— спросил Хуго, разглядывая ее.
На ее щеках появился слабый румянец. Она не смотрела на него.
— Монахи, — ответила она. — Я заставила их. Еще они отскребли пол, принесли свежие простыни и чистую рубаху.
— Впечатляет, — сказал Хуго. — Удивительно, что они впустили вас сюда. Да еще и исполнили ваше повеление. Чем вы им пригрозили? Ураганами, землетрясениями? Или пообещали иссушить их запасы воды?
Она не ответила. Хуго говорил только затем, чтобы чем-то заполнить молчание, и оба это понимали.
— Сколько я был в отключке?
— Много часов. Не знаю.
— И вы остались здесь и все это сделали. — Он окинул взглядом келью. — Значит, у вас важное дело.
— Да, — ответила она и посмотрела на Хуго.
Хуго уже забыл, как прекрасны ее глаза, как прекрасна она сама. Он забыл, что любил ее, жалел ее, забыл, что он умер ради нее, ради ее сына. Все осталось в снах, терзавших его ночи напролет, в снах, которые не могло прогнать даже вино.
И сейчас, глядя в ее глаза, Хуго вдруг понял, что прошлой ночью впервые за долгое время не видел снов.
— Я хочу нанять тебя, — холодным деловым тоном произнесла Иридаль.
— Нет! — закричал Хуго, вскочив на ноги, несмотря на вспышку боли в голове. — Я не выйду отсюда!
Он ударил по столу кулаком, опрокинул бутыль с вином и швырнул ее на пол. Толстое стекло не разбилось, но вино разлилось по полу и ушло через щели в камне.
Иридаль ошарашенно смотрела на него.
— Пожалуйста, сядь. Ты нездоров.
Хуго зажмурился от боли, схватился за голову, пошатнулся. Тяжело облокотившись на стол, он споткнулся о стул и упал на него.
— Нездоров, — попытался рассмеяться он. — Это, госпожа, похмелье. Вам такое незнакомо. Хуго уставился во тьму.
— Вы знаете, я пытался, — резко сказал он. — Я пытался вернуться к своему прежнему занятию. После того как меня увезли оттуда. Мое ремесло — смерть. Я только это и умею. Но никто не наймет меня. Рядом со мной не будет никого, кроме них. — Он показал головой на двери, подразумевая монахов.
— Что значит — никто не наймет тебя?
— Они сидели и говорили со мной. Они рассказывали мне о своих обидах, о тех, кого они хотели бы видеть убитым, о том, где найти обидчика… и постепенно им становилось все труднее говорить. А потом они замолкали и уходили. И такое было не раз. Такое случалось раз десять. Не знаю. Я потерял счет.
— Что же дальше? — мягко подбодрила Иридаль.
— Они продолжали говорить мне о том, кого надо убить, о том, как они ненавидят его, как они хотят его смерти и что он должен страдать так же, как он заставил страдать их дочь, или их отца, или кого там еще. Но чем больше они говорили со мной, тем беспокойнее они становились. Они зыркали по сторонам, говорили шепотом, путались в том, что говорили. Они заикались и кашляли и наконец, не сказав ни слова, выбегали прочь. Можно было подумать, — угрюмо добавил он, — что они сами закололи своего врага и попались с окровавленным ножом в руках.
— Ну, в душе своей они так и делали, — сказала Иридаль.
— Да? Никогда прежде чувство вины не обременяло моих нанимателей. А сейчас-то почему? Что изменилось?
— Ты, Хуго. Прежде ты был подобен коралиту, впитывая все их зло, накапливая его, принимая в себя, освобождая их от ответственности. Но теперь ты стал подобен кристаллам Небесной Тверди. Они смотрят на тебя и видят в тебе отражение всего того зла, что они носят в себе. Ты стал нашей совестью.
— Нерадостное известие для наемного убийцы, — сказал он с презрительной усмешкой. — Чертовски осложняет поиски работы!
Хуго уставился невидящим взглядом на бутыль с вином, так потом поддал ее ногой, что она завертелась на полу. Устремил свой мутный взгляд на Иридаль.
