Он сидел у входа в палатку, наблюдая за сборами. Конан подумал, что Декиус не хотел попадаться на глаза королю, а кроме того, он, наверное, надеялся, что Райне в последний момент не понравится что-то в волшебнике и она останется в лагере.
С таким же успехом он мог ждать в небе стаи перелетных свиней. Конан отлично знал это. Ничто, кроме явной опасности, угрожающей ее отряду, не могло заставить Райну повернуть назад. А Декиус был слишком благороден, чтобы использовать такой ход.
— Меня никто не спрашивает, — отозвался Марр, — но разве мудрому человеку нужно ждать, когда его спросят, чтобы высказать истинную правду.
В голову Конана было хорошо вбито: если хочешь, чтобы все зубы были на месте и кости целы, запомни: правда — не та штука, которую всегда принимают с удовольствием. Он сидел молча и внимательно рассматривал шов на ножнах своего меча. Долго, пожалуй, не продержится, подумал Конан, но на эту прогулочку хватит, а там, глядишь, и переделывать будет незачем.
Все приготовления были закончены, и все дважды перепроверено. Конан вышел, увлекая за собой Марра, чтобы дать Райне и Декиусу сказать друг другу, что они хотели.
Вечерело, начинали сгущаться сумерки. Все трое решили, что лучше выйти на закате, чтобы первый переход проделать ночью. Если поблизости и есть какие-нибудь нежелательные наблюдатели, то ночная темнота и флейты Марра сделают их слепыми и глухими.
— Кто ты, Киммериец? — спросил Марр.
В меркнущем вечернем свете лицо колдуна могло показаться как лицом юноши, так и старика. Только в глазах не было огонька молодости. Они были большими, темными и видели, несомненно, многое из того, что обычно скрыто от человеческих глаз.
— Мое настоящее имя — то, которым меня называют, — сказал Конан. — Если колдуны и пытались использовать это против меня, то пока что без особых успехов. Ты решил, наверное, превзойти их?
— Я спросил тебя не об этом. Кто такой, почему ты оказался здесь, ввязался в эту войну, да еще и взялся за почти безнадежное дело, по риску граничащее с безрассудством?
Конан пожал плечами:
— Думаю, что я — просто человек, который не может сбежать, уйти с поля боя, на котором остались товарищи и друзья.
— Сталкиваясь с такой силой духа, с таким понятием о чести, разбиваются горы и рушатся государства. А я — один из этих друзей?
— Ты им станешь, если не будешь говорить загадками и задавать вопросы, на которые тебе не нужны ответы.
— Кто ты такой, чтобы судить, на какие вопросы не нужны ответы?
— Во имя Крома! Ты точно никогда не станешь моим другом, если так и будешь говорить, словно жрец или служитель какого-нибудь храма: будто надутый таинственным ветром, который несет тебя туда, куда никто не может за тобой последовать. По крайней мере, ни один нормальный человек. Впрочем, не больно-то и хотелось. Я тебя в последний раз спрашиваю: что я могу рассказать тебе, чтобы это было полезно для нашего путешествия?
— Ничего, кроме того, что я и так знаю. Прости меня. Я не хотел оскорбить или обидеть тебя. Я просто смотрел вперед.
— У тебя еще будет для этого время, мой музыкальный друг, когда мы разделаемся с прогулкой и будем снова в безопасности, дома, вместе с принцессой. А сейчас, вместо того чтобы искушать богов, пусть твоя магическая мудрость сослужит мне важную службу в одном деле. Я тут собирался посуетиться насчет винишка. Не поможешь поискать, а? Я не выйду из этого лагеря, не промочив глотку, даже если придется налакаться этого вонючего уксуса, который здесь называют вином.
Они шли всю ночь напролет и устроились на отдых на весь день, не установив дежурство, но и не разжигая костра. Эти действия Конан пояснил так:
— Если Сизамбри послал на наши поиски столько людей, что они могут обнаружить трех человек в лесу без дыма от костра, то дело короля швах. Я готов поклясться, что нам важнее быть отдохнувшими и в здравом уме к тому времени, когда мы доберемся до долины.
Конан промолчал о том, что, по его мнению, им будет недостаточно ума и силы, когда они окажутся в долине племени Поуджой. Наверняка не обойтись без пары-тройки этих шуточек Марра или чего-нибудь в этом же роде.
Пока что флейтист вел себя совершенно не так, как подобает колдуну. Конан даже засомневался в его магических способностях, если бы не постоянное напоминание — флейты. Да, даже самые благородные намерения не уберегли леди Иллиану от попадания в рабство магии, хотя она как раз собиралась, наоборот, покорить ее. Так что за этими колдунами нужен глаз да глаз. А если что, то и заточенная сталь клинка могла понадобиться против Марра-Флейтиста и его нежелательных или подозрительных чудес.
