Но все-таки был некто, кому ночной ураган доставил наслаждение. Звали его Сильванеш, и он был молодым эльфом. Шторм пробудил поэтическую сторону его натуры, а вид небесных огненных копий, сверкавших перед ударами грома, заставлял его кровь быстрее течь по жилам. Эльф не искал убежища от бури, — наоборот, он стремился ей навстречу. Остановившись на лесной прогалине, он запрокинул голову, подставив лицо вихрю, и струи дождя омывали его со всех сторон, охлаждая жар юной души. Сильванеш не отрывал глаз от головокружительного блеска молний, удивлялся сотрясавшему землю грому, смеялся порывам ветра, который гнул огромные деревья, заставляя их склонять свои гордые кроны.Его отцом был Портиос. В прошлом гордый правитель Квалинести, Портиос ныне находился в изгнании и вынужден был жить вне общества своих соплеменников, именовавших его «темным эльфом». Мать Сильванеша звали Эльхана Звездный Ветер, и она тоже была изгнанницей. Рожденная королевой Сильванести, она лишилась родины, выйдя замуж за Портиоса. Их союз был заключен ради объединения двух народов, слияния их в одну нацию, у которой бы достало сил для противостояния проклятым драконам и обретения свободы.Вместо этого их брак лишь углубил взаимную ненависть и недоверие между народами двух стран. Теперь народ Квалинести угасал под властью Берилл, потеряв независимость и попав в кабалу к Неракским Рыцарям. Сильванестийцы, стремясь к обособлению и видя в нем спасение от бед и опасностей окружающего мира, возложили надежды на опоясавший страну магический щит и укрылись за ним, подобно детям, которые, боясь темноты, прячутся под одеяло.Сильванеш был единственным ребенком Эльханы и Портиоса.— Мое дитя родилось в год Войны с Хаосом, — любила повторять Эльхана. — Мы с его отцом находились в бегах и были мишенью для каждого эльфийского убийцы, желавшего получить награду от правителей обеих стран. Он родился в тот день, когда погибли двое сыновей Карамона Маджере. Хаос вынянчил моего сына, а смерть была его восприемницей.Детство Сильвана прошло в военном лагере. Брак Эльханы и Портиоса, заключенный из политических соображений, превратился в союз любящих сердец, основанный на огромном уважении друг к другу. Они вместе вели тяжкую, неблагодарную борьбу, сначала с Рыцарями Тьмы, подчинившими себе Квалинести, а затем с безжалостным правлением Берилл, которая захватила земли этой страны и теперь требовала с ее жителей выкуп только за то, что сохранила им жизнь.Когда Эльхана и Портиос впервые услышали о том, что сильванестийцы сумели возвести на границах своей страны магический щит, защищавший их от бесчинств драконов, они увидели в этом возможное спасение для обоих эльфийских народов. Эльхана во главе собственного войска отправилась на юг, взяв с собой сына и оставив мужа продолжать битву за Квалинести.Сначала она направила послов к сильванестийским эльфам, прося позволения пройти сквозь щит. Послы даже не сумели проникнуть в страну. Тогда она с помощью булата и магии атаковала щит, но безуспешно. Чем больше она изучала таинственное сооружение, тем больше ее поражало желание соотечественников жить под такой защитой.Все, что соприкасалось с этим щитом, тотчас погибало. Леса на границах страны протягивали к небу мертвые ветви. Трава вблизи щита становилась сухой и серой и выгорала. Цветы сморщивались и увядали, превращаясь в тонкий порошок, покрывавший землю наподобие савана.«Причиной всему этому — магия щита, — писала мужу Эльхана. — Он не защищает землю. Он убивает ее».«Но сильванестийцев это не заботит, — писал в ответном письме Портиос. — Они подавлены страхом. Они боятся драконов, боятся великанов-людоедов, боятся людей, боятся того, что еще даже не имеет названия. И щит есть не что иное, как олицетворение их страха. Неудивительно, что все соприкоснувшееся с ним погибает».Это было последней вестью, полученной Эльханой от мужа. В годы разлуки она поддерживала контакт с Портиосом с помощью посланий, которые доставлялись быстрыми и неутомимыми гонцами. Эльхана знала о тщетных попытках Портиоса одолеть Берилл. Но однажды наступил такой день, когда посланный ею гонец не явился. Она отправила другого, потом третьего. Прошли недели, а ответа все не было и не было. Теперь Эльхана потеряла всякую надежду.Буря вынудила войско Эльханы укрыться в лесах поблизости от границы Сильванести после еще одной безуспешной попытки проникнуть сквозь щит. Убежищем от шторма им послужил старинный склеп внутри одного могильного кургана близ границ Сильванести. Она наткнулась на этот древний холм уже давно, когда еще только начинала свою битву за возвращение себе власти над родной страной.