Не аромат, а воспоминание об аромате. Именно потому, что это было всего лишь воспоминание, после наслаждения должна была прийти давно знакомая ему боль — щемящее, горестное чувство потери.Но он не мог справиться с собой. Побежали мысли о том, что, может быть, именно в этот раз он сумеет удержать свою магию. Может быть — именно сейчас именно эта вещь дарует ему власть над нею. «И магия вернется ко мне», — убеждал он себя.И Палин прикоснулся к древнему инструменту скрюченными, дрожащими пальцами. Слава… блеск… власть… Палин вскрикнул, и его пальцы сомкнулись вокруг устройства. Острые камни впились в его ладонь. Истина… красота… искусство… жизнь… Слезы жгли ему веки, текли по его щекам. Смерть… потери… пустота… Отчаянные рыдания сотрясли тело мага, хриплые крики сорвались с его уст. Он рыдал надо всем, чего лишился. Он оплакивал смерть своего отца, оплакивал три луны, исчезнувшие с небосвода, оплакивал свои изуродованные руки, оплакивал собственное предательство, оплакивал все, во что верил прежде, оплакивал свою слабость, оплакивал свое безнадежное желание вновь обрести счастье творить.— Он, видимо, заболел. Может быть, ему надо чем-то помочь? — неловко спросил Герард.— Нет, не надо. Оставьте его, пожалуйста, господин рыцарь, — мягко попросила Лорана. — Мы не в силах помочь ему. Нам ничего и не нужно делать. Ему необходимо было это пережить. Хотя сейчас он страдает, потом это принесет ему облегчение.— Ох, Палин, извини меня, пожалуйста! — вскричал Тассельхоф. — Я понятия не имел, что эта штука такая опасная. Честно! Я просто не знал. Мне она ни разу не делала больно!— Уж конечно, тебе она не делала больно, ничтожный ты кендер! — Боль разрасталась внутри него, она угнездилась у самого сердца и обвила его кольцами, и теперь несчастное сердце мага билось, как птица, стиснутая кольцами удава. — Для тебя это всего лишь игрушка! А для меня это страшный яд, который несет с собой волшебные сны. Но зато, когда они кончаются, — его голос дрогнул и прервался, — пробуждение дарит мне мои проклятые кандалы и мое отчаяние, вновь бросая в горькую реальность мира.Он сжал в ладонях инструмент, погасив сияние драгоценностей.— Когда-то, — Палин с большим трудом выдавливал из себя слова, — я мог бы создать великолепный и мощный артефакт, не хуже этого. Когда-то, возможно, я мог бы и стать тем, кем ты меня объявил, — Магистром Ордена Белых Одежд. Передо мной расстилалось будущее, подобное тому, какое предсказал мне мой дядя. Я мог бы стать чародеем, настоящим чародеем, талантливым, могущественным, обладающим сказочной мощью. Вот я смотрю сейчас на эту вещь и вижу все это перед собой, но стоит мне глянуть в зеркало, и отражение напоминает мне, кем я стал в действительности. О, как далеки друг от друга эти два образа!Он разжал пальцы. Глаза, залитые слезами, слепо моргали, он не видел перед собой магического устройства, но был ослеплен блеском его камней. Подмигивавшим, манящим, насмехавшимся.— Моя магическая сила тает с каждым днем. А без магии что нам останется? Только надежда на то, что смерть лучше, чем эта унизительная жизнь!— Палин, вам не подобает так говорить! — Голос Лораны звучал непривычно сурово. — Когда-то, перед Войной Копья, мы тоже так думали. Я помню, как Рейстлин рассказывал в таких случаях о моркови, подвешенной перед носом запряженной в телегу клячи, из-за которой несчастное животное стремится идти быстрее. Но мы все равно шли и шли вперед, пока наконец наши усилия не были вознаграждены. И мы получили награду.— Получили, я точно помню, — быстро вмешался Тас. — Я помню, как съел ту морковку.— Получили, и по заслугам, — горько усмехнулся Палин. — Только наградой для нас оказалась жизнь в этом расколотом мире.Магический артефакт, покоясь в его ладонях, вызывал, как казалось Палину, боль, на самом же деле это он сам так сильно сжал его, что острые грани камней порезали кожу. Но Палин никак не мог выпустить его из рук, он жадно обнимал пальцами, словно лаская. Он предпочитал такую боль прежнему онемению.Герард смущенно кашлянул.— Я правильно понимаю, господин, — осторожно начал он, — что эта вещь является мощным магическим артефактом из Четвертого Века?— Совершенно правильно.Все ожидали, что он что-нибудь добавит, но Палин молчал. Ему страшно хотелось уйти, остаться одному, наедине со своими мыслями, которые метались сейчас у него в голове подобно тому, как мечутся по полу крысы, застигнутые ярким огнем. Одни ныряют в темные дыры, другие, извиваясь, пытаются заползти под что-нибудь, некоторые злобно таращат блестящие глазки на яркий свет. А он должен оставаться тут, выносить их глупость, их идиотские вопросы. И даже выслушивать продолжение истории Таса.