Между двумя наемниками образовался разрыв, Конан ворвался в это пространство, замахиваясь кинжалом, чтобы заставить меньшего отскочить подальше от того места, где он мог быть опасен.
Хитрость удалась. Оставшись лицом к лицу лишь с одним опасным противником, Конан нанес удар по рукояти его меча, выбив оружие из рук неприятеля, а затем полоснул его кинжалом чуть выше запястья. Человек отступил на шаг назад, схватившись за окровавленную руку; в этот момент удар меча пришелся прямо ему в лицо. Он упал, крича и захлебываясь кровью.
Конан волчком обернулся, будучи уверен, что второй противник уже подбирается сзади. Вместо этого он увидел лишь мешанину из клинков и кулаков четырех из его солдат, обрушившихся на наемника.
— Остановитесь! — начал было Конан, хотевший заполучить хотя бы одного из наемников в качестве пленного.
— Конан! — Райна вложила в его имя мольбу о помощи, даже сейчас из гордости не добавив:
Киммериец поторопился откликнуться на ее зов. Он немедленно воспользовался тем, что один из противников Райны оказался к нему спиной. В прыжке Конан схватил его за голову и сбил с ног. Человек повалился на землю с глухим звуком упавшего мешка и одновременно со звоном доспехов о камни. Оглушив его ударом головы о камень, Конан вывел несчастного из дальнейшего участия в поединке. Наконец-то Конан был уверен, что теперь у них есть пленный наемник.
Райна старалась держаться на безопасном расстоянии от оставшегося противника, так как его клинок был намного длиннее ее меча. Казалось, что в жизни этого человека не осталось никакого смысла, кроме того, чтобы всадить длинное лезвие в тело Райны.
С этой идеей он явно просчитался. Услышав шаги Конана, он лишь на мгновение отвел взгляд, переключив внимание, и получил удар мечом в шею. Его голова задергалась в конвульсиях, ноги подкосились, и в этот момент кинжал Райны оборвал его агонию.
Райна увидела приближающегося Конана. И улыбнулась. Правда, улыбка больше напоминала оскал волчицы, задравшей оленя. Свежие дыры и разрезы на ее одежде оставляли открытой все большую часть ее забрызганного кровью тела. Грудь поднималась и опускалась вместе с каждым вдохом и выдохом.
Она шагнула вперед и на мгновение замерла в объятиях Конана, все еще не выпуская свой меч. Потом запрокинула голову и отбросила с лица пряди волос.
— Ну ладно, хватит нежностей, приятель, — сказала она с улыбкой. — А теперь скажи мне, почему ты решил воспользоваться боевым кличем отрядов Сизамбри?
— Если это его люди, как я предположил, то они потеряют время, гадая, кто же мы такие. Я прикинул, что наши люди смогут правильно воспользоваться паузой.
— Так они и сделали. Ну, а если бы это были друзья?
— Они бы предъявили доказательства и присоединились к нам. Или так, или же они убежали бы подальше от нас. По крайней мере, побежали бы они в сторону, противоположную дворцу. И это уже было бы неплохо. Там сейчас нечего делать людям короля. Любого из нас там ждет лишь смерть.
Конан почувствовал, как Райна вздрогнула, признав правоту его слов. Затем, поцеловав его, она отошла на шаг, сложила руки рупором и прокричала:
— Эй, вторая рота! Бегом к капитану Конану! На сегодня это еще не все!
Так оно и было. — означало бы лишь гибель отряда. И все же неплохо поработали! Граф Сизамбри потерял сотню человек. Да, в основном форменный сброд, погибший, плененный или обращенный в бегство. Но, может, именно эта потеря окажется решающей, чтобы сломить силу мятежника, рвущегося к трону.
Глава 11
В другое время Конан не потребовал бы от своих подчиненных совершить ночной марш-бросок после двух боев. Более того, раны некоторых воинов были достаточно серьезны, чтобы в нормальной обстановке не покидать постели. Кое-кого даже пришлось нести на кое-как сколоченных носилках, так как никто не решился бы оставить раненых на поживу волкам, разбойникам или на сомнительную милость людей графа Сизамбри, наверняка рыскающих по лесам в поисках тех, кто сумел уйти из дворца.
Так они и шли до самого рассвета. Под утро многие уже засыпали на ходу и могли идти, лишь положив руку на плечо идущего впереди. Им еще повезло, что их путь не лежал через самые труднопроходимые горы.
В пустой деревне, расположенной у опушки дремучего девственного леса, они встретились со стражниками, спасшимися из объятых пламенем казарм. Их было около семидесяти, в основном — сильные, не получившие ран, почти все с полным вооружением, во главе с самыми опытными бойцами.
Сержант первой роты поднял руку, приветствуя Конана:
— Здравия желаю, капитан Конан. Жду приказаний. Вы здесь — единственный офицер королевской стражи.
