спасать их, ибо не надеемся помочь им. Безумие нас
не затронет. Мы не высаживаемся на землю, а жители островов не навещают
нас. Когда я был молод, мы иногда болтали с людьми, которые приплывали на
лодках к Длинной Дюне, где мы рубили лес для плотов и зимних хижин. Мы не
раз видели суда с Охола и Веллваи (так он называл Обехол и Веллоги),
которые охотились осенью на серых китов. Они часто следовали за нашими
плотами, ибо мы знаем пути и места встречи Великих в море. Но это все в
прошлом, мы уже давно не встречали их. Возможно, они все сошли с ума и
перебили друг друга. Два года назад мы видели с Длинной Дюны, как с
севера, с Веллваи, три дня валили клубы дыма от гигантского пожара. Но
даже если так все и было, что из этого? Мы - Дети Открытого Моря. Мы идем
дорогами моря.
- Тем не менее, увидев дрейфующую лодку, вы подплыли к ней, - сказал
маг.
- Кое-кто из нас утверждал, что мы поступаем глупо, и нам следует
оставить лодку в покое. Пусть себе дрейфует до конца моря.
- Но вы не поддержали их.
- Нет. Я сказал, что хоть они и жители островов, мы должны помочь им,
и со мной согласились. Но мы не будем помогать твоему предприятию. Если
среди островитян бушует безумие, это их дело. Мы следуем по дороге
Великих. Мы не будем помогать вам в ваших поисках. Вы можете оставаться у
нас сколько пожелаете. До Долгого Танца осталось уже совсем немного. После
него мы поворачиваем к северу, следуя восточному течению, которое к концу
лета приведет нас к Длинной Дюне. Если ты пожелаешь остаться с нами и
подлечить свою рану, мы не будем против. Ну, а если ты захочешь сесть в
свою лодку и следовать своим путем, мы также возражать не будем.
Маг поблагодарил его. Вождь встал, легкий и чопорный как цапля, и
ушел, оставив их вдвоем.
- У невинности нет сил бороться со злом, - сказал, чуть сморщившись,
Сокол. - Но у нее есть силы творить добро... Я думаю, мы останемся здесь,
пока моя рана немного не подживет.
- Мудрое решение, - сказал Аррен, удрученный неважным состоянием
здоровья Сокола. Он решил защитить этого человека от его излишнего
энтузиазма и настоять на том, чтобы они отправились в путь лишь тогда,
когда у мага перестанет болеть рана.
Сокол недоуменно взглянул на него, слегка удивленный похвалой.
- Они добрые, - продолжал не заметивший этого Аррен. - В них нет той
болезни души, что точит людей в Хорттауне и на других островах. Возможно,
ни на одном острове нас не ждет такой теплый прием, какой нам оказали эти
затерянные в море люди.
- Наверное, ты прав.
- И они ведут летом весьма приятную жизнь.
- Конечно. Но есть всю жизнь холодную рыбу и никогда не видеть яблони
в цвету, и не испить воды из родника, согласись, чертовски скучно!
Итак, Аррен вернулся на плот Стара, где работал, купался и играл с
другими подростками, болтал прохладными вечерами с Соколом и спал под
звездами. А Долгий Танец в канун середины лета был уже не за горами, и
течение несло огромные плоты на юг в Открытое Море.

9. ОРМ ЭМБАР
Когда наступила самая короткая ночь года, на плотах, образовавших
гигантский круг под щедро усыпанным звездами небом, всю ночь напролет
пылали факелы, отбрасывая на гладь моря кольцо мерцающих теней. Обитатели
плотов танцевали, не используя в качестве аккомпанемента ни барабаны, ни
флейты, ни любые другие музыкальные инструменты - лишь топот босых ног по
качающемуся настилу плотов, да звонкие голоса сказителей, далеко
разносящиеся над безбрежными просторами моря, которое служило им домом.
