Мальгин вернулся в кабинет, еще раз перечитал собственные
выводы, зафиксированные памятью машины - в институте ее все
называли Гиппократом [ Инк (интеллект-компьютер) института. ] , -
и в третьем часу ночи покинул институт. Думал он, к собственному отвращению,
только об одном: у Купавы будет ребенок...
На консилиуме присутствовали едва ли не все крупнейшие специалисты
с приставкой "нейро" в области изучения и лечения человеческого
мозга и нервной системы: нейропсихологи и физиологи, хирурги и химики,
кибернетики и лингвисты, психологи и генетики, в том числе и доктор
неврологии Каминский, возглавлявший Европейский центр индивидуальной
психотерапии.
Данные анализа состояния Шаламова произвели на каждого из них разное
впечатление, но в одном их мнения совпали: случай был уникальным.
Мозг пациента переродился почти на пятьдесят процентов и продолжал
изменяться, хотя процесс этот и замедлился после медикаментозного
вмешательства врачей спасательной службы. Начали играть особую роль
интрамуральные нейроны, замурованные в стенках сосудов, их объем увеличился,
а структура изменилась, теперь они объединились в автономную сеть,
образовав специфический нейропиль - "скелет" новой нервной
системы, почти не зависящей от головного и спинного мозга.
За сутки, истекшие с момента доставки Шаламова в институт, он дважды
приходил в себя, звал Джуму Хана или Мальгина, просил ничего не сообщать
Купаве, настойчиво требовал не пичкать его нейролептиками и обойтись
без хирургического вмешательства в его организм. Каждый раз после
этих кратких сеансов полного сознания у него останавливалось сердце
и наступала клиническая смерть, но ухищрениями медиков, вооруженных
тысячелетними знаниями методов и накопленным опытом медицины, опирающихся
на умные машины и точнейшую аппаратуру, Шаламов снова возвращался
к жизни, вернее, полужизни, большую часть времени проводя в глубоком
беспамятстве. Он был явно неоперабелен, о чем прямо заявил Стобецкий,
но Мальгин, как, впрочем, и сам Готард, и Таланов, и многие другие,
не видели иного выхода: Шаламова надо было срочно оперировать, он
мог умереть в любую минуту.
- Ну, хорошо, операция необходима, - согласился Каминский,
чем-то напоминавший Мальгину дремлющего седого льва. - Но
ведь сам пациент от нее отказывается. Не нарушаем ли мы норм врачебной
этики? К тому же поле хирургического вмешательства настолько велико,
что едва ли с операцией справится один человек. Вот вы, например,
справитесь? - Каминский посмотрел на Стобецкого.
Готард нахмурился, пожевал губы и вдруг, к удивлению Мальгина -
тот ожидал другого, отрицательно качнул головой.
- Я, наверное, нет, а вот он справится. - Кивок на Мальгина. -
Клим - лучший нейрохирург Системы, нейреконструктор высшей квалификации...
- Оставьте славословие, Готард, - негромко перебил коллегу
Мальгин. - Бронислав прав, оперировать придется сразу два десятка
пораженных участков, но не это главное. Операция ничего не даст, если
мы не сможем стереть чужую информацию в мозгу больного. Именно она
формирует те структурные и нейрохимические изменения мозга и тела
Шаламова на уровне неосознанной психики, подсознания, которые превращают
его в... - Мальгин запнулся, - в нечеловека. Но вы не учитываете
фактор времени. У нас его нет. Дальше будет еще хуже, процесс перерождения
продолжается, и скоро мы упремся в тупик, из которого всего два выхода:
смерть пациента или полная фрустрация личности, что для него в принципе
одно и то же.
- Вы берете на себя ответственность за исход операции? Придется
сделать не одну, а целую сотню тончайших операций одновременно.
Мальгин поднял на Каминского твердый взгляд, мельком отметив жест
Зарембы, означавший: "Не дрейфь".
- Да, - сказал он и вспомнил шепот Купавы: "Тебя все
называют человеком-да. Ты всегда так уверен в себе? В своей судьбе?
В правильности выбора цели?" - "Да", - ответил
он в тот день...
- Но, повторяю, до нейрооперации необходима операция по очистке
мозга больного от "шлаков" чужеродной информации. Это самое
трудное и опасное в данном случае. Подобную операцию проводили всего
один раз за всю историю медицины: около тридцати лет назад мой предшественник
Наумов оперировал двух космонавтов, попавших под информационно-лучевой
удар над Юпитером.
- Ему было труднее, - проворчал Стобецкий. - В те времена
еще не было машин типа Умник или Гиппократ.
Мальгин промолчал.
- Но насколько я понял, вы не знаете всех запасов криптогнозы [ Криптогноза -
информация, осевшая в глубинах неосознаной психики. ] , - сказал
Каминский. - К тому же она может быть перемешана с жизненно важной
наследственной и приобретенной информацией. Как вы отделите "зерна
от плевел"?
