— Тебе не нужно меня убеждать.— Не нужно? Тогда, бога ради, почему ты не скажешь?..—Что?— Не скажешь — да. Скажи, что ты согласна. Скажи что-нибудь. Дай мне какой-нибудь знак.— Прости. У меня и мысли не было, что тебе нужен знак. Я просто задумалась.— О чем?— О самом главном.— А именно?— Господи. Я полагала, ты меня достаточно знаешь, чтобы догадаться. Что мне надеть?Линли ответил, что ему все равно, что она наденет. Что ему все равно, что она будет носить всю оставшуюся жизнь. Хоть рубище, если пожелает. Хелен засмеялась и сказала, что ловит его на слове.— У меня как раз есть аксессуары к рубищу.После этого Линли почувствовал, как он проголодался, и отправился на четвертый этаж, где всем предлагался сэндвич с авокадо и креветками. Линли купил его, яблоко и чашку кофе и отнес к себе. На середине импровизированного ужина в дверях кабинета появился Уинстон Нката с листком бумаги в руках. Вид у констебля был озадаченный.— Что такое? — спросил Линли.Проведя пальцем по шраму на щеке, Нката сказал:— Не знаю, что и думать. — Пристроив свою долговязую фигуру на стуле, Нката вернулся к листку бумаги. — Я только что говорил с участком на Уигмор-стрит. Со вчерашнего дня они проверяли констеблей-добровольцев. Помните?— Констеблей-добровольцев? — И когда Нката кивнул, спросил: — И что с ними?В присутствии врага— Вы помните, что ни один из штатных сотрудников с Уигмор-стрит не прогонял на прошлой неделе того типа из Кросс-Киз-клоуз?— Джека Беарда? Да. Поэтому мы решили, что действовал один из добровольцев. Вы его обнаружили?— Задача невыполнимая.— Почему? Они не аккуратно ведут записи? Сменился персонал? Что случилось?— «Нет» на два ваших вопроса и «ничего» на третий, — сказал Нката. — С отчетностью у них все в порядке. И тот же человек, что и всегда, распоряжался добровольцами. И никто не увольнялся на прошлой неделе. И никто новый не заступал на дежурство.— Так о чем вы тогда говорите?— Что Джека Беарда прогнал не констебль-доброволец. И не штатный сотрудник с Уигмор-стрит. — Нката смял листок и выбросил в корзину. — У меня такое чувство, что Джека Беарда вообще никто не прогонял.Линли задумался. В этом не было смысла. У них имелись два независимых, подтверждающих друг друга заявления — помимо слов самого бродяги, — что Беарда действительно прогнали из Мэрилебон-ских переулков в тот самый день, когда исчезла Шарлотта Боуэн. Хотя вначале оба заявления были получены Хелен, сотрудники полиции сняли официальные показания с тех же самых людей, которые были свидетелями разговора между бродягой и констеблем, выгнавшим его из переулка. И если только Джек Беард не вступил с обитателями Кросс-Киз-клоуз в заговор, должно было существовать другое объяснение. Например, подумал Линли, кто-то выдал себя за констебля. Достать полицейскую форму можно — взять напрокат в какой-нибудь бутафорной лавке.Линли встревожился, осознав, что стоит за этой мыслью. Он сказал скорее себе, чем Нкате:— Перед нами открытое поле.— Сдается мне, что перед нами поле, на котором ничего нет.— Не думаю.Линли посмотрел на часы. Было слишком поздно начинать обзванивать костюмерные магазины, но сколько их может быть в Лондоне? Десять? Двенадцать? Наверняка меньше двадцати, и завтра первым делом…Зазвонил телефон. Мистер Сент-Джеймс ожидает внизу, сообщили с коммутатора. Инспектор примет его? Линли ответил, что примет. Обязательно примет. И послал Нкату привести Саймона.Войдя вместе с Уинстоном Нкатой в кабинет Линли спустя пять минут, Сент-Джеймс, не тратя времени на приветствие, сказал лишь:— Извини. Я больше не мог ждать, когда ты мне перезвонишь.