Конану больше всего хотелось приказать сержанту, чтобы его солдаты выставили караулы за оба отряда и дали возможность второй роте, от капитана до последнего в строю бойца, выспаться и отдохнуть. Но сначала он решил выслушать доклад сержанта.
Рапорт был предельно прост. Оказавшись вне дворца, сержант поискал кого-нибудь из офицеров, чтобы присоединить к нему своих людей. Не найдя никого, он взял командование на себя. Стражники построились и в походном порядке шли всю ночь. В слабом свете рассвета они и наткнулись на деревню.
— Она уже была пуста, так что мы никого не потеснили, устроившись здесь на отдых.
— Так прямо и пуста? — поинтересовался Конан. Ему сейчас не очень-то хотелось вступать в конфликт с человеком, который мог оказаться дельным помощником в ближайшее время. Но еще меньше ему хотелось воспользоваться помощью человека, грабящего собственный народ.
— Клянусь Красным Камнем!
Священный Камень, служивший подножием древнего трона Пограничного Королевства, действительно был одной из святынь страны, и мало кто осмелился бы поклясться им, говоря заведомую ложь. Киммериец предпочел замять этот разговор, но сержант продолжил:
— Я говорю вам правду, капитан Конан. Все жители деревни ушли, унеся с собой, что смогли. В лесу мы наткнулись на нескольких человек с пиками и копьями, которые могли быть их прикрытием. Но задержанные всячески доказывали, что не имеют к деревне никакого отношения. Мы отпустили их, и я не стал отряжать людей, чтобы они мотались по лесу за этими несчастными. Согласен. Правильное решение.
Платя услугой за услугу, Конан пересказал злоключения второй роты.
— Уверен, что жители деревни сбежали, когда поблизости показалась эта толпа мерзкого сброда, которую мы потом разделали под орех. Ладно, потом вытянем еще кое-что из пленных, если повезет.
Сержант провел Конана в дом, где в углу лежал набитый соломой тюфяк.
— Вот только, похоже, в нем поселились мыши, но если нет ничего другого…
Конан решил прервать поток извинений:
— Сержант, если эти мыши или крысы не больше меня ростом, я смогу справиться с ними.
Киммериец не лег спать, пока не проверил, как обе роты разделили часы дежурства и как были расставлены часовые. Лишь после этого он сбросил сапоги и забрался под выношенное одеяло из овчины.
Его сон был крепок, хотя и не обошлось без пробуждения, впрочем, достаточно приятного. Приоткрыв глаза, Конан убедился, что столь шикарное ложе делит с ним Райна. В отличие от Киммерийца, она сняла с себя не только сапоги и, словно не веря в достаточность этого приглашения, обняла его, поплотнее прижавшись к нему.
Потом оба заснули еще крепче. Когда же вдали зазвучала флейта, так далеко и негромко, что даже часовые не были уверены, что это не обман слуха, сержант решил не будить их из-за такого пустяка. Конан и Райна проснулись, лишь когда солнце стало клониться к западу.
Айбасу очень хотелось, чтобы сон, увиденный им этой ночью, выветрился из памяти. Более того, ему хотелось забыть о том, что он вообще видел какой-то сон.
Оба желания были тщетны. И он знал это. Зато его желание перейти на службу к принцессе Чиенне не было столь безнадежным, если только этот проклятый сон не лишит его остатков мужества и самообладания.
Картины из кошмарного видения не покидали его, всплывая время от времени, независимо от того, чем он занимался. Сейчас он стоял перед дверью принцессы, а в его голове оживал тот момент сна, когда он сам прыгал с обрыва вслед за упавшим туда младенцем-наследником.
Он помнил свистевший в ушах ветер, поддерживавший его в воздухе и одновременно уносивший вдаль ребенка. Он уже ухитрился, чуть не вывернув из суставов руки, поймать младенца за одну хрупкую ножку. Но щупальца чудовищ тоже добрались до малыша. Стольких чудовищ, скольких не смогли бы укротить и все волшебники мира, гавкающих, вылезающих из своего зловонного болота, изрыгающих синее и рубиновое пламя и карабкающихся на скалу, чей цвет был чернее самой черной ночи…
— Принцесса Чиенна повелевает тебе зайти.
Голос и акцент выдавали жительницу деревни, уроженку окрестных холмов. Но слова вполне могли принадлежать девушке благородного происхождения, воспитывавшейся при дворе. Айбас уже поборол страх, а теперь ему пришлось бороться со смехом. Принцесса так убежденно и твердо требовала подобающего поведения, обслуживания и подчинения, что никому и в голову не приходило ослушаться.
Никому, кроме — разумеется — Звездных Братьев. Айбас пришел сюда с надеждой, что сможет заставить колдунов отказаться от некоторых из своих прихотей и причуд.