В демонстрационном зале, где проходил консилиум, повисла тишина.
- Есть только один способ, - нарушил ее Мальгин, посмотрев
на задумавшегося Таланова. - Прямой пси-контакт. Необходимо замкнуть
мозг больного на мозг врача.
- Но это же колоссальный риск!
- Да, риск, - согласился Таланов, - прежде всего риск
шокового исхода и глубокой психотравмы хирурга, но я не уверен, что
нет другого выхода. Давайте подумаем вместе, может быть, выход найдется.
Предлагаю укомплектовать группу профессионального лечебного риска
пятью врачами. У кого другое мнение? Прошу назвать кандидатуры.
- Разрешите слово? - встал Заремба. - Мне кажется,
мы кое-что упускаем из виду.
Мальгин, приготовившийся к тому, что Иван станет предлагать в группу
себя, с интересом посмотрел на молодого хирурга.
- Конкретней, пожалуйста, - сказал Таланов с обычной своей
ироничной вежливостью.
- Шаламов работал с маатанской техникой в состоянии гипермнезии
и впитал почти весь запас информации их корабельного компьютера, поэтому
прежде, чем заняться лечением больного, необходимо узнать все о маатанах:
их биологию, физиологию, биохимию и так далее. Только тогда мы быстрее
поймем процессы, идущие в организме Шаламова, и сможем определить
пределы хирургического и психофармакологического вмешательства.
"А молодец Иван, голова у него варит", - подумал Мальгин
с некоторым удивлением; сам он упустил из виду эту особенность случившегося.
- Идея хорошая, - сказал Таланов, - хотя мы об этом
не забывали. Но как ее осуществить практически? Насколько я осведомлен,
контакт с нами маатане отвергли. Вообще удивительно, что этот травмированный
маатанин, которого спас Шаламов, внезапно проникся благодарностью
к нему и решил сообщить нам координаты места катастрофы.
Заремба сунул было руки в карманы, но, посмотрев на Мальгина, вытянул
их обратно.
- Это можно объяснить, - сказал он со снисходительной небрежностью. -
Шаламов сработал обратную связь с маатанским компьютером, а тот мог
иметь такую же с маатанином. Вот "черному человеку" и передалась
часть эмоциональной и психогностической информации спасателя.
В зале снова воцарилась тишина.
"Недооценивал я Ивана, - подумал Мальгин с невольным сожалением. -
Из него может получиться отличный врач. Главное, он умеет думать".
Таланов кашлянул в кулак, в глазах его отразилось уважение.
- А вот об этом я не подумал. Спасибо за идею, она интересна
и ценна. Правда, я все равно не вижу, каким образом можно получить
сведения о физиологии маатан.
- Да очень просто! Разве у нас в УАСС нет отдела разведки или
безопасности? Пограничников наконец? Пусть поработают!
На лицах присутствующих в зале мелькнули улыбки. Горячность молодого
нейрохирурга и его манера поведения импонировали многим.
- Это как раз очень непросто, - негромко сказал Джума Хан. -
Как вы себе сие представляете?
- Элементарно: выкрасть маатанина, обследовать и вернуть... извинившись.
Последняя фраза Зарембы снова развеселила присутствующих, но ненадолго.
Предстояло принять решение, определяющее дальнейшую судьбу больного.
Спустя полчаса группа риска была создана. В нее вошли четверо мужчин:
Мальгин, Стобецкий, Джума Хан, а также Бронислав Каминский, и женщина,
один из крупнейших нейрохимиков Земли - Карой Чокой. Консилиум
закончил работу, и теперь предстояло выработать стратегию и тактику
лечения Шаламова, поставившего в тупик странной своей болезнью
лучших специалистов Земли в области изучения человеческого мозга и
нервной системы человека.
Заремба хотел было навязать Мальгину свое общество, но Клим отверг
эти попытки двумя словами: "встретимся завтра" - и сбежал
из института, наугад ткнув иглой задатчика в схему выходов метро [ Метро
(от слов "мгновенный транспорт") - система мгновенного
масс-транспорта; ретроспективный возврат старого привычного термина
одного из самых удобных видов транспорта ХX века. ] . Вышел он на второй
станции метро Ио, спутника Сатурна, над прозрачным куполом которой
нависала пухлая пятнисто-полосатая стена гигантской планеты, перечеркнутая
узкой полоской кольца, видимого с ребра.
"А может быть, поступить по совету Зарембы? - подумал Мальгин,
глядя на заметное глазу движение пятен на боку Сатурна. - Выкрасть
"черного человека", предварительно подготовив исследовательский
комплекс на базе больших Умников академии, и за два-три часа "распотрошить"
его по всем параметрам. Потом извиниться и, бия себя в грудь коленом,
вернуть обратно..."
Из-за горба планеты брызнуло расплавленным золотом солнце. Мальгин
не отвернулся, только сожмурился.
