Мы не имеем права голоса. Во всей этой стране мы самая угнетенная час
ть населения. Мы не смеем выразить свою волю. Наш язык гниет во рту оттого,
что мы не можем высказаться. В сердцах наших пустота и бессилие.
Люди негритянской расы! Мы несем в себе все богатства человеческого ума
и души. Мы предлагаем самый драгоценный из даров. Но дань эту встречают пр
езрением и издевкой. Наше богатство топчут в грязи и превращают в прах. На
с заставляют выполнять работу более бесполезную, чем работа скота. Негры
! Мы должны восстать и вернуть свое первородство! Мы должны быть свободны
ми!
По комнате пронесся ропот. Возбуждение нарастало до исступления. Доктор
Копленд задохнулся и сжал кулаки. Ему казалось, что он вырастает до гиган
тских размеров. Любовь превращала его грудь в могучие мехи, ему хотелось
закричать так, чтобы его голос разнесся по всему городу. Ему хотелось упа
сть на пол и воззвать громовыми словами. Комната наполнилась криком и ст
онами.
Ц Спаси нас!
Ц Могущественный боже! Выведи нас из смертной пустыни!
Ц Аллилуйя! Спаси нас, господи!
Доктор старался овладеть собой, и вот наконец ему это удалось. Подавив в г
орле крик, он заговорил сильно и отчетливо.
Ц Внимание! Ц обратился он к своим слушателям. Ц Мы спасемся. Но не погр
ебальными молитвами. Не праздностью и не пьянством. Не плотскими утехами
или невежеством. Не покорностью и смирением. А гордостью. Достоинством. Т
ем, что станем сильны и тверды духом. Мы должны копить силы для достижения
своей истинной, высокой цели.
Он внезапно смолк и выпрямился во весь рост.
Ц Каждый год в этот день мы на своем маленьком примере подтверждаем пер
вую заповедь Карла Маркса. Каждый из вас, участников этого сборища, прине
с сюда свой вклад. Многие из вас отказали себе в довольстве, чтобы помочь н
уждам других. Каждый из вас дал сколько сумел, не заботясь о ценности пода
рка, который получит сам. Для нас стало естественным делиться друг с друг
ом. Мы уже давно поняли, что давать Ц гораздо большее благо, чем получать.
В нашем сердце звучат слова Карла Маркса: «От каждого по способностям, ка
ждому по потребностям».
Доктор Копленд долго молчал, словно речь его уже была кончена. Но потом за
говорил снова:
Ц Цель наша Ц пережить мужественно и достойно времена нашего унижения
. Нам есть чем гордиться, ибо мы знаем цену человеческому сердцу и разуму.
Нам надо учить наших детей. Нам надо жертвовать всем, чтобы они могли заво
евать высоты знания и мудрости. Ибо час наш придет. Настанет время, когда б
огатства нашего духа не будут подвергнуты издевательству и презрению. Н
астанет время, когда нам разрешат служить. Когда мы будем трудиться и тру
д наш не пропадет втуне. И цель нашей жизни Ц ждать этого времени с верой
и мужеством.
Речь была кончена. Люди захлопали в ладоши, застучали ногами по полу и по т
вердой, мерзлой земле двора. Из кухни шел запах крепкого горячего кофе. Дж
он Робертс взял на себя раздачу подарков, выкрикивая имена, помеченные н
а карточках. Порция половником разливала кофе из кастрюли на плите. Марш
алл Николлс раздавал куски кекса. Доктор Копленд обходил гостей, вокруг
него сразу же собиралась небольшая толпа.
Кто-то дернул его за рукав.
Ц Это его именем вы назвали вашего Бадди?
Доктор ответил, что да. Лэнси Дэвис не отставал от него ни на шаг, донимая в
опросами. Доктор на все отвечал утвердительно. От счастья он был как пьян
ый. Учить, убеждать, разъяснять своему народу Ц и быть им понятным. Что мо
жет быть лучше? Говорить правду Ц и чтобы ей вняли.
Ц Да, рождество сегодня удалось на славу!
Он стоял в прихожей и прощался с гостями. Без конца пожимал руки, тяжело пр
ивалившись к стене Ц так он устал, Ц только глаза у него были живыми.
Ц Очень, очень тронут…
Последним собрался уходить мистер Сингер. Какой это прекрасный человек!
Белый, а сколько в нем ума и понимания. И ни капли этого подлого высокомери
я. Когда все разошлись, он остался. Будто еще чего-то ждал, хотел услышать к
акие-то решающие слова.
Доктор Копленд приложил руку к горлу: у него саднило гортань.
Ц Учителя, Ц хрипло произнес он, Ц вот в ком самая большая нужда. Вожди.
Те, кто может объединить нас и направить.
После празднества у комнат был голый, ободранный вид. В доме стало холодн
о. Порция мыла на кухне чашки. Серебряная канитель с елки тянулась по полу
, и две игрушки разбились.