В других, более счастливых обстоятельствах, эльфы не стали бы нарушать покой мертвых, но сейчас, преследуемые своими древними врагами, великанами-людоедами, они отчаянно нуждались в убежище. Но даже теперь Эльхана вошла в подземелье с молитвами, прося духов мертвых не гневаться на них.Склеп оказался пустым. Там не было ни мумифицированных трупов, ни костей, ничто не указывало на то, что здесь когда-либо кто-то был захоронен. Эльфы, сопровождавшие королеву, сочли это знаком того, что их просьба справедлива. Королева не спорила, хотя чувствовала горькую иронию в том, что она — законная и полноправная правительница Сильванести — вынуждена ютиться в том месте, которым пренебрегли даже мертвые.И курган стал штаб-квартирой Эльханы. Ее личные телохранители остались при ней, в то время как основная часть армии расположилась лагерем в окрестном лесу. По периметру лагеря были расставлены дозоры, следившие за передвижением великанов, которые бесчинствовали в этих местах. Гонцы, легко вооруженные, при обнаружении врага должны были, не вступая с ним в бой, сразу мчаться на заставы и поднимать по тревоге армию.Эльфы-Создатели Крон долго трудились над тем, чтобы воздвигнуть стену из колючего кустарника, которая преградила бы путь к кургану. Кусты венчали острые зубцы, которые способны были прорвать самую крепкую шкуру.Стена ограждала бивуак, прочность которого солдатам довелось оценить в ночь шторма. Палатки были почти мгновенно сорваны, и эльфам пришлось укрываться в небольших оврагах и прятаться за камнями, по возможности избегая высоких деревьев, в которые ударяли молнии.Промокшие до нитки, продрогшие и напуганные страшной бурей, какой никогда прежде не видели даже самые старые эльфы, солдаты смотрели на Сильванеша, совершавшего жизнерадостные курбеты под проливным дождем, как на помешанного и неодобрительно качали головами.Он был сыном их обожаемой королевы. Им не в чем было его упрекнуть. Они отдали бы свои жизни, защищая его, поскольку он был надеждой всей нации. Да и вообще солдаты любили этого парня, даже если не слишком уважали или восхищались им. Ибо у Сильванеша был приветливый и дружелюбный вид, он был добрым товарищем, обладал веселым нравом и таким мелодичным, завораживающим голосом, что певчие птицы, заслушавшись, слетали с ветвей и садились ему на плечи.Во многом Сильванеш был не похож на своих родителей. Его характер ничем не напоминал угрюмую, суровую и целеустремленную натуру Портиоса, и только внешнее сходство отца и сына, указывавшее на их близкое родство, препятствовало распространению досужих сплетен. Сильванеш, или Сильван, как звала его мать, не унаследовал и королевской осанки Эльханы Звездный Ветер. В нем было не много от ее гордости и очень мало от ее сострадания. Он заботился о своих людях, но был лишен терпеливой мягкости и преданности, свойственных его матери. Борьбу Эльханы за возвращение на родину он считал безнадежной тратой времени. Более того, он не мог понять, зачем она тратит так много сил на то, чтобы воссоединиться с соотечественниками, которые явно не желают ее возвращения.Эльхана относилась к сыну с обожанием, только усилившимся с тех пор, как она лишилась мужа. Сильван же, сам того не осознавая, испытывал более сложные чувства. Спроси его кто-нибудь, он бы ответил, что любит свою мать и поклоняется ей, и это было бы правдой. Но эта любовь напоминала пленку масла, разлитого по бурному морю. Иногда Сильван испытывал такой гнев на своих родителей, что сам страшился его неистовой силы. У него отняли детство, его лишили элементарного комфорта, он даже не имел возможности жить вместе со своим народом.Несмотря на неистовство шторма, склеп оставался сухим. Эльхана стояла у входа, наблюдая за бурей, ее душу одолевали беспокойство за сына — стоявшего с непокрытой головой под проливным дождем и открытого ударам молний и порывам бешеного вихря, — и горькие сожаления о том, что ливню удалось легко проникнуть за щит, ставший для нее со всей ее армией непреодолимой преградой.Сильная вспышка молнии почти ослепила ее, а последовавший затем удар грома сотряс стены подземелья. Испугавшись за сына, она выглянула наружу. Еще одна вспышка осветила синим пламенем фигуру юноши. Запрокинув голову, он смеялся в лицо буре.— Сильван! — позвала она. — Там небезопасно. Иди, пожалуйста, сюда.Он не услышал ее. Грянувший гром заглушил ее слова, а налетевший вихрь унес их прочь. Но, возможно почувствовав ее заботу, юноша повернул голову.— Разве это не великолепно, мама? — прокричал он, и ветер, похитивший слова матери, бережно донес до нее ответ сына.— Вы хотите, чтобы я вышел и привел его сюда, моя королева? — раздалось у самого ее уха.