— Тут настоящий сумасшедший дом, — ответил Линли.— Точно. — Сент-Джеймс сел. С собой у него был большой коричневый конверт, который он прислонил к ножке стула. — И как продвигается твое расследование? «Ивнинг стэндард» уделяет все внимание неназванному подозреваемому в Уилтшире. Это тот механик, о котором ты говорил мне вчера вечером?— Благодарите Хильера, — сказал Линли. — Он хочет, чтобы население знало — его налоги тратят на поддержание правопорядка.— Что еще у тебя есть?— Огромное количество разрозненных нитей. Пытаемся их как-то связать.Он поделился с Сент-Джеймсом последними из раздобытых, как в Лондоне, так и в Уилтшире, данных. Сент-Джеймс слушал внимательно, изредка задавая вопросы. Уверена ли сержант Хейверс, что на фотографии, которую она видела в Беверстоке, та самая мельница, где держали Шарлотту Боуэн? Есть ли связь между церковным праздником в Стэнтон-Сент-Бернарде и кем-нибудь из так или иначе причастных к делу? Нашлись ли другие вещи Шарлотты — какие-нибудь еще предметы одежды, учебники, флейта? Может ли Линли идентифицировать акцент звонившего Деннису Лаксфорду в этот день? Есть ли у Дэмьена Чэмберса знакомые в Уилтшире, особенно знакомые, работающие там в полиции?Линли ответил, что эту линию Чэмберса они не отработали. Да, по своим политическим убеждениям он был солидарен с ИРА, но его контакты с боевиками весьма сомнительны. Линли перечислил все, что они собрали на Чэмберса, и в заключение спросил:— А что? У тебя есть против него улики?— Я не могу забыть того, что он единственный, кроме одноклассниц девочки, называл ее Лотти. И поэтому он — единственная связка, которую я пока нахожу между Шарлоттой и тем, кто ее убил.— Да мало ли кто мог знать, как называют девочку, и при этом так к ней не обращаться, — заметил Нката. — Если ее школьные подружки называли ее Лотти, об этом могли знать ее учителя. Родители одноклассниц. Ее собственные родители. Не говоря уже об учителе танцев, руководителе хора, священнике той церкви, куда она ходила. Да любой мог услышать, если кто-то окликнул ее по имени, когда она шла по улице.— Уинстон прав, — сказал Линли. — Почему ты так зациклился на имени, Саймон?— Потому что мне кажется, убийца, выдав, что знает уменьшительное имя Шарлотты, допустил одну из своих ошибок, — сказал Сент-Джеймс. — Второй стал отпечаток большого пальца…— …внутри магнитофона, — подхватил Линли. — Есть еще ошибки?— Еще одна, я думаю.Сент-Джеймс взял коричневый конверт и вытряхнул на стол Линли его содержимое — фотографию мертвого тела Шарлотты Боуэн, которую тот бросил Деборе и так и не забрал после ссоры.— Есть у тебя письма похитителя? — спросил Сент-Джеймс.— Только копии.— Подойдет.Линли положил их рядом с фотографией и напряг мозги в попытке обнаружить между ними связь. Сент-Джеймс тем временем обошел стол и встал рядом с инспектором. Нката наклонился над столом.— На прошлой неделе я долго занимался этими записками, — сказал Сент-Джеймс, — в среду вечером после встречи с Ив Боуэн и Дэмьеном Чэмберсом. Я не находил себе места, пытаясь сложить куски головоломки и поэтому тщательно проанализировал почерк. — Говоря, он стал показывать тупым концом карандаша на нужные буквы. — Обрати внимание, как он выписывает буквы, Томми.— Я вижу, что обе записки — работа одного человека, — сказал Линли.— Да. А теперь посмотри сюда. — Саймон перевернул фотографию Шарлотты Боуэн, на обратной стороне значилось ее имя. — Посмотри на удвоенное «т». Посмотри на «у».