Доктор устал, но радостное возбуждение и лихорадка не давали ему покоя. Н
ачав со спальни, он стал приводить дом в порядок. На крышке ящика с картоте
кой валялась карточка Ц история болезни Лэнси Дэвиса. Доктор стал обду
мывать слова, которые он ему скажет; его мучило, что он не может произнести
их сейчас. В хмуром лице мальчика было столько отваги, оно не выходило у д
октора из головы. Он открыл верхний ящик шкафа, чтобы положить на место ка
рточку, и стал нетерпеливо перебирать картотеку по буквам Ц А, Б, В…
Вдруг взгляд его задержался на собственном имени: Копленд, Бенедикт-Мэд
и.
В конверте лежало несколько рентгеновских снимков легких и краткая ист
ория болезни. Он посмотрел снимок на свет. В верхней доле левого легкого с
ветилось пятно, похожее на обызвествленную звезду. А под ним Ц большое т
емное пространство, такое же, как и на правом легком, но повыше. Доктор Коп
ленд поспешно положил снимки обратно в конверт. В руке у него остались кр
аткие заметки, которые он делал для себя. Слова растягивались перед глаз
ами, как резиновые, буквы прыгали Ц он едва сумел их прочесть: «1920. Обызвес
тв. лимфат. желез, очевидное утолщение основания легких. Процесс приоста
новлен, вернулся к работе. 1937 Ц процесс возобновился… рентген показал…»
Он не смог читать дальше. Сперва не разбирал слов, а потом, когда прочел, не
понял смысла. В конце стояло: «Прогноз: не знаю».
Его снова охватила знакомая черная ярость. Наклонясь, он с силой выдвину
л нижний ящик. Беспорядочная груда писем. Записки от ассоциации «За прог
ресс цветного населения». Пожелтевшее письмо от Дэзи. Записка от Гамильт
она с просьбой дать полтора доллара. Что он тут ищет? Он долго ворошил бума
жки и наконец с трудом расправил спину.
Зря потерял время. Целый час.
Порция чистила картошку. Она сгорбилась над кухонным столом, и лицо ее вы
ражало страдание.
Ц Держи прямо спину! Ц сердито прикрикнул отец. Ц И прекрати это нытье.
Так распускаешь сопли, что смотреть на тебя тошно.
Ц Я просто вспомнила Вилли. Конечно, письмо опаздывает всего только дня
на три. Но некрасиво с его стороны заставлять меня волноваться. Да это на н
его и не похоже. У меня дурные предчувствия.
Ц Потерпи, дочка.
Ц Ну да, ничего другого не остается.
Ц Мне надо обойти нескольких больных, я скоро вернусь.
Ц Ладно.
Ц Все будет хорошо, Ц посулил он.
Под ярким, но не греющим полуденным солнцем весь его душевный подъем про
шел. Голова снова была занята болезнями пациентов. Воспаление почки, вос
паление оболочки спинного мозга, туберкулез позвоночника… Он взял заво
дную ручку с заднего сиденья машины.
Обычно доктор просил завести машину кого-нибудь из проходивших мимо нег
ров. Люди всегда были рады ему услужить. Но сегодня он сам вставил ручку и
с силой ее повернул. Отерев пот с лица рукавом пальто, он поспешно уселся з
а руль и поехал.
Многое ли из того, что он сегодня сказал, было понято? Какая от этого будет
польза? Он вспоминал свои слова, и ему казалось, что они вяли на глазах, тер
яя всякую силу. Зато непроизнесенные слова тяжким грузом давили ему груд
ь. Они рвались у него изо рта и мучили его. Страдальческие лица людей его н
есчастного народа теснились у него перед глазами. Он медленно вел машину
по улице, и сердце его замирало от гневной, неуемной любви.

5

В городе не помнили такой холодной зимы. На стеклах блестел иней, и крыши д
омов белели от изморози. Зимний день тлел туманно-лимонным светом и отбр
асывал нежно-голубые тени. Лужи на мостовой покрывались ледяной корочко
й; поговаривали, будто на второй день рождества всего в десяти милях к сев
еру выпало немножко снега.
С Сингером произошла странная перемена. Он часто совершал дальние прогу
лки: раньше, в первые месяцы после отъезда Антонапулоса, они помогали ему
отвлечься. Во время этих прогулок он вышагивал целые мили по всему город
у. Он бродил по густозаселенным улицам вдоль реки, где сейчас царила еще б
ольшая нищета, потому что с работой на фабриках в эту зиму было негусто. У
многих в глазах читалась гнетущая тоска. Людей вынудили к безделью, и они
томились. Проснулась жадная тяга к новым вероучениям. Некий молодой чело
век, работавший на фабрике у красильного чана, вдруг объявил, что в нем про
будилась великая святая сила и его долг возвестить людям от божьего имен
и новые заповеди. Этот молодой человек открыл молельню, и по ночам сотни л
юдей приходили к нему, катались по земле и трясли друг друга, веруя, что им
является нечто свыше. Не обошлось и без кровопролития. Женщина, которая н
е могла заработать себе на хлеб, заподозрила, что мастер обжулил ее на раб
очих жетонах, и воткнула ему в горло нож. В крайний дом на одной из самых ни
щих улиц въехала негритянская семья, и это вызвало такой взрыв возмущени
я, что соседи дом сожгли, а негра избили. Но это были только отдельные вспы
шки. По существу же ничего не менялось. Забастовка, о которой поговаривал
и, так и не началась, потому что люди не смогли сговориться. Все было так же,
как раньше. Даже в самые холодные вечера аттракционы «Солнечного Юга» бы
ли открыты для посетителей. Люди, как всегда, мечтали, ссорились и спали. И
по привычке не позволяли себе задумываться, заглядывать в темную неизве
стность за пределами завтрашнего дня.