— Но на вас-то я так не действую?
— Действуешь, Хуго, — вздохнула Иридаль. — Потому и знаю. Я смотрю на тебя и вижу все мое безумие, всю слепоту, всю мою глупость и слабость. Я знала, что выхожу замуж за бессердечного и злого человека, и все же вышла за него в несбыточной надежде изменить его.
Когда я узнала правду, я уже безнадежно запуталась в сетях Синистрада. Еще хуже, я родила ребенка и допустила, чтобы это невинное дитя угодило в те же сети. Я могла бы остановить мужа, но я боялась. Как просто было говорить себе, что он изменится, что все будет хорошо… А затем появился ты и привез мне моего сына, и наконец я увидела самый горький плод моей глупости. Я увидела, что сделала с Бэйном моя нерешительность. Я увидела это… И теперь вижу это, глядя на тебя.
— Я-то думал, что это они, — сказал он так, как будто не слушал ее. — Мне казалось, что весь мир сошел с ума. Затем я стал осознавать, что спятил-то я сам. Сны… — Хуго вздрогнул, тряхнул головой. — Нет, я не хочу говорить о снах.
— Почему ты пришел сюда?
Он пожал плечами. В голосе его сквозила горечь.
— Я был в отчаянии, без гроша. Куда еще мне было идти? Монахи говорили мне, что я вернусь. Да вы и сами это знаете. Они всегда говорили, что я вернусь.
Хуго затравленно огляделся, встряхнулся, словно отгонял прочь воспоминания.
— Короче, настоятель сказал мне, что со мной было не так. Он только глянул на меня и сразу же рассказал, что произошло. Я умер. Я ушел из этой жизни… и меня затащили в нее снова. Воскресили.
Хуго снова пнул бутылку.
— Ты… не помнишь? — прерывистым голосом спросила Иридаль.
Он молча смотрел на нее мрачным гневным взглядом.
— Сны напомнили мне обо всем. Напомнили о невообразимо прекрасном месте, которое не опишешь словами, не увидишь в… во сне. О понимании, о сочувствии… — Он замолк, сглотнул, закашлялся, прочистив горло. — Но дорога туда ужасна. Боль. Вина. Осознание моих преступлений. Моя душа рвалась из тела. И теперь я не могу вернуться. Я пытался/ Иридаль в ужасе смотрела на него.
— Ты пытался покончить с собой…
— Не вышло. — На его лице была жуткая усмешка. — Оба раза. Слишком страшно.
— Мужество нужно для того, чтобы жить, а не умирать, — сказала Иридаль.
— А вам-то откуда знать, госпожа? — глумливо усмехнулся Хуго.
Иридаль отвела взгляд, уставилась на свои зажатые в коленях руки.
— Расскажите мне, что там было, — сказал Хуго.
— Ты… ты сражался с Синистрадом. Ты ранил его, но не насмерть. Ему хватило сил превратиться в змея и наброситься на тебя. Его магия… яд в твоей крови… Он умер, но прежде…
— Убил меня, — сухо закончил Хуго. Иридаль облизнула губы, не глядя на него.
— На нас набросился дракон. Дракон Синистрада, ртутень. Когда мой муж погиб, дракон освободился от его власти и впал в бешенство. Затем у меня в голове все смешалось. Эпло — человек с голубой кожей — забрал Бэйна. Помню, что я была на грани смерти… но мне было все равно. Ты прав. — Она подняла взгляд и слабо улыбнулась ему. — Умереть легче, чем жить. Но Альфред заговорил дракона, подчинил его. И тогда…
Память вернулась…
Иридаль в благоговейном ужасе смотрела на дракона, чья гигантская голова покачивалась из стороны в сторону, как будто он прислушивался к успокаивающему, баюкающему голосу.
— Ты заключил его в его собственном разуме, — сказала она.
— Да, — согласился Альфред. — Самая прочная в мире клетка.