— Расскажи мне, что произошло потом, Тас, — заговорил, взяв наконец себя в руки, Палин. — Только, пожалуйста, без этих твоих мамонтов. То, о чем мы говорим сейчас, слишком важно.— Я понимаю, — сразу посерьезнел Тас. — Я расскажу всю правду, обещаю. Это началось в тот день, когда я пришел на похороны одного очень милого кендера, с которым мы как раз накануне познакомились. У него произошла неприятная стычка с гоблином. И так получилось, что он… — Тут Тас заметил предостерегающий взгляд Палина и заторопился: — Впрочем, не будем об этом. Я расскажу вам эту историю как-нибудь в другой раз. В общем, во время этих похорон мне вдруг пришло в голову, что лишь очень немногие кендеры доживают до такого возраста, что их можно назвать старыми. А я к тому же прожил уже много дольше большинства моих знакомых кендеров и потому подумал, что, похоже, Карамон переживет меня. А мне ужасно, ужасно хотелось сделать одну вещь до того, как я умру.Мне хотелось рассказать всем, каким отличным другом был для меня Карамон. И я, конечно, решил, что самое лучшее — рассказать об этом на его похоронах; но если Карамон переживет меня, то прийти на его похороны мне будет немножко трудно.В общем, однажды я рассказал об этом Фисбену и все доходчиво объяснил, и он сказал, что все понял, и что я придумал очень хорошую штуку, очень благородную, и что он обязательно что-нибудь устроит. И он вправду устроил. Он дал мне эту вещь и сказал, что я могу выступить на похоронах Карамона, если с ее помощью перееду во времени в тот день, когда они должны состояться. И он рассказал мне, как она работает, и строго велел прыгнуть вперед, рассказать то, что я хотел, на похоронах, а потом сразу прыгать обратно. «И не вздумай лоботрясничать», — еще сказал он. Между прочим, — тут голос Таса зазвучал очень встревоженно, — вы не думаете, что это мое путешествие с Герардом он мог бы счесть «лоботрясничаньем», а? Потому что вообще-то мне очень нравится тут, и мне гораздо приятней повидаться со старыми друзьями, чем лежать там под чьей-то огромной дурацкой ногой.— Тас, продолжай, пожалуйста, свою историю, — сдерживаясь, сказал Палин. — Мы обсудим это попозже.— Ну ладно. Итак, я взял эту штуку в руку и прыгнул вперед, но вы же все хорошо знаете, как Фисбен вечно все путал. Он всегда забывал свое имя, или искал шляпу, когда она была прямо у него на голове, или забывал свое лучшее огненное заклятие. В общем, он, наверное, просчитался, потому что когда я прыгнул вперед во времени в первый раз, то похороны уже закончились, и я все пропустил. Вернее, не все, я прыгнул как раз вовремя, чтобы успеть на поминки. И хотя я очень мило провел время, и всех там с удовольствием навестил, и слоеные пирожки с кремом из взбитого сыра, которые приготовила Йенна, были просто первоклассные, мне, конечно, не удалось сделать то, для чего я, собственно, прыгал. Помня, что я обещал Фисбену не «лоботрясничать», я решил возвратиться. К тому же, если честно, — тут Тас потупился и принялся ковырять пол носком ботинка, — я совсем забыл, что собирался сказать на похоронах Карамона. Ну скажите, как же мне было не забыть? Как раз шла Война с Хаосом, и мы сражались с неупокоенными, и я встретил Дугана и Ашу, ну знаешь, твою жену, Палин. Все было жуть как интересно и волнующе. А затем мир вообще как будто пришел к концу, и тут еще эта нога, которая, того и гляди, раздавит меня в лепешку, — в общем, как раз тогда я вспомнил, что еще не выступал на похоронах Карамона. Поэтому я очень быстро включил эту штуку снова и прыгнул сюда, чтобы рассказать, каким отличным другом был мне Карамон, пока нога не раздавила меня совсем.Герард затряс головой:— Это же просто смешно.— Извините, — с суровой вежливостью проговорил Тас. — Перебивать невежливо. Короче, я снова очутился здесь и как раз в той могилке, где Герард нашел меня. Потом мы пошли к Карамону, и мне удалось рассказать ему все, что я собирался сказать на похоронах, и ему очень понравилось, только все было совсем по-другому, чем в первый раз. Об этом я тоже рассказал Карамону, и он почти перепугался, но потом сразу упал и умер, и не успел ничего насчет этого предпринять. А тут он еще Рейстлина никак не мог найти, хотя знал, что тот не может без него, своего близнеца, уйти в иной мир. Вот поэтому, я думаю, он и сказал, что мне нужно поговорить с Даламаром. — Тут Тас сделал глубокий вдох, на который у него не было времени, пока он говорил, и закончил свою речь: — И потому-то я здесь.— Вы верите в это, госпожа? — спросил Герард.— Я не знаю, право, можно ли в это верить, — тихо произнесла Лорана и взглянула на Палина. Но тот тщательно избегал ее взгляда и притворился, что изучает артефакт, ища ответы на мучившие их вопросы на сверкавших поверхностях драгоценных камней.