Нет, не имеем мы права действовать подобным образом, по-пиратски.
Пусть "черные люди" высокомерны, эгоистичны и равнодушны к
нам, но это никому из людей не дает моральных преимуществ. Этика
контакта живых с живыми складывалась веками, от контактов с братьями
нашими меньшими - животными - до контактов людей с людьми.
Мы пережили все: войны и геноцид, расизм и оголтелый шовинизм, примитивный
социализм, фашизм и псевдокоммунизм и ворох других производных "измов",
пока не научились уважать чужое мнение и чужие желания. Шаламов не
прикидывал размеров личной выгоды от спасения "черного человека",
он просто его спасал... как тот дурак, который не знал, что задача
неразрешима, и потому решил ее...
Ах, Данька, Данька, кто знал, что ты станешь моим пациентом! Человек
устроен таким образом, что считает себя бессмертным до тех пор, пока
не встретится со смертью лицом к лицу, а ты был сверхоптимистом и
вряд ли задумывался над тем, что смертен, как и все. В какую же историю
ты влип, мой злейший друг! И меня тянешь за собой в пропасть... потому
что никогда не задумывался о последствиях своих поступков. Я даже
не уверен, думал ли ты о Купаве, когда спасал этого каменно-металлического
монстра... хотя эгоистом тебя никто назвать не вправе, даже я. Просто
ты такой, какой есть, - ничего показного, фальшивого, хитрого,
весь на ладони. А главное, ты всегда был искренне уверен, причем не
в меру общепринятых норм, что предать тебя никто не может, тем
более друзья. Надо же таким уродиться?! А подумал ли ты о том, каково
сейчас мне? Имею ли я право на ошибку, зная о твоем святом неведении
и не менее святой уверенности в моем профессионализме, в том, что
я вытяну тебя из преисподней?..
В глубинах атмосферы Сатурна мигнула алая звезда - луч лазер-связи
какого-то исследовательского автомата. Мальгин опомнился и шагнул
обратно в камеру метро, не обращая внимания на удивленные взгляды
работников станции. Через двадцать минут он был дома.
Принял душ, переоделся, выпил бокал испли и вдруг бессознательно набрал
телекс Купавы, заблокировав обратную связь.
Виом развернулся почти сразу. Перед Мальгиным возник вид до боли знакомой
гостиной Шаламова, а напротив стояла Купава в халатике и с недоумением
смотрела на Мальгина, и, хотя видеть его она не могла, Клим невольно
сделал шаг в сторону, глотая ставшую горькой слюну.
- Слушаю вас, - нараспев сказала Купава с рязанским выговором,
откидывая пушистую прядь волос со щеки. - Включите обратку, я
вас не вижу.
Мальгин молчал, сжав кулаки так, что ногти впились в ладонь. Он увидел
округлившийся живот, изменивший фигуру женщины, ее осторожные движения,
и в голову ударило волной пронзительной тоски и отчаяния. Купава любила
Шаламова и еще ничего не знала о случившемся
- Кто звонит? - повторила Купава, и вдруг выражение ее
лица изменилось. - Клим?.. Ведь это ты, Клим, я знаю. Включи
обратку, я хочу посмотреть на тебя. Почему ты не звонишь?
Мальгин с трудом проглотил ком в горле и выключил виом связи.
Уснул он только под утро, на рассвете.
Глава 2
Заремба встретил Мальгина рассеянным "привет". Он сидел
за пси-вириалом реаниматора с эмканом на голове и, судя по сигнализации
на терминале, работал с вычислителем в режиме интегрального обобщения.
Стобецкого в клинике не было.
- Где Готард? - спросил Мальгин, включая передачу из реанимакамеры.
Виом раскрыл внутренность камеры: сквозь зеленоватый сумрак физиогаза
едва проглядывало тело Шаламова, похожее на скульптуру спортсмена
из позеленевшей бронзы.
- Ушел, - ответил Заремба с запозданием. - Он дежурил
с Ханом всю ночь. Подожди, я сейчас освобожусь.
Мальгин сел рядом, вывел на второй эмкан информацию сторожа состояния,
выслушал мысленный доклад, откинулся в кресле. Эмкан свернулся в гибкий
усик и втянулся в пульсирующую колонну вириала.
Состояние Шаламова не изменилось к лучшему, состояние коллапса -
на грани клинической смерти. Спасатель не реагировал на раздражители,
смену физиогаза, излучателей, стимуляторов и на регулярные сеансы
внутривенного питания. Но за ночь он дважды "всплывал" из
небытия в пароксизме псевдосознания, почти полностью восстанавливая
на несколько минут функции сердечно-сосудистой, вегетативной и центральной
нервной систем. Однако блокада пси-сферы при этом не снималась, то
есть даже с помощью точнейших датчиков не удавалось "снять мысли"
спасателя, уловить, о чем он думает и какая информация скрывается
в глубинах его памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19