Эльхана вздрогнула и обернулась:— Самар! Вы напугали меня.Эльф поклонился:— Прошу прощения, Ваше Величество. Я этого не хотел.Она не слыхала, как подошел Самар, но в этом не было ничего удивительного. И без оглушительного рокота грома ей никогда не удавалось расслышать его тихие шаги, если только эльф не хотел, чтобы их слышали. Самар принадлежал Дому Хранителя, был приставлен к ней Портиосом и пронес свою преданность через тридцать лет войны и изгнания.Теперь он был ее помощником и главнокомандующим армии. То, что он любит ее, она знала давно, хотя слова любви ни разу им не произносились. Самар сохранял преданность ее мужу, своему другу и правителю. Ему было прекрасно известно, что он не любим и что Эльхана хранит верность мужу. Любовь Самара была даром, который он приносил ей ежечасно, ничего не требуя взамен. Он просто всегда находился рядом, и любовь его, словно факел, освещала ту темную дорогу, по которой шла королева.Он несколько недолюбливал ее сына, Сильванеша, которого считал всего лишь капризным денди. Самар смотрел на жизнь как на бой, в котором нужно выстоять и победить; он полагал, что легкомыслие и смех, шутки и шалости допустимы лишь для принца, чья страна наслаждается миром, как это было в стародавние времена, когда наследники эльфийского престола не знали других дел, кроме как услаждать себя игрой на лютне или созерцать совершенство прекрасных роз. Однако подобные настроения были неуместны сейчас, когда эльфы боролись за свое выживание. Отец этого юноши не подавал вестей о себе и, возможно, погиб. Жизнь матери проходила в борьбе с судьбой, ее тело и дух подвергались ежедневным испытаниям. Нет, определенно смех и радость Сильвана Самар считал личным оскорблением.Единственным достоинством молодого человека Самар признавал его способность вызывать улыбку на устах матери, когда никому другому это не удавалось.— Скажите ему, что я тревожусь. — С этими словами Эльхана положила руку на рукав Самара. — Возможно, это пустые материнские страхи. — И, помолчав, она добавила: — А возможно, не такие уж и пустые. В этом урагане есть что-то зловещее.Самар вышел из склепа и почти мгновенно вымок до нитки. Ему показалось, будто он попал под водопад. Порывы ветра едва не сбивали его с ног. Опустив голову и нагнувшись навстречу ветру, он с трудом приближался к Сильвану, мысленно проклиная его за бесполезное чудачество.Сильван стоял, зажмурив глаза и раскинув руки, мокрая рубашка чуть не падала с его плеч, капли дождя хлестали по полуобнаженному телу принца.— Сильван! — прокричал Самар прямо в ухо юноши и, схватив его за руку, резко тряхнул. — Не устраивайте спектакль! — Тон придворного был резким, хотя говорил он негромко. — У королевы довольно тревог и без ваших чудачеств. Ступайте туда, где вам положено находиться.Сильван широко раскрыл глаза, столь же красивые, как у его матери, только более светлые и напоминавшие своим цветом не небо, а скорее старинное густое вино. Сейчас эти глаза сверкали от радости, а губы были растянуты в счастливой улыбке.— Смотрите, Самар, молнии! Я никогда такого не видел! Я их не только вижу, я их чувствую. Они будто проникают в мое тело и с потоком крови бегут по жилам. Языки пламени словно лижут мою кожу, принося блаженство. А удары грома, кажется, пронизывают все мое существо, и земля как будто сотрясается у меня под ногами. Моя кровь пылает, и этот дождь словно охлаждает ее. Мне ничего не грозит, Самар. — Улыбка юноши стала еще шире, дождь струился по его лицу и волосам. — Я не в большей опасности, чем если бы был в постели с любимой.— Такие разговоры не совсем подобают вам, принц Сильван. — Самар едва сдерживал гнев. — Вам не следовало бы…Оглушительный рев охотничьих рогов прервал его на полуслове. Экстатическое настроение Сильвана внезапно уступило место тревоге. Он прекрасно знал эти звуки, они сопровождали его — с самой колыбели. Они являлись символом предостережения и опасности.Он напрягся. Нельзя было определить, откуда несется звук рогов, казалось, они трубят со всех сторон одновременно. Эльхана появилась у входа в окружении своих рыцарей, тревожно вглядываясь в бурю.С трудом продравшись сквозь плотный колючий кустарник, к ним подбежал дозорный. Сейчас было не место и не время для церемоний.— Что случилось? — вскричал Сильван.Солдат, не ответив ему, обратился к главнокомандующему:— Великаны, господин!— Где?Солдат задыхаясь ловил ртом воздух и едва мог говорить.— Везде, господин! Они окружили нас. Мы не слышали, как они подобрались. Нарочно выбрали время, чтобы за шумом бури не было слышно их передвижений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82