— Тас, — не желая выдавать хода своих мыслей, Палин заговорил о другом, — расскажи мне, пожалуйста, все, что ты помнишь о первых, «правильных» похоронах моего отца.Тассельхоф начал новый рассказ, описывая прибытие Даламара, госпожи Крисании, Речного Ветра и Золотой Луны. Он рассказал и о том, как приехал представитель Соламнийских Рыцарей из самой Башни Верховного Жреца, и Гилтас из Квалинести, и Сильванеш из Сильванести, и Портиос с Эльханой, которая была такой же прекрасной, как и всегда.— И ты, Лорана, там тоже была — и сказала, что ужасно счастлива, потому что сбывается самая заветная твоя мечта о том, чтобы эльфийские королевства жили в мире и братстве.— Он же прямо сейчас это выдумал, — нетерпеливо перебил Герард. — Обычная история о том, «что могло бы быть».— Что могло бы быть, — повторил Палин словно про себя, следя за игрой солнечных лучей на гранях магического устройства. — У моего отца тоже была история о том, что могло бы быть. — И он взглянул на Таса. — Ты когда-то путешествовал во времени с моим отцом, так ведь?— Я тут ни при чем, — быстро сказал кендер. — Мы с Карамоном просто немного промахнулись. Понимаете, мы хотели вернуться в наш триста пятьдесят шестой, но ошиблись и оказались в триста пятьдесят восьмом, но не в том триста пятьдесят восьмом, который настоящий триста пятьдесят восьмой, а в каком-то совершенно ужасном триста пятьдесят восьмом, в котором была и могила Тики, и совершенно мертвая Бупу, и даже труп самого Карамона. Но тот триста пятьдесят восьмой никогда не наступил, к счастью, потому что мы с Карамоном вернулись как раз вовремя, чтобы убедиться, что Рейстлин не стал Богом.— Карамон когда-то рассказывал мне эту историю, — неуверенно протянул Герард, — но я подумал… Ну, он был уже немолодой человек и любил рассказывать разные легенды, и я часто не принимал его всерьез.— Мой отец верил в то, что это происходило на самом деле, — сдержанно отозвался Палин.— Но, Палин, разве вы верите в это? — настойчиво заговорила Лорана. — Вернее, что более важно, верите ли вы в то, что история Таса правдива? Что он действительно путешествовал во времени? Что вы об этом думаете?— Я думаю, что мне следует больше узнать об этом инструменте, — последовал ответ, — и, например, о том, почему мой отец настаивал, чтобы его передали Даламару. А Даламар, нужно заметить, был единственным, кто присутствовал при использовании моим отцом этого артефакта.— Еще там был я! — напомнил Тас. — И сейчас я тоже здесь!— Да, действительно. — Взгляд Палина был холоден. — Ты здесь.В его сознании зрела одна мысль. Пока это была только искра, крохотный язычок пламени, еле освещавший пустую и огромную тьму. Но и его было достаточно, чтобы крысы бросились врассыпную.— Но вы не можете обратиться к Даламару, — резонно возразила Лорана. — Никто не видел его после того, как он вернулся с Войны с Хаосом.— Вы не правы, Лорана. Есть некто, кто видел Даламара перед его таинственным исчезновением, — это его любовница Йенна. Она, правда, всегда заявляет о том, что понятия не имеет, где он, но я ей не верю. И единственная, кто может что-нибудь знать об этом артефакте, — это Йенна.— Где живет эта Йенна? — спросил Герард. — Ваш отец поручил мне доставить кендера и этот предмет Даламару, возможно, мне не удастся это сделать, но, по крайней мере, я смогу помочь вам и кендеру добраться…Палин покачал головой:— Это невозможно, господин рыцарь. Госпожа Йенна живет в Палантасе, городе, который находится в полной власти Рыцарей Тьмы.— Как и Квалинести, — с легкой улыбкой заметил Герард.— Проскользнуть незамеченным сквозь поросшие густыми лесами границы Квалинести — это одно, — возразил Палин, — но войти в укрепленный и бдительно охраняемый город — это совсем другое. Я уж не говорю о том, что такое путешествие может продолжаться слишком долго; проще было бы встретиться с Йенной на полпути. Например, в Утехе.— Но разве сумеет Йенна оставить Палантас? — вступила в разговор Лорана. — Я полагала, что Рыцари Тьмы не только не впускают никого в этот город, но и не выпускают оттуда.— Такие ограничения, возможно, и существуют для рядовых путешественников, — сухо ответил Палин, — но не для госпожи Йенны. Она позаботилась о том, чтобы установить сердечные отношения с рыцарями, едва они захватили город. Очень хорошие отношения, если вы меня понимаете. Годы ее юности давно миновали, но она все еще остается весьма привлекательной женщиной. К тому же одной из самых богатых во всей Соламнии, и, кроме того, очень сильным магом. Нет, Лорана, Йенне не составит труда совершить путешествие в Утеху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82