Дверь на кожаных петлях скрипнула, впуская Айбаса внутрь дома. Грубые сальные свечи давали неровный, прыгающий свет, но неплохо освещали сидящую на привычном стуле принцессу. Сейчас на ней была женская одежда племени Поуджой, включая кожаные брюки и костяные гребни, украшавшие ее прическу. Но она сидела так, словно в приемном зале отца, принимая почетных гостей государства, будучи одетой в шелковые и шитые золотом одежды.
— Я бы сказала тебе, лорд Айбас, если бы считала, что кто бы то ни было из служащих твоему господину заслуживает такого приветствия.
— Ваше Высочество, я бы хотел… поговорить… — Айбас посмотрел на служанку, которая, казалось, не собиралась уходить.
— Я как-нибудь попрошу ее рассказать тебе свою историю, если позволит время, — сказала принцесса, — но вкратце — она родственница одного из воинов, погибших в ночь, когда меня привезли сюда. Он, как и его товарищи, все они погибли из-за какой-то нестыковочки в колдовстве Братьев. Так что можешь спокойно говорить при ней.
Айбас словно язык проглотил. Ничего себе! Если принцессе стало известно, что он не пылал дружескими чувствами к колдунам, не докатилось ли это и до других ушей?
Эх, была не была. В конце концов, если тебя могут повесить и за украденную чашу вина, то если красть, тогда уж целый бочонок!
— Если я правильно понимаю, ваш сын был вскормлен грудью одной из женщин племени поуджой. Следовательно, даже по законам равнины, он становится молочным братом племени. А по законам горных племен, молочный брат по степени родства уступает лишь единокровному.
— Я это знаю, — сказала принцесса.
Айбас был уверен, что она тщательно скрывала свое неведение, ибо мало кто из жителей равнины снисходил до того, чтобы хоть немного узнать о жизни горных племен, об их обычаях и законах. Если бы дело обстояло не так, Пограничное Королевство было бы более мирным местом.
Была она в курсе или нет, но роль свою принцесса исполняла великолепно. Айбас решил, что настало время следующей сцены этого спектакля.
— По законам Поуджой, молочный брат привязан к племени множеством нитей: прав, обязанностей, ограничений и привилегий. Среди всех этих законов есть один, которому следуют даже колдуны с тех дней, когда они впервые занялись своей звездной магией. Ни один человек из племени — мужчина, женщина, ребенок — никто из поуджой не может быть принесен в жертву чудовищу. Это возможно, только если он сам выразит согласие или совершит серьезный проступок, например оскорбив колдунов.
— Грудной младенец никак не может выразить свое согласие с чем бы то ни было, — резко ответила принцесса, а затем вдруг улыбнулась: — разве что, уснув, не доводя мать и кормилицу до истерики своим плачем.
Айбас молчал, пока не убедился, что принцесса ничего больше не собирается добавить. Она не произнесла больше ни звука, но Айбас видел, как все больше напряжения появлялось на ее лице, как она ни старалась спрятать от посторонних глаз страх за ребенка.
Затем борьба за то, чтобы не показать страх, сменилась другими чувствами. Айбас мог бы прочесть все ее мысли, словно они вычерчивались в воздухе в виде огненных рунических посланий.
— Если я признаю, что принц Уррас хоть как-то связан с племенем поуджой, это может вызвать кое у кого сомнения в его правах на трон. Многие уже боятся воцарения ребенка. И таких будет еще больше, если они решат, что он находится под влиянием какого-то племени грязных скалолазов, живущих едва ли не в пещерах. Но если я признаю этот закон и назову своего сына братом племени Поуджой, — колдуны никогда не смогут отдать его на съедение своему монстру. Их народ не простил бы такого нарушения законов. А если моего сына нельзя принести в жертву, — то и главное оружие против меня окажется бессильным.
— Именно так, — прошептал Айбас в знак согласия с решением принцессы. Сама она была в безопасности до тех пор, пока граф Сизамбри намеревался вступить с ней в брак. А вот ее сын — наследник престола и конкурент — был в любом случае в худшем положении.
Не произнеся ни слова вслух, Айбас молился, чтобы она поняла, что это решение — верный способ улучшить ситуацию.
— Обычаи поуджой всегда были почитаемы мною и моим отцом, — принцесса говорила так, словно обращалась к целому сонму придворных, — и я лишь могу сказать, что будет разумно и естественно провозгласить моего сына молочным братом племени поуджой. Он будет пользоваться всеми правами мальчишки его возраста, предоставляемыми вашими законами, а когда придет время, приступит к исполнению своих священных обязанностей.
Со служанкой творилось что-то странное. Айбас даже испугался, но вдруг увидел, что она просто пытается всеми способами сдержать хохот. Вид принцессы, королевской дочери, взывающей к чести горного племени, — это было для нее чересчур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34