Вторые сутки прошли так же, как и первые. Сворачивая лагерь на закате, они услышали звук шагов множества ног. Конан отправился на разведку.
Вернувшись, он рассказал:
— Это группа селян, человек сорок-пятьдесят. Они так шумят, что хоть верхом на драконе катайся, они не услышат. Так что не составило труда подобраться поближе и рассмотреть их. На них никаких доспехов, только рабочая одежка. Оружия тоже нет — только их рабочие инструменты. Только один или двое несли мечи, которые, похоже, последний раз брал в руки их прадедушка, наемник-неудачник.
— Это радует, — заметила Райна. — Если бы Сизамбри собрал их под свое командование, то вряд ли бы оставил безоружными.
— А может, у него нет запасного оружия, — предположил Конан. — И вполне вероятно, что они сами, по собственной воле перешли к графу на службу, чтобы обезопасить свои дома и посевы от его набегов.
Райна сплюнула:
— Ну, тогда они просто глупцы. Бросаться в объятия человека, благодарность которого меньше, чем у голодного медведя!
— Они этого не знают, — заметил Марр. — Они в отчаянии, и это застилает туманом их ум. Может, ты уже так давно не была в своей деревне, что не помнишь, как там живут люди?
Райна застыла с открытым ртом и покраснела. Конан мрачно уставился на флейтиста. В глазах Киммерийца явно читалось:
Марр отвел взгляд, а затем потянулся к своим флейтам. Конан поднял руку, готовый выхватить их. Теперь взгляд Киммерийца требовал:
Марр встал и сказал, поклонившись:
— Госпожа Райна. Я приношу свои извинения, если вас обидело сравнение с этими крестьянами. Вы, видимо, неправильно меня поняли. Просто я по акценту понял, что вы родом из Боссонии, а я знаю кое-что об этой стране и ее людях.
— Если ты думаешь, что дело в сравнениях, то и вправду ничего не понял, — проворчала Райна, но при этом она выглядела уже более спокойной.
К этому времени шаги селян затихли вдали, и Конан и его спутники снова отправились в уже привычный им путь по ночному темному лесу.
Больше им на глаза не попался ни один человек. Это не было простым везением. Марр знал каждый холм, каждую долину, а иногда казалось, что и каждое дерево в лесу. Он знал, куда может занести в это неспокойное время охотника или лесоруба, а где не встретишь никого, кроме лесных птиц и волков.
— Раньше в этих лесах было много медведей, — сказал Марр, — но несколько поколений назад большую их часть истребили охотники. Но и сегодня я знаю пару деревень, неподалеку отсюда, жителей которых медведи просто одолевают. Мало у кого там осталось хоть что-то из домашней скотины — корова или захудалая овца.
— Ну и что? Мы ведь не экспедиция по добыванию телятины для королевского стола, — сказала Райна.
— Я ведь не просто так болтаю. Одна из этих деревень — прямо у нас на пути.
— Ну так выводи нас отсюда, ради великого Крома! — воскликнул Конан.
Шел уже пятый день их путешествия. Марр стал меньше, чем раньше, говорить загадками, но, когда это случалось, Конан еще быстрее, чем раньше, выходил из себя. Он был бы уже рад выйти один против половины всех воинов Поуджой или помериться силами с чудовищем колдунов, лишь бы положить конец этому шатанию по негостеприимной земле Пограничья.
— Я не могу провести вас слишком далеко. Если, конечно, вас не устраивает прогулка через Проклятую Землю.
— Исходя из того, что я о ней слышала, а также из ее названия, я считаю, что наши шансы остаться в живых выше при встрече с медведями, да и с жителями деревни заодно, — сказала Райна.
— Разумно, — заметил Марр, — народ Поуджой внимательно следит за дальней границей Проклятой Земли. Вряд ли кто сможет пройти незамеченным мимо их часовых, даже если во время перехода по Проклятой Земле его не свалит с ног болезнь, сжигающая кости изнутри.
— Да, незавидными мы будем бойцами — хоть против зверья, хоть против колдунов — с костями, растекшимися, как вода, внутри наших тел, — пробурчал Конан. — Ладно, веди как знаешь. Тебе виднее.
Пол под ногами графа Сизамбри покачивался. Неужели опять вражеские заклинания вызвали землетрясение?
Нет, это собственное тело не слушалось его, дрожащие ноги готовы были подогнуться так, чтобы он, словно вывороченное ураганом дерево, повалился на землю. Он одной рукой схватился за спинку кровати, а другую вытянул перед собой в требовательном жесте:
— Мой меч!
Стоявший рядом Зилку, ученик главного лекаря, вытаращил глаза от удивления. Один из охранников невозмутимо и с почтением поднял клинок графа, лежавший на скамье у изголовья.
— Нет! — взмолился молодой врач. — Я не уверен, что такой вес стали…
— Зато я уверен, что сталь в моих руках пойдет на пользу мне и моему делу, — оборвал его граф.