Это была ночь новолуния, и тела танцоров казались призрачными тенями в
свете звезд и факелов. То тут, то там подростки, сверкая, как летучие
рыбки, перескакивали с плота на плот. Прыгали они далеко и высоко,
соревнуясь друг с другом и стремясь обежать до рассвета все кольцо плотов,
потанцевав на каждом.
Аррен танцевал вместе с ними, поскольку Долгий Танец танцевали на
всех островах Архипелага, хотя движения и песни могли различаться. Когда
большая часть танцоров выдохлась и присела отдохнуть и подремать, а
сказители окончательно охрипли, он вместе с группой юных прыгунов очутился
на плоту вождя и остался там, а они последовали дальше.
Сокол сидел вместе с вождем и тремя его женами около храма. Меж
резных китов, обрамлявших вход, устроился сказитель, чей звонкий голос
явно не умолкал всю ночь напролет. Он пел без устали, отбивая пальцами
ритм по деревянной доске.
- О чем он поет? - спросил Аррен мага, поскольку никак не мог
вникнуть в смысл слов, которые произносились со странной интонацией и
бешеной скоростью, а также сопровождались всевозможными трелями.
- О серых китах, об альбатросах и о шторме... У них нет песен о
героях и королях. Они не знают, кто такой Эррет-Акбе. Чуть раньше он пел о
Сегое, о том, как тот поднял острова посреди моря. Это все, что они
сохранили из знаний людей. Все остальные песни - о море.
Аррен прислушался. Певец, повествуя о дельфине, имитировал его
свистящий крик. Мальчик смотрел на черный и твердый как скала профиль
Сокола, вырисовывающийся в свете факелов, видел блестящие глаза тихонько
шепчущихся жен вождя, чувствовал легкое покачивание плота на спокойных
водах моря и медленно соскальзывал в пучину сна.
Он вдруг проснулся: сказитель умолк. Причем не только тот, вокруг
которого они расположились, но и все остальные на ближайших и дальних
плотах. Их голоса стихли, словно отдаленный клекот морских птиц, и
воцарилось молчание.
Аррен оглянулся через плечо на запад, ожидая увидеть рассвет. Но над
волнами едва показалась всходившая луна, золотистая на фоне летних звезд.
Посмотрев затем на юг, он увидел сиявшую в вышине Гобардон, а под ней
горели все восемь ее подружек: наконец завершенная Руна Конца ясно и четко
пылала над морем. Повернувшись к Соколу, Аррен увидел, что его смуглое
лицо обращено к тем же самым звездам.
- Почему ты умолк? - спросил певца вождь. - День еще не наступил,
пока что даже не забрезжил рассвет.
- Я не знаю, - заикаясь, ответил тот.
- Пой! Долгий Танец не окончен.
- Я не знаю слов, - ответил сказитель, голос его звенел от страха. -
Я не могу петь. Я позабыл слова этой песни.
- Тогда пой другую.
- Нет больше песен. Все кончено, - зарыдал певец, клонясь вперед,
пока не распластался на полу. Вождь удивленно уставился на него.
Плоты качались под треск факелов, все молчали. Безмолвие океана
сомкнулось вокруг крохотного островка жизни и света и поглотило его.
Аррену показалось, что блеск звезд потускнел, но на востоке
по-прежнему не наблюдалось ни малейших признаков рассвета. Его охватил
ужас, и он подумал: "Солнце, наверное, не взойдет. День не наступит".
Маг встал и сделал так, что по его посоху заструилось белое свечение,
ясно высветив руну, написанную серебром на дереве.
- Танец не окончен, - сказал он. - День еще не наступил. Аррен, пой.
Аррен хотел было вскричать: "Я не могу, господин!..", - но вместо
этого он пристально взглянул на горевшие на юге девять звезд, глубоко
вздохнул и запел. Голос его сперва был тихим и хриплым, но он постепенно
крепчал. Аррен пел древнейшую песню - песню о Сотворении Эа, о равновесии
между тьмой и светом, о сотворении покрытых зеленью островов тем, кто
произнес первое Слово: Старейшим Лордом, Сегоем.