Сингер бродил по широко раскинутым вонючим городским окраинам, где скуч
енно ютились негры. Здесь было больше веселья, но больше и драк. В переулка
х часто стоял резкий приятный запах джина. Теплые, сонные отсветы очага р
умянили оконные стекла. Почти каждый вечер в церквах происходили сборищ
а. Удобные маленькие дома стояли посреди бурых лужаек, Сингер прогуливал
ся и мимо них. Здесь дети были здоровее и дружелюбнее к чужим. Сингер броди
л и по богатым кварталам. Тут высились величественные старые особняки с
белыми колоннами и замысловатым кружевом кованых оград. Он проходил мим
о больших кирпичных вилл, где на аллеях, ведущих к подъезду, сигналили авт
омобили, а из каминных труб пышно стлался по небу дым. А оттуда Ц к городс
кой черте, куда выходили из пригородов улицы; в тамошних лавках торговал
и всякой всячиной, туда по субботам съезжались фермеры Ц посидеть вокру
г печки и обменяться новостями. Он часто бродил по четырем ярко освещенн
ым кварталам делового центра, а потом сворачивал в пустынные переулки. Н
е было такого уголка, которого Сингер не знал бы. Он смотрел, как желтые кв
адраты света падают из тысяч окон. Прекрасны были зимние ночи. Небо сияло
холодной лазурью, и в ней ярко горели звезды.
Теперь во время таких прогулок с ним часто разговаривали прохожие. Он пе
резнакомился с самыми разными людьми. Если к нему обращался чужой, Синге
р подавал ему свою визитную карточку, чтобы объяснить, почему он молчит. Е
го скоро узнал весь город. Он ходил очень прямо и всегда держал руки глубо
ко в карманах. Казалось, от его серых глаз ничто не может укрыться, а лицо в
ыражало глубочайший покой, что часто бывает у людей очень мудрых и очень
печальных. Он всегда был рад постоять с тем, кто искал его общества. Ведь, в
конце концов, он просто бродил без всякой цели.
И вот постепенно о немом пошли по городу самые разные толки. В прежние год
ы, когда он жил с Антонапулосом, они вместе ходили на работу и с работы, а в о
стальное время сидели вдвоем у себя в комнате. Тогда ими никто не интерес
овался, а если люди и обращали на кого-нибудь из них внимание, то больше на
толстого грека. Сингера в те годы никто и не помнил.
Итак, слухи о немом шли густо и самые разноречивые. Евреи говорили, что он
еврей. Лавочники на Главной улице утверждали, будто он получил большое н
аследство и теперь очень богат. В одном запуганном властями профсоюзном
комитете текстильщиков шепотом передавали, что немой Ц организатор из
КПП. конгрес
с производственных профсоюзов
Одинокий турок, который забрел много лет назад в этот город и с тех п
ор изнывал здесь, торгуя в лавчонке полотном и холстиной, страстно убежд
ал жену, что немой Ц турок. Он доказывал, что, когда он заговорил с ним на св
оем родном языке, тот его понял. И, говоря об этом, он словно оттаивал, забыв
ал переругиваться с детьми и был полон сил и энергии, планов на будущее. Ка
кой-то деревенский старик утверждал, будто немой Ц из одного с ним округ
а и отец немого собирал лучший урожай табака во всей округе. Вот какие пер
есуды шли вокруг Сингера.

Антонапулос! В душе Сингера неотступно жила память о друге. По ночам, когд
а он закрывал глаза, лицо грека выступало из темноты Ц круглое, лоснящее
ся, с мудрой ласковой улыбкой. В его снах они всегда были вместе.
Прошло больше года с тех пор, как друг уехал. Год этот не показался Сингеру
ни чересчур долгим, ни чересчур коротким. Скорее у него было выключено об
ычное ощущение времени, как у пьяного или у человека в полудреме. За кажды
м прожитым часом всегда стоял Антонапулос. И эта скрытая жизнь с другом м
енялась и шла попутно с тем, что происходило вокруг. В течение первых меся
цев он больше думал о страшных неделях перед тем, как грека забрали, Ц о н
еприятностях, связанных с его болезнью, о вызовах в суд, о своих мучительн
ых попытках обуздать причуды друга. Он думал о том времени, когда они с Ант
онапулосом были несчастны. Особенно преследовало его одно воспоминани
е из далекого прошлого.
У них не было друзей. Изредка они встречались с другими глухонемыми Ц за
десять лет они познакомились с тремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46