Голос Сизамбри дрожал и срывался, но все еще сохранял в себе некоторую властность. Это было еще одним приятным открытием, как и возможность встать на ноги.
— Очень даже на пользу, — повторил граф. — Для начала эта сталь положит конец твоей дурацкой болтовне.
Его рука схватила рукоять меча. Одно мгновение хватка оставалась крепкой, но затем меч под своей тяжестью выскользнул из пальцев графа, едва не потерявшего при этом равновесие.
Меч Сизамбри со звоном ударился о каменный пол. Граф боялся встретиться глазами со взглядом Зилку. Он боялся увидеть в них торжество правоты, а тот, в свою очередь, опасался найти в глазах графа слезы ярости.
— Сталь в моих руках будет мне очень полезна… когда я снова смогу управляться с нею, как раньше. Похоже, что это время еще не пришло. — Он заставил себя посмотреть на Зилку. — Позови своего учителя и передай ему, что я жду четкого ответа на вопрос: сколько еще я буду неподвижно прикован к кровати, вместо того чтобы возглавлять моих людей на пути к победе над врагами?
— Может, паланкин будет тем средством… — пролепетал Зилку.
— Я сказал, — пророкотал граф. Сила его голоса поразила как его самого, так и всех, кто находился в помещении. — Паланкин или верховые носилки — это для женщин, детей и для всех остальных, кто остается позади воинов во время битвы. Тот, кто возглавляет своих людей, должен быть верхом, впереди всех, иначе он не заслуживает имени предводителя.
— Я повинуюсь, — сказал Зилку. — А еще, с вашего позволения, я посоветуюсь с теми, кто пользуется отличными от обычных врачей методами лечения.
— Хорошо, что ты сам догадался, что тебе потребуется, чтобы избежать гнева твоего учителя. Да и какую ты хочешь плату за свою работу?
— Мне потребуется ваше молчание, ваше и ваших людей. А награду вы сами определите, если я смогу отыскать средство, которое действительно поставит вас на ноги. Тут я всецело полагаюсь на вашу мудрость и щедрость.
— Правильное решение, — сказал граф, — только не забудь, что моя щедрость может обернуться острым мечом против того, кто обманет или предаст меня.
— Живой или мертвый, господин граф, я не предам вас. Я могу поклясться всем, что почитается за святыню вашим сердцем.
Сизамбри не был уверен, что даже в самом дальнем уголке его сердца осталось хоть что-то святое, кроме разве хорошо закаленной стали клинка. Того клинка, который — видят боги! — он снова сможет однажды взять в руки. И если Зилку сможет приблизить этот миг, то в полной мере заслужит самую высокую награду и плату.
Шел шестой день похода, и, если Марр еще мог правильно отличить одну скалу от другой, им оставалась всего одна ночь пути. Конан был бы рад, если бы чутье Марра не подвело его и на этот раз. Скорей бы уж, и наплевать, что этот колдунишка просто раздувается от гордости.
Киммерийцу не терпелось убраться отсюда подальше. Слишком уж близки они были к Проклятой Земле, чтобы чувствовать себя спокойно. Даже в темноте он видел, что деревья, росшие здесь, были самых невероятных форм. Птицы вскрикивали редко и как-то испуганно. Даже насекомых — и тех не было слышно. Ничего, даже дуновения ветерка. Полнейшая тишина.
Все трое шли крадучись, как кошки, стараясь не потревожить ни один камень, не сломать даже самый тонкий прут. Хотя воины Поуджой и не несли здесь дежурство, как утверждал Марр, но все равно каждый участок по соседству с Проклятой Землей охранялся своей стражей — не людьми и не колдунами.
Это все, что сказал им флейтист. Но Конан даже не попытался вытянуть из него большего. Марр не сказал даже, опасна ли эта страна, чтобы хоть как-то сориентировать Конана и дать ему возможность настроиться на отражение того или иного нападения. Оставалось только быть готовым к худшему и продвигаться с мечом в руках.
Флейтист шел впереди. Сейчас от забирал вправо, чтобы обойти огромный, весь перекрученный, узловатый дуб, дюжина корней которого — каждый толщиной с человеческое тело — словно приподнимали могучий ствол над землей. Сквозь легкие облака проходило достаточно лунного света, чтобы можно было рассмотреть желуди, ковром устилавшие землю у подножия великана. Среди желудей лежали останки какого-то существа, которое с первого взгляда можно было принять за дикого кабана. Только ни у одного кабана не может быть такого разбухшего живота и такого черепа, словно до отказа набитого чем-то изнутри.
Конану припомнились рассказы о Проклятой Земле. Она стала проклятой с того дня, как чудовище Звездных Братьев спустилось с неба в огромном камне. Огонь и обломки от взорвавшегося камня выжгли кратер, шире, чем можно проехать верхом за день. С годами растительность и животные вернулись сюда, но с ними стали происходить страшные изменения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34