Прежде чем была пропета последняя строчка, небо посерело, и лишь луна
и Гобардон продолжали гореть все так же ярко. Факелы зашипели на
предрассветном ветру. Наконец, Аррен допел песню и умолк. На востоке
забрезжил рассвет, и сгрудившиеся вокруг мальчика танцоры стали
разбредаться по своим плотам.
- Хорошая песня, - сказал вождь. Его голос дрожал, хотя он пытался
говорить бесстрастно. - Печально, если бы Долгий Танец прервался прежде,
чем должен был завершиться. Я прикажу выпороть ленивых сказителей плетями
из нилгу.
- Лучше успокой их, - повелительно сказал Сокол. Он все еще стоял в
полный рост. - Ни один певец не замолчит добровольно. Пойдем со мной,
Аррен.
Он повернулся к хижине, и мальчик последовал за ним. Но необычные
происшествия нарождающегося утра не закончились даже теперь, когда
восточный край моря уже раскалился добела: с севера приближалась огромная
птица. Она летела так высоко, что на крыльях ее пламенел свет еще не
взошедшего на миром солнца, и они огненными молниями рассекали воздух. Маг
поднял глаза и уставился на нее. Затем на лице его отразилось страшное
возбуждение и волнение, он изо всех сил крикнул: "Нам хиефа арв Гед
аркваисса!" - что на языке Творения означало: если ты ищешь Геда, то
найдешь его здесь. Подобно золотистому ядру с распростертыми гигантскими
крыльями, бешено молотящими воздух, выставив когти, которые могли
разорвать быка, словно маленького мышонка, окруженный клубами пара,
вырывавшегося из огромных ноздрей, дракон спикировал на покачивающийся на
волнах плот.
Люди на плотах закричали; одни рухнули на бревна, другие - прыгнули в
море, третьи замерли, уставившись на чудовище - изумление оказалось
сильнее страха.
Дракон нависал над ними. Между кончиками его перепончатых крыльев,
которые казались в лучах восходящего солнца радужной дымкой с золотистыми
прожилками, было около девяноста футов, да и в его поджаром как у гончей,
когтистом как у ящерицы, покрытом змеиной чешуей теле было, пожалуй, не
меньше. Вдоль узкого хребта шел гребень из острых зубьев, по форме
напоминавших шипы розы. На загривке они достигали трех футов в высоту, но
постепенно уменьшались и на кончике хвоста были не длиннее лезвия
перочинного ножа. Шипы были серые, шкура дракона также имела серо-стальной
оттенок, но с золотистым отливом. В его узких глазах бушевало зеленое
пламя.
Движимый страхом за своих людей, вождь, забыв о собственной
безопасности, выскочил из своей хижины с гарпуном, с которым обитатели
плотов охотились на китов: тот был больше его самого и имел острый
костяной наконечник. Держа оружие в своей тонкой мускулистой руке, он
бросился вперед, чтобы с разбега метнуть гарпун в нависающее над плотом
узкое, покрытое сверкающей чешуей, брюхо дракона. Увидев вождя, Аррен
вышел из оцепенения, бросился наперерез и, схватив его за руку, упал
вместе с ним на доски настила.
- Ты что, хотел разозлить его своим булавочным уколом? - прошипел он.
- Пусть Повелитель Драконов сперва поговорит с ним!
Полуоглушенный падением вождь тупо посмотрел на Аррена, мага и
дракона, но ничего не сказал. И тут заговорил дракон.
Никто из присутствующих, кроме Геда, к которому тот, собственно, и
обращался, не понял ни слова, поскольку драконы говорили лишь на Древнем
Наречии, которое являлось их родным языком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28