— О, боже, — прошептал Линли.Нката поднялся и, обогнув стол, встал по другую сторону кресла Линли.— Поэтому я и спросил о связях Дэмьена Чэмберса в Уилтшире, — сказал Сент-Джеймс. — Потому что мне кажется, что только имея такого информатора, как, например, Чэмберс, человек, написавший имя Шарлотты на обороте этой фотографии, мог узнать ее уменьшительное имя еще тогда, когда писал оба этих письма.Линли мысленно пробежался по веем имеющимся у них фактам. Они вели, похоже, к одному разумному, пугающему и неизбежному выводу. Уинстон Нката выпрямился и сформулировал этот вывод. Испустив тяжкий вздох, он сказал:— По-моему, дело пахнет керосином.— Я тоже так думаю, — ответил Линли и снял трубку. 29 Увидев Барбару и свою мать на полу, Робин побелел как полотно. С криком: «Мам!» он упал на колени и осторожно взял Коррин за руку, словно она могла рассыпаться от грубого прикосновения.— Ей уже лучше, — сказала Барбара. — У нее был приступ, но теперь он позади. Я перевернула все вверх дном, ища ингалятор. Наверху настоящий погром.Робин словно не слышал ее.— Мам? Что случилось? Мам? Как ты себя чувствуешь? — спрашивал он.Коррин потянулась к сыну.— Дружочек. Робби, — невнятно проговорила она, хотя ее дыхание почти нормализовалось. — Был приступ, дорогой. Но Барбара… мне помогла. Как раз вовремя. Не волнуйся.Робин настоял, чтобы она немедленно легла в постель.— Я позвоню Сэму, мам. Хочешь? Попросить Сэма приехать?Ее веки дрогнули, когда она устало покачала головой.— Хочу только своего мальчика, — пробормотала она. — Моего Робби. Как в прежние времена. Ты можешь, дорогой?— Конечно, могу. — В голосе Робина прозвучало возмущение. — Почему это я не смогу? Ты же моя мама. Что у тебя за мысли?Барбара прекрасно знала, какие у Коррин мысли, но ничего не сказала. Она была более чем рада перепоручить миссис Пейн заботам ее сына. Она помогла Робину поднять Коррин и проводить ее наверх. Робин с матерью вошли в спальню и закрыли за собой дверь. До Барбары донеслись их голоса — дрожащий Коррин и успокаивающий Робина.Оставшись в коридоре, Барбара присела на пол среди вещей, выброшенных ею из стенного шкафа. Стала подбирать простыни и полотенца и дошла уже до настольных игр, свечей и всякой всячины, когда из спальни матери вышел Робин и тихонько прикрыл за собой дверь.— Оставьте, Барбара, — поспешно сказал он, увидев, чем она занимается. — Я сам все уберу.— Я же это устроила.— Вы спасли моей матери жизнь. — Подойдя к Барбаре, он протянул руку. — Поднимайтесь, — сказал он. — Это приказ. — И смягчил свои слова улыбкой, добавив: — Или какой-то мелкий констеблишка не вправе вам приказывать?— Вряд ли вас можно назвать мелким констеблишкой.— Рад это слышать.Барбара дала ему руку и позволила помочь ей подняться. Она не слишком преуспела в наведении порядка и сказала, кивнув в сторону спальни:— То же самое я натворила и в ее комнате. Но вы, полагаю, видели.— Я все уберу. И здесь тоже. Вы ужинали?— Я купила кое-что в кулинарии и как раз собиралась разогреть.— Это не годится.— Да ничего, сойдет. Правда. Это мясной пирог.— Барбара…Он произнес ее имя так, будто собирался добавить что-то важное. Голос Робина прозвучал негромко, внезапно оттененный чувством, которое Барбара определить не смогла. Она быстро ответила:— Я купила мясной пирог в магазине Элвиса Патела. Вы там когда-нибудь были?