— И я свободна, — изумленно сказала она. — Еще не поздно! У меня еще есть надежда! Бэйн, сын мой! Бэйн!
Иридаль побежала к той двери, где последний раз видела мальчика. Дверь исчезла. Стены ее темницы рухнули, но обломки загораживали ей путь.
— Бэйн! — закричала она, тщетно пытаясь отодвинуть в сторону один из тяжелых камней, которые обрушил в своей ярости дракон. Иридаль могла бы воспользоваться магией, но слова не шли на ум. Она была слишком измучена, слишком опустошена. Она должна была добраться до него! Только бы сдвинуть этот камень!
— Не пытайся, дорогая, — послышался ласковый голос. Добрые руки обняли ее. — Это ни к чему не приведет. Сейчас он далеко. Он снова на эльфийском корабле. Эпло увез его.
— Эпло увез… моего сына? — Иридаль ничего не понимала. — Зачем? Чего он от него хочет?
— Не знаю, — ответил Альфред. — Я не уверен. Но ты не беспокойся. Мы выручим его. Я знаю, куда они направляются.
— Тогда нам надо лететь за ними, — сказала Иридаль.
Она беспомощно смотрела по сторонам. Дверей не было, их завалили обломки. Сквозь проломы в стенах можно было увидеть еще большую разруху внутри. Да и комната настолько изменилась, что вдруг показалась Иридаль незнакомой, словно она вошла в чужой дом. Она понятия не имела, куда идти, как отсюда выйти, как найти путь наружу.
И тогда она увидела Хуго.
Иридаль знала, что Хуго мертв. Если бы он услышал перед смертью, что он помог ей, что она все поняла… Но он покинул ее так быстро… Иридаль опустилась рядом с телом Хуго, взяла его холодную руку и прижала к своей щеке. На мертвом лице были покой и умиро творенность, неведомые этому человеку при жизни. И Иридаль позавидовала ему.
— Ты отдал жизнь за меня и моего сына, — сказала она. — Мне хотелось бы, чтобы ты остался жить и увидел бы, что твой дар не пропадет. Ты столькому научил меня… И еще можешь научить. Ты мог бы помочь мне. А я — тебе. Я заполнила бы пустоту твоей души. Ну почему же я не сделала этого, когда могла!
— Как вы думаете, что бы с ним случилось, если бы он не погиб? — спросил Альфред.
— Я думаю, он попытался бы искупить то зло, которое совершил в своей жизни. Он ведь, как и я, был узником, — ответила Иридаль. — Но он сумел вырваться. И теперь он свободен.
— Вы тоже свободны, — сказал Альфред.
— Да. Но я одна, — ответила Иридаль.
Она сидела рядом с Хуго, держа его безжизненную руку, и в душе ее было так же пусто, как и в сердце. И пустота эта была ей дорога. Иридаль ничего не чувствовала и боялась чувств. Они могут причинить боль более жестокую, чем та, которую она испытала, когда когти дракона терзали ее плоть. Боль раскаяния, разрывающую душу.
Иридаль смутно понимала, что Альфред напевает, танцует свой медленный изящный танец, казавшийся таким неуместным, — взрослый лысый мужчина, с болтающимися фалдами, чересчур большими башмаками и неуклюжими руками крутится, приседает и подпрыгивает посреди загроможденной обломками комнаты. Она не понимала, что он делает. Да и было ей все равно.
Она сидела, держа руку Хуго… и вдруг ощутила, как его пальцы дрогнули. Иридаль не могла этому поверить.
— Мой рассудок обманывает меня. Когда мы чего-нибудь слишком сильно хотим, мы сами убеждаем в этом себя…
Пальцы стиснули ее руку в предсмертной конвульсии. Но ведь Хуго уже давно был мертв, его плоть остыла, кровь отлила от губ и лица, глаза остекленели!
— Я схожу с ума… — сказала Иридаль и выронила его руку. Она упала на неподвижную грудь. Иридаль наклонилась, чтобы поближе рассмотреть застывшие глаза Хуго. Глаза шевельнулись, посмотрели на нее. Веки моргнули. Дрогнула рука. Его грудь поднялась и опустилась.