— Барбара…Она продолжала с удвоенной решимостью:— Я как раз шла на кухню, чтобы его разогреть. А тут у вашей мамы начался приступ. Я едва нашла ингалятор. Что я натворила в доме… — Она умолкла. Робин напряженно смотрел на нее, и эта напряженность, в которой для женщины более опытной заключалась бы целая энциклопедия невысказанного, сообщила Барбаре только то, что она вошла в воды более глубокие, чем думала вначале. Он в третий раз назвал ее по имени, и она почувствовала разливающийся в груди жар. Что, черт возьми, означает этот пристальный взгляд? Более того, почему он произнес «Барбара» так же мягко, как она обычно спрашивает: «Еще взбитых сливок?» Она торопливо продолжала: — В любом случае приступ у вашей мамы разыгрался в течение десяти минут с момента моего возвращения, поэтому мне так и не удалось разогреть пирог.— Значит, ужин вам не помешает, — рассудительно заметил Робин. — Да и мне тоже. — Он взял ее за руку и нежным пожатием направил в сторону лестницы. — Я хорошо готовлю, — сказал Робин. — И я купил бараньи отбивные, которые пожарю для нас. Еще у нас есть свежие брокколи и приличная морковка. — Помолчав, он посмотрел ей прямо в лицо. Это было похоже на вызов, и Барбара не совсем поняла, какого рода вызов. — Вы позволите мне угостить вас, Барбара?Интересно, подумала она, не употребляют ли теперь слова «угостить вас» в каком-то другом смысле? Если так, смысла этого она не улавливала. Барбара вынуждена была признаться: проголодалась она так, что готова слона съесть. Поэтому Барбара решила, вряд ли их рабочие отношения пострадают, если она позволит Робину что-то быстренько для нее состряпать.— Хорошо, — проговорила она.Тем не менее Барбара чувствовала,, что будет гостьей на чужом пиру, если согласится на трапезу, не рассказав Робину о сцене, разыгравшейся между ней и его матерью. По-видимому, он считал ее спасительницей Коррин и, возможно, испытывал сердечную благодарность за ту роль, которую Барбара сыграла в вечерней драме. И хотя она действительно спасла его мать, правдой было и то, что именно она сыграла роль agent provocateur Провокатор (фр.).

в приступе Коррин. Ему нужно знать. Это только справедливо. Поэтому Барбара высвободила руку и сказала:— Робин, нам нужно кое о чем поговорить.Он сразу же насторожился. Барбаре это чувство было знакомо. «Нам нужно кое о чем поговорить» обычно предваряло выяснение отношений, и в данном случае могло относиться к одному из двух: или к профессиональным отношениям, или к личным… если у них, конечно, имелись личные отношения. Барбаре захотелось как-то успокоить его, но она была слишком неопытна по части женских разговоров с мужчинами, поэтому просто выпалила:— Я сегодня беседовала с Селией.— С Селией? — Он почему-то насторожился еще больше. — С Селией? Зачем? Что случилось?— Мне пришлось встретиться с ней в связи с нашим делом…— Какое отношение имеет к нему Селия?— Как выяснилось, никакого, но я…— Зачем тогда с ней говорить?— Робин. — Барбара коснулась его руки. — Позвольте мне сказать то, что мне нужно сказать, хорошо?Он выглядел встревоженным, но кивнул, хотя и настойчиво попросил:— А мы можем поговорить внизу? Пока я буду готовить ужин?— Нет. Мне нужно сказать вам это сейчас. Потому что в результате у вас может вообще отпасть желание меня кормить. Возможно, вам захочется сегодня же вечером объясниться с Селией.Он казался озадаченным, но Барбара не дала ему возможности задать вопрос, торопливо продолжив свою речь. Она рассказала о двух разговорах — сначала в банке, с Селией, потом в «Приюте жаворонка», с его матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67