Он закричал в смертной муке…
Когда Иридаль пришла в себя, она увидела, что лежит в другой комнате, в другом доме — в доме друга, одного из мистериархов Верхнего Царства.
Рядом с ней стоял Альфред и с тревогой смотрел на нее.
— Хуго! — сев в постели, воскликнула Иридаль. — Где Хуго?
— О нем позаботятся, дорогая, — ласково сказал Альфред, хотя, как показалось Иридаль, он был несколько в замешательстве. — С ним будет все хорошо. Не тревожьтесь о нем. Один из ваших друзей забрал его.
— Я хочу его видеть!
— Не думаю, что это разумно, — сказал Альфред. — Пожалуйста, лягте.
Он суетливо укрыл ее одеялом, заботливо укутал ее . ноги, разгладил воображаемые складки.
— Вам надо отдохнуть, госпожа Иридаль. Вы прошли через ужасное испытание. Потрясение, напряжение… Хуго был тяжело ранен, но за ним ухаживают…
— Он был мертв, — ответила Иридаль.
Альфред не смотрел на нее. Он по-прежнему возился с одеялом. Иридаль попыталась схватить его за руку, но Альфред оказался быстрее. Он отступил на несколько шагов. Заговорил, глядя на свои башмаки:
— Хуго не был мертв. Он был тяжело ранен. Я же видел, что вы ошиблись. Иногда яд оказывает такое действие. Когда… когда живые выглядят как мертвые.
Иридаль отшвырнула одеяло, вскочила на ноги и шагнула к Альфреду, который попытался увернуться, может, даже удрать из комнаты, но запутался в собственных ногах и споткнулся, схватившись за кресло.
— Он был мертв! Это ты оживил его!
— Нет-нет! Не будьте смешной. — Альфред жалко рассмеялся. — Вы… вы пережили ужасное потрясение. И вот теперь воображаете всякое… Я и похожего ничего такого не могу! И никто не может!
— Сартан смог бы это сделать, — сказала Иридаль. — Я знаю о сартанах. Синистрад изучал их. Он очень интересовался ими и их магией. Здесь, в Верхних Королевствах, есть их библиотека. Он никак не мог найти ключ к их тайнам. Но он знал о них из оставленных ими записей на человеческом и эльфийском. И они могли воскрешать мертвых. Некромантия…
— Нет! — содрогнувшись, воскликнул Альфред. — В смысле, да, они… мы можем это. Но никогда не надо этого делать. Никогда! Потому, что всякий раз, когда кто-нибудь возвращается к жизни, кто-нибудь другой умирает до срока. Мы можем помочь тяжело раненным, мы сделаем все, чтобы увести их от порога смерти, но если порог перейден… никогда!
— Никогда…
— Альфред был стоек, спокоен и тверд в своем отрицании, — сказала Иридаль, со вздохом вернувшись из прошлого. — Он с готовностью ответил на все мои вопросы, хотя сомневаюсь, чтобы до конца. Я начала думать, что я действительно ошиблась, что ты был только ранен. Понимаю, — сказала она, увидев горькую усмешку на лице Хуго. — Теперь я знаю правду. Думаю, я и раньше знала ее, но ради Альфреда не хотела в это верить. Он был так добр со мной, помогал мне в поисках моего сына, хотя спокойно мог бросить меня, ведь у него были свои заботы.
Хуго фыркнул. Его мало беспокоили заботы других.
— Он врал. Именно он вернул меня к жизни. Врал этот ублюдок.
— Я не так уж в этом уверена, — вздохнула Иридаль. — Это странно, но мне кажется, что он верит в то, что говорит правду. Он не помнит, что было на самом деле.
— Когда я его прижму, он все вспомнит, сартан он или нет.
Иридаль в некотором изумлении посмотрела на него.
— Ты веришь мне?
— Насчет Альфреда? — Хуго мрачно посмотрел на